Слишком много врагов (СИ) - Розанов Вадим Вадимович

- Вот и ты смеешься. А, знаешь, как генерал хохотал, когда я перед отъездом рассказал ему об этом? Потом, правда, перестал, задумался и сказал, что, скорее всего, все же не будет пытаться ее вербовать - слишком, мол, импульсивная, непредсказуемая и нетривиально мыслящая натура. Ну и слава Богу. А то еще втянут ее в какие-нибудь неприятности. Там коньяк-то еще остался? Давай, наливай, выпьем за ее счастье!

Так и коротали дорогу. Странная вещь, совместная поездка на поезде часто провоцирует людей на невероятные откровения, а уж каких только историй не слышали вагоны дальних поездов. Жаль, не умеют они их хотя бы записывать.

Однако уже в Омске заголовки газет привлекли внимание Федора и не отпускали до конца пути.

А что вы хотите, если крупными жирными буквами на первых страницах всех газет было напечатано:

"Беспорядки в Киеве! Убитые и раненые на Крещатике и в районе университета! Удалась ли попытка переворота? Где Верховный гетман и жив ли он?"

Глава одиннадцатая

В Киеве уже давно было нехорошо. Разочарование от итогов польской войны, подготовка к которой в течение ряда лет поглощала все основные силы страны, получило в качестве существенного дополнения откровенное непонимание целей войны монгольской, как практически сразу стали называть операцию армейской группы НКР в этой стране. Крупной ошибкой Верховного было то, что он не дал людям времени осознать новую реальность, а своей пропаганде - как следует вдолбить им в голову всю ту чушь, которой пытались объяснить неожиданный союз Киева с Ургой. Все же война - дело серьезное, она меняет образ мысли людей, приоритеты, вносит новые реалии в повседневную жизнь даже тех, кто непосредственно не воюет на фронте. У кого-то из соседей или знакомых кто-то ушел воевать и за него беспокоятся дома, а кто-то из известного тебе круга оказался ранен, или даже погиб. Газеты и документальное кино приближают далекую войну к домам людей, растут цены и становятся недоступными привычные товары - и это тоже следствия войны. И вот, не дав людям выйти из атмосферы одной, Верховный погрузил их в состояние другой войны. Причем существенное различие между ними состояло в том, что задачи и цели польской войны народу были понятны, а вот монгольской...

И не было поэтому особой радости у людей даже после известий о завершении окружения японской группировки. А тут еще и интервью японского командующего...

Через пару дней после его публикации на Крещатик вышла небольшая - всего человек 10 - группа женщин с плакатами, на которых было написано:

"Долой войну! Я не хочу, чтобы моего сына съели в Монголии!"

Их, как водится, быстро прибрали в полицию, но было уже поздно. Жуткая фраза очень быстро стала известна практически повсеместно и очень точно отразила преобладающее отношение в обществе к монгольской авантюре. Вариации на эту тему были самые разные, но главное состояло в том, что затея Верховного была окончательно и бесповоротно скомпрометирована.

Никакая правительственная контрпропаганда уже не работала, над ней в лучшем случае смеялись, в худшем же могли и морду пощупать. Попытки представить общественности нескольких героев боев в пустыни кончились еще хуже. Тему каннибализма перебить было невозможно. Причем в наиболее радикальных комментариях речь шла уже не о каннибалах-японцах, а о людоедских наклонностях собственной киевской власти.

В первые дни Верховному даже боялись докладывать о происходящем. Сам он уже давно не читал никаких газет, а обзоры прессы опытные сотрудники его администрации составляли так, что свежий человек, прочитав их, решил бы, что речь идет о каком-то совершенно ином, не известном ему государстве. Такой подход, конечно, только усугублял глубину заблуждений, в плену которых находился Верховный, и провоцировал его на не понятную непосвященным лицам острую реакцию на любую критическую или просто даже объективную информацию, которая иногда все же случайно его достигала.

