– Напротив – кури и вспоминай о нем! – возразил Арагорн. – Теоден обладал поистине благородным сердцем. Он был великим Королем и сдержал клятву. Он поднялся над Тенью, и последнее его утро было ясным. Служба твоя оказалась краткой, но ты должен хранить благодарную память о ней до конца дней своих, ибо ты сподобился великой чести!
Мерри грустно улыбнулся:
– Что ж, ладно… Если только Бродяга добудет мне все необходимое, я, так и быть, не откажусь. Стану курить и размышлять. Вообще–то у меня в мешке было курительное зелье, причем самое отборное, Саруманово, но куда подевался мешок, лучше не спрашивайте – ни за что не вспомню!
– Достопочтенный Мериадок! – сдвинул брови Арагорн. – Если ты думаешь, что я прошел сквозь горы и проложил себе мечом и огнем дорогу к Морю только для того, чтобы доставить щепотку зелья беспечному вояке, который умудрился обронить на поле боя походную сумку, – ты сильно ошибаешься! Не можешь отыскать свою котомку – обратись к здешнему Знатоку зелий. Он сообщит тебе, что сведений о достоинствах требуемого растения у него нет, но что в народе оно называется Западным, в науке известно как галенас [579], а на других языках, еще более ученых, зовется так–то и так–то. Потом он угостит тебя парочкой полузабытых заклинаний, которых и сам хорошенько не понимает, и, наконец, с сожалением уведомив, что в Обителях Целения такого зелья нет и никогда не было, удалится, оставив тебя размышлять над мудреными судьбами слов и названий. Я же, с твоего разрешения, пойду и предамся тому же, что и ты, потому что на такой постели, как твоя, в последний раз я нежился не позднее чем в Дунхаргской Крепости. К тому же я не ел со вчерашнего утра.
Мерри схватил и поцеловал руку Арагорна.
– Мне ужасно стыдно! – воскликнул он. – Иди поскорее отдыхать! Вот ведь что получается: как сели мы тебе на шею тогда в Бри, так все никак и не слезем! Но так уж наш брат хоббит устроен, что в серьезные минуты у нас на языке одни пустяки. Мы всегда говорим совсем не то, что хочется, – а почему? Потому что боимся сказать лишнее. Когда нету места шуткам, мы сразу теряемся…
– Знаю, – сказал Арагорн. – Иначе не платил бы тебе той же монетой. Да здравствует неувядающий дух Заселья!
Поцеловав Мерри, он вышел. Гэндальф последовал за ним.
Пиппин остался с Мерри.
– Ну скажи, кого сравнить с Арагорном? – вздохнул он, проводив взглядом уходящих. – Разве что Гэндальфа! Мне кажется, они в чем–то сродни… Кстати, простофиля ты мой драгоценный, твоя сумка здесь, под кроватью, и во время разговора Бродяга прекрасно ее видел. Когда мы встретились, она была у тебя за спиной! Но у меня и у самого кое–что осталось. Не побрезгуй! Долгодольское зелье, высший сорт! Набивай трубочку, а я сбегаю поищу, чем подкрепиться. Пора спускаться на землю! Мы, Тукки и Брендибэки, в небесах долго не выдерживаем… Вершины не про нас.
– Не про нас, – признался Мерри. – Во всяком случае, пока. Уж не про меня – это точно… Но зато мы теперь их видим, эти вершины, и чтим их, правда? Я думаю, каждый должен любить то, что ему положено по его чину, и не мучиться. Надо же с чего–то начинать, надо иметь корни – а чернозем у нас, в Заселье, хороший, и глубина – в самый раз!.. Но есть вещи и глубже, и выше. Если бы их не было, никакой Старикан Гэмги не смог бы мирно копаться в своем огороде, что бы он сам про это ни думал! Хорошо, что я хоть одним глазком глянул наверх… Не пойму только, с чего это я так разговорился. Дай–ка мне скорее щепотку зелья и достань, пожалуйста, трубочку из моего мешка, если она в целости!
Тем временем Арагорн и Гэндальф направились к Главному Управителю Обителей Целения и посоветовали ему подольше не отпускать Фарамира и Эовейн и окружить их особым вниманием.
– Королевна Эовейн вскоре пожелает подняться с постели и покинуть Обители, – предупредил Арагорн, – но, если Целителям удастся ее удержать, надо, чтобы она пробыла у вас хотя бы с десяток дней.
