Ненасыть - Сон Ирина

Слова производят прямо-таки волшебный эффект. Михась моментально меняется в лице, опускает автомат и оборачивается с изумленным:

– А?

Серому тоже хочется округлить глаза и сказать с глупым видом: «А? Михась тут убивать собрался, если ты не заметил!»

– Ну да, – продолжает Василек, оскорбленно скривив губы. – Конечно, у тебя тут беременная жена, рабы, а я шарахался неизвестно где и… и вообще!

Выдав этот спич, он разворачивается и идет обратно в деревню, надменно вскинув голову. Все смотрят ему вслед, потеряв дар речи. Тимур и Олеся издают странный звук: то ли испуганный писк, то ли изумленное кряканье. А Михась, досадливо цедит в сторону хозяев: «Ладно, черт с вами!» и бросается за другом.

– Василий, ты куда это? Василий, стоять! Стой, кому говорю?!

А в спину им летит тихий голос Зета:

– Бойтесь своих желаний, Михаил Денисович. Их простота слишком сложна, а спор… Стать рабом вы всегда успеете.

Михась не слышит – он догоняет, хватает Василька за локоть, но тот выдирается, обжигает злющим взглядом так, что пробирает даже Серого, и орет в полный голос:

– С какой это стати я должен тебя слушаться, а? У тебя теперь вон, целый табун! И Прапор, и беременная жена, и эти два мажора! А я буду свободен, словно ветер! Вот наберу воды – и свалю отсюда к чертовой бабушке!

Он разворачивается, выдирается, но Михась хватает его за косу, наматывает ее на руку и отвешивает смачную оплеуху. Василек дает сдачи. Завязывается драка.

– И пусть только смерть разлучит вас! – говорит Тимур с умилением и получает подзатыльник от Прапора. – Ай! За что?

– За длинный язык, – отвечает Прапор и поворачивается к хозяевам, флегматичным донельзя. – Извините, пожалуйста. Мы пойдем.

– Тимур Ильясович, и вы не хотите нас благодарить? – с искренним огорчением спрашивает Юфим и откидывается назад, сильнее наваливаясь на Зета. Черты его лица расплываются, вновь не давая рассмотреть все целиком, видно только испарину и нехороший бледный цвет лица.

Серый сглатывает и чувствует, как с этим глотком в живот падает колючий комок. Страх поднимает голову, пробивается сквозь навеянное спокойствие. «Мне привиделось», – уговаривает себя Серый, но не получается. Он видит, что Тимур бледнеет, видит Олесю, которая смотрит на Михася и Василька, испуганно прижав руки к щекам. Она нервно кусает губы, переминается с ноги на ногу – одним словом, ей так и хочется вмешаться, но никто не двигается с места, поэтому и она тоже просто наблюдает со стороны. Живая, а ведь совсем недавно была мертвой.

– Я… Конечно, я хочу, – тянет Тимур, а потом выдыхает и кивает уже решительнее. – Только не знаю, как отблагодарить за такое. Ведь сыграть на виолончели будет недостаточно?

В последнем вопросе Серому чудятся заискивающие нотки. Близнецы переглядываются, и Юфим качает головой, уже куда более радостный, чем пару минут назад.

– Боюсь, что так. Пойдемте с нами, Тимур Ильясович. Не стоит волноваться, мы задержим вас всего лишь до завтрашнего утра, – они коротко кивают Серому и Прапору, отвешивают изящные поклоны Олесе. – До встречи. Олеся Дмитриевна, завтра утром мы ждем вашу благодарность.

Стоит только Юфиму и Зету завладеть вниманием девушки, как она тут же расслабляется и расплывается в безмятежной улыбке. Серый трет лоб и уши, отводит взгляд, чтобы не зацепило и его. Страх вроде бы переборол гипноз, и голова соображает почти ясно, но все равно расслабленность и легкость не уходят до конца, а от хозяйских улыбок мир становится ярче и лучше.

– Да-да, конечно… – бормочет Олеся.

В последний раз оглянувшись на нее и Серого, Тимур уходит вместе с близнецами. Серому почему-то даже не хочется проследить за ними, хотя в животе ворочается нехорошее предчувствие. Прапор же разнимает Михася с Васильком и ведет всех домой, словно бы не замечая, что Тимура нет.

Василек капризничает и дуется ровно до ворот. А потом замолкает, и вид у него становится предобморочный. Михась с Серым подхватывают его под руки и усаживают на низенькую лавочку. Пепельно-бледный Василек хватает воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба, трясет головой, проводит по лицу дрожащими руками, стирая остатки морока. Сгибается и, чуть отдышавшись, выдыхает в шоке:

– Это что такое было?!

– Хозяева, – отвечает Серый и нервно смеется – тон выходит таким, словно одно-единственное слово способно все объяснить.

Василек смотрит. Губы у него скачут, в темных глазах загораются огоньки подступающей истерики.

– А где Руслан? Где остальные?!

– Отправились на Кудыкины горы воровать помидоры, – продолжает Серый с каким-то нехорошим, темным весельем. Ему почему-то хочется довести Василька до слез, увидеть, что не ему одному здесь непонятно и страшно. Ведь Прапор, Олеся и Михась до сих пор спокойны, слишком спокойны для тех, у кого прямо из-под носа исчезла целая группа людей! И Олеся! Олеся! Само ее присутствие заставляет нечто внутри выть в первобытном ужасе! – В Липецкую область. Скажи спасибо, что туда, а не на Луну.

– Но это же невозможно! – Василек обводит диким взглядом Прапора, Олесю и хватает Михася за руки. – Миша?!

– Тихо, не кричи. Олеся, пулей в дом, принеси воды, – велит Михась.

Олеся исчезает стремительно, только мелькает длинный подол ее светлого платья. В ту же секунду открывается окно, и мама подает Прапору чашку.

– А Юрий исчез, – говорит она спокойно, как бы между прочим. – Прямо из кладовки. Следы крови остались, а тела нет. Как сбежал, непонятно. Мы с Верочкой уже головы сломали.

Серый смотрит на нее, но мама только облегченно улыбается ему и всё, даже не выходит встречать. Но хозяев нет рядом с ней и не было уже давно! Как это, черт возьми, работает?

– Это я пожелала! – слышит Серый из глубины дома радостный голос Олеси. – У близнецов! Они любые желания могут исполнить, представляете?

– А-а… – тянет мама флегматично. – Ну, что-то такое я и предполагала. Сережа, с тобой все хорошо? Где Тимур?

– Хорошо, – вздыхает Серый. – А Тимур остался у хозяев.

Мама напряженно сводит брови, в глазах отображается мучительная работа мысли, и Серому даже кажется, что еще секунда – и она сбросит наваждение, но тут ее лицо разглаживается:

– А, крышу, наверное, чинить.

И на этом интерес к судьбе Тимура у нее пропадает. Она поднимает руку, и пистолет Юрия масляно блестит на солнце.

– Прапор, я оставлю его себе?

А тот даже бровью не ведет. Наоборот, смотