Затмение (СИ) - Мороз Андрей

…Приглядываюсь к Вотану-Мишане.

Он, похоже очень старается выглядеть невозмутимым, бесстрастным и незыблемым как скала, но каблуком видавшего виды — почти вдрызг разбитого берца, по бревну плота все-таки часто и нервно притоптывает. Почти незаметно со стороны и видать — абсолютно неосознанно. Переживает за бабушку, любящий внук? Ну, надо же! Что же тогда не озаботился её существованием раньше? Что-то помешало? Хорошо бы и мне узнать о том…

Длинный козырек защитного цвета кепки — укрывает в тени верхнюю половину его лица.

Плоты мягко стукаются платформами — с явным намерением снова разойтись как в море корабли.

Сопровождающие лидеров бойцы — торопливо вгоняют шесты в мягкое илистое дно поперек течения, фиксируя свои плавсредства.

Позади моего оппонента — по краям, управляя движением плота — потеют и шумно сопят с непривычки двое. Долговязый, мосластый и мрачный — заметно дерганный и неуравновешенный черноглазый тип с какой-то прямо волчьей мордой, выбитым передним зубом и беспокойными жадно-голодными глазами стервятника. И резко контрастирующий с ним — спокойный как удав, коренастый и плосколицый смуглый здоровяк, ярко выраженной азиатской внешности с непропорционально длинными руками, оканчивающимися гипертрофированными кулачищами — размером чуть меньше волейбольного мяча, покрытыми мелкими шрамами и наголо обритой бугристой башкой. С топорюгой — очень близким родственником топора Шептуна. На правых скулах у обоих — идентичные свежие ожоги в форме латинской буквы V. Вот ведь бабуины неприятные!

Оба четвертого уровня. Вполне неплохо.

— А это у них знаки различия — вместо лычек на погонах? — в качестве приветствия интересуюсь происхождением странных клейм на лицах Мишаниных преторианцев.

— Типа того, — хмыкает он, — Унифицируемся понемногу. В армии порядок должен быть во всем.

— Это да! Помню, помню как в учебке хлоркой форму клеймили. А у тебя значит — армия? — с искренним интересом интересуюсь у него, размышляя о том, что может означать сия V?

…V значит — Вотан, Виктори, Вендетта?

Месть всему миру?

— «Я мстю — и мстя моя страшна»! — противным голосом, видно думая о том же — декламирует в нашем чате мой волосатый друг — продвинутый не только в истории кинематографа, но еще и в мультипликации оказывается.

— Ну что-то вроде, — ухмыляется Вотан-Мишаня из-под козырька своего милитари-кепи.

Снимает кепку и широко растопыривает длинные, жилистые, как из веревок свитые руки — словно одновременно вознамеривается заключить нас троих в свои обьятья. И весь мир до горизонта — заодно уж, подгрести к себе поближе…

Не только руки — он весь похож на прочный и жилистый стальной канат.

Сорок плюс-минус немного. Высокий, широкоплечий, поджарый и быстрый!

Пронзительные, светло-зеленые и водянистые, наглые и умные глаза на темном лице. Сероватого оттенка — несмотря на природную смуглость или приобретенный загар.

Светловолосый, со сломанным — сбитым набок носом и почти симметрично рассеченными бровями бывалого боксера.

От угла чуть кривоватого рта — к уху змеится старый рваный шрам. Не то от кастета, не то от осколка.

Хищный крючковатый ястребиный нос. Такой же пронзительный взгляд.

Еще один широченный шрамина, на виске — уходит глубоко в коротко стриженные «под площадку», пшеничные волосы с обильной проседью. Жестко выраженные носогубные складки и крепкая нижняя челюсть. Тоже посеченная где-то в далеком прошлом.

Да — попинало этого кренделя нехило. С такой пухлой медицинской карточкой как у него — волей-неволей станешь злым и нервным!

Чуть наклонив голову набок, он в свою очередь — тоже оценивающе изучает меня из-под опаленных рыжих ресниц.

В какой-то момент — наши траектории взаимного осмотра неизбежно пересеклись.

И мы оба — в открытую, пообстоятельней приценились к визави…

Странно, но никакого напряжения между нами нет. Я даже отчетливо различаю его расположение ко мне.

Почти физически ощущаю уверенный — можно сказать слишком уверенный — холодный и проницательный взгляд.

Наглый тип, но не из тех наглых — молодых да ранних, которые такие только потому, что не сталкивались ни с чем по-настоящему жестким и суровым. Которых по причине молодости жизнь тупо научить не успела. Стоящему передо мной на покачивающемся плоту персонажу — она давно уже выдала аттестат зрелости. Вотан прошел школу жизни с очень и очень углубленным изучением некоторых предметов — это было совершенно ясно.

Вдоволь насмотревшись и что-то обо мне тоже для себя поняв — Мишаня осветился улыбкой прямо до ушей, словно своих единокровных близнецов после долгой разлуки встретил.

Память тут же услужливо подсказывает мне еще об одной встрече на плоту. Когда впоследствии канонизированный в святые — бастард, будущий креститель Руси — пыранул своего законнорожденного легитимного брата князя на таком же плавсредстве посреди Днепра.

Ну тут, хвала демиургам — не Днепр и нам с Мишаней — Киевский престол не делить — авось и без такого экшна обойдемся.

Осторожно и аккуратно переступая, чтобы не перевернуть плоты — сближаемся.

Каждый остается на своем плавсредстве, но неподалеку от другого.

— А чего своих зомбо-гоблинов в эскорт не взял? — снова интересуюсь я, — Или они настолько недалекие, что и с плотом не способны справиться? Зато ходят слухи, что они у тебя ручными стали…

— А зря ты так. — очень открыто улыбается он, — Возможно, они не столь сообразительны, как мы с тобой или наши «офицеры», но им того и не надо. Зато это идеальные солдаты! Потому что совсем безмозглые, — еще шире осклабливается Вотан, — И соответственно — бесстрашные. В прямом смысле этого слова. Тупые жутко, но исполнительные и безропотные. Я всю жизнь воюю — ничего подобного даже близко не видел! Да и дисциплинированные — просто до невозможности. Никогда бы сам не поверил. Прикажу — на мину жопой сядут. Тут же. Без сомнений. А командиров, соображающих за них — у меня тоже в достатке. — и кивает за широкое плечо на сопровождающих: волчьемордого «стервятника» и азиатского «удава»

— Хрустальная мечта любого полководца и правителя, — без тени иронии — действительно на полном серьезе, соглашаюсь я. — Фартовый ты, смотрю, Мишаня! Как же тебе такое удалось? Вон — целая армия идеальных бойцов под тобой. Чем ты их нежные сердца зацепил?

— Не тебе — мой фарт мерять! — построжал он, проигнорив вопрос — не поведясь на лесть и не пожелав хвалиться. — Считай, что природной красотой своей чистой души, покорил и обаял. — Бабку покажешь?

— Вон там у портала стоит. Как знал… — повожу за спину рукой я. И кричу в сторону островка

— Ольга покажитесь нам с Лидией Михайловной, плиз!

Засветившийся как лампочка Мишаня — прямо как пацаненок из автобуса, увозящего его в пионерлагерь — машет любимой бабушке рукой. Неосознанно делает шаг вперед — поближе к ней. Почти на самый край своей платформы. Плот заволновался, заиграл и опасно дернулся — чуть не выскочив у него из-под ног. Вздрогнув, но по-кошачьи ловко удержавшись от падения — Вотан быстро отступает к центру. Дергает щекой и кадыком.

Деликатно смотрю в сторону вниз по течению. Шептун с Сербом, как и их оппоненты — увлечены шестами и неподвижностью своих платформ, впрочем ни на миг не выпуская из вида потенциального противника.

А чего было не проявить любезность? Ничего личного — онли бизнесс.

Пока сей Вотан — является повелителем орды свирепых, безмозглых и безжалостных существ — мне он нужен расположенным в нашу сторону — хоть немного больше, чем ко всему остальному миру.

Глава девятая. Земля. Май

— А сейчас предлагаю перейти к уточнению условий обмена! — вдоволь насмотревшись в сторону бабы Лиды, «возвращается к нам» Мишаня.

И переходит на внутреннюю голосовую связь. Наверное, не хочет показывать слабость и свои болевые точки подчиненным громилам. Для меня-то они уже не секрет.

— Мы с тобой друг-другу дорогу не переходили, Горан. Даже больше — ты спас самое дорогое, что у меня есть. Один из твоих — парнишка молодой, рассказал, как ты её подобрал — без всякого для себя интереса и выгоды. Обузу взял. Куска хлеба бесполезной бабке не пожалел. Это судьба — наверное. Уже сказал — она моё самое дорогое. Вернее даже — единственное, что у меня было в этом мире. Я тебе благодарен. Тоже единственному человеку — и в этом городе и этом сраном мире. Потому и откровенен с тобой… — он характерно кривит ртом и морщится, — И сейчас я хочу закрыть свой долг перед тобой. Все будет честно и без подлостей с моей стороны. Можешь не беспокоиться… К тому же: лично для меня — твой козырь перевешивает мои. Я за нее и всю Сибирь с Уралом вырезал бы! А у этих — кивает он за спину, — я теперь и царь и бог и воинский начальник. Так что — поменяемся честно. — и подумав добавляет — Я даже отдельно позаботился, чтобы мои звери ваших женщин не изнасиловали. Цени!