– Что касается Фарамира, – прибавил Гэндальф, – вскоре ему так или иначе станет известно, что отец его умер. Но правда о безумии Наместника до времени должна быть скрыта от его сына. Он не должен знать ее, пока не поправится и не приступит к своим новым обязанностям. Проследите, чтобы свидетели – Берегонд и периан – не проговорились.
– А второй периан, по имени Мериадок? Он тоже пока еще находится под моей опекой, – напомнил Управитель.
– Скорее всего, завтра он сможет встать. Разрешите ему, если попросит. Может, под присмотром друзей, даже погулять по саду.
– Сколь живучее племя! – подивился Управитель, качая головой. – Прочностию они подобны кремню!
У входа в Обители между тем собралась толпа, желавшая видеть Арагорна, и, когда он появился, все устремились следом. Едва успел он встать из–за трапезы, как люди окружили его с просьбами: кто умолял исцелить родича, кто – друга, умирающего от ран или пораженного Черной Немощью. Тогда Арагорн встал, и вышел к толпе [580], и послал за сыновьями Элронда, и до поздней ночи они втроем врачевали и целили несчастных. По городу разнеслась молва: «Король! Король вернулся!» Скорые на язык гондорцы в первый же день прозвали Арагорна Эльфийским Камнем – по зеленому камню, сверкавшему у него на груди. Так подтвердил его собственный народ имя, предреченное Арагорну в колыбели.
Когда же силы покинули Арагорна, он завернулся в плащ, незаметно ушел из города, вернулся в свой шатер и заснул на краткое время. А рано утром на Белой Башне взвился флаг Дол Амрота – белый корабль на синей воде, подобный белому лебедю, и все дивились, глядя на Башню и гадая: вправду город их посетил Король или то было видение?
Глава девятая.
ПОСЛЕДНИЙ СОВЕТ
Настало первое утро после битвы, и было оно ясным. По небу плыли легкие облака, ветер сменился на восточный. Леголас и Гимли, поднявшись чуть свет, испросили разрешения покинуть военный стан – им не терпелось подняться в Город и повидаться с Мерри и Пиппином.
– Рад был узнать, что они живы, – говорил Гимли. – Натерпелись мы с ними горя в роханских степях! Жаль было бы, если такие труды и пропали бы впустую!
Эльф с гномом рука об руку вошли в Минас Тирит, и горожане на улицах дивились, видя столь странную пару. Леголас был прекрасен лицом, как ни один человек никогда не был и не будет. Он шел по утренним улицам, напевая какую–то эльфийскую песню чистым, звонким голосом, а Гимли тяжело шагал рядом, поглаживая бороду и глазея по сторонам.
– В работе с камнем они понаторели, – сделал он заключение, внимательно осмотрев стены домов. – Но кое–где кладка могла бы быть получше, да и камни мостовой я бы пригнал ровнее. Когда Арагорн примет здешние дела, надо будет предложить ему службу каменщиков из Одинокой Горы. Тогда у него будет столица всем на зависть!
– Тут слишком мало садов, – посетовал Леголас. – Эти дома мертвы. Здесь недостает зелени, которая росла бы и радовалась солнцу. Если Арагорн действительно примет здешние дела, Лесной Народ пришлет ему в дар певчих птиц и деревья, которые никогда не умирают…
Наконец они предстали перед князем Имрахилом, и Леголас, взглянув на него, поклонился в пояс, ибо признал в князе эльфийскую кровь.
– Приветствую тебя, о князь! – воскликнул он. – Давно покинули рощи Лориэна соплеменники Нимродэли, но, видимо, не все они отплыли из гаваней Амрота на запад [581], за Море!
– Наши легенды говорят то же самое, – ответил князь. – И все же вот уже много лет не видели мы у себя сыновей благородного племени эльфов, и я дивлюсь нашей встрече в эти дни войны и скорбей. Что привело тебя сюда?
– Я – один из Девяти, что начали свой путь из Имладриса, ведомые Митрандиром, – молвил Леголас. – А прибыл я сюда вместе с моим другом, гномом Гимли, и Повелителем Арагорном. Мы хотим видеть наших друзей – Мериадока и Перегрина, которые, как говорят, находятся под твоей опекой.