Так, примерно, получилось и с темой каннибализма.

Верховный в этот день присутствовал на открытии художественной выставки. Естественно, все работы прошли предварительный отбор. Помимо традиционного большинства жизнеутверждающих картин реалистической направленности, где женщина была женщиной, трактор - трактором даже с заводской эмблемой, а все ордена убеленного сединами генерала были прописаны в деталях и правильной последовательности, на выставке уголок отдали и абстрактной живописи, то есть такой, где определить суть изображенных предметов уже не представлялось возможным. Но ярко, сочно и показывает, что и в Киеве не чужды современным тенденциям в живописи.

Но кто же знал, что один из нетрадиционалов умудрится вечером накануне открытия прямо на выставке намалевать полотно, на котором какой-то узкоглазый карлик ножом и вилкой разделывает на блюде фигуру в форме, очень напоминающей традиционную для войск НКР. Да еще и развернул ее на подрамнике прямо перед приближающимся Верховным с сопровождающими лицами.

Тот вообще-то начал морщиться еще издали, когда просто увидел непонятные яркие пятна, а на полотно, которое к тому же еще и название соответствующее имело - "Монгольский обед", просто уставился в полном оцепенении, а потом задал художнику вопрос:

- Это что значит?

А у того ясное дело язык подвешен, он и разразился спичем минут на 15 с разъяснением общего замысла картины, упоминанием и женщин на Крещатике, и японского генерала. Говорил бы и дольше, но у Верховного по ходу прослушивания, совмещенного с просмотром картины, тоже возникло желание высказаться.

Начальную часть его вопля - "Пи.....сы!" - отчасти попытаться воспроизвести еще можно, остальное не стоит. Так что покинул он выставку, кстати, закрытую уже в тот же вечер навсегда (и тракторы с генералами не помогли), стремительно и вернулся во дворец, где начал творить расправу скорую и жестокую.

Со своими местами рассталось все руководство Канцелярии Верховного, пресс-служба в полном составе, военный гетман, половина руководства варты и почему-то главный аграрий в правительстве. Дальше увольнения пошли волнами и затронули многих. Такое случалось и раньше, характером Верховный был крут, что уж там говорить, но в этот раз была одна неприятная особенность.

Кланы в госаппарате и армии - вещь обычная. Складываются они, отчасти, спонтанно, но чаще вполне закономерно: люди вместе учились или начинали служить, по земляческому или национальному принципу. Общие воспоминания юности, как правило, крайне важны. Трудно понять, чем отличаются курсанты одного выпуска военного училища или студенты с одного курса от своих сверстников с соседних курсов, но то ли практически первый совместный опыт "взрослой" жизни, то ли что-то иное становится для многих критерием надежности и деловых качеств человека: как же, он учился вместе со мной! А, значит, не подведет, достоин продвижения и вообще личность в высшей степени надежная. Тут главное, чтобы кто-то один сумел закрепиться на серьезном месте, а дальше однокурсники подтянутся. Ну, или те, с кем пересекался позже по совместной работе или службе. Иногда получается очень смешно, когда выпускники одного курса профильного ВУЗа начинают вдруг рулить целой отраслью.

В данном случае, так и получилось. Снятый со своего поста непонятно за что военный гетман сидел на своем месте до этого лет 10 и успел подтянуть на все ключевые посты своих однокашников по 1-му Московскому пехотному училищу. Верховному, кстати, это не очень нравилось, и он часто ворчал, подписывая очередное генеральское назначение: опять кацапов продвигает! А где наши хлопцы?

Вот он и поставил теперь во главе военного ведомства своего "хлопца". Больших успехов в военном деле тот никогда не демонстрировал, но сумел уже давно проникнуть в ближний круг Верховного, часто сопровождал его на охотах и дивно пел на последующих посиделках протяжные украинские песни. Надежный парень, на все 100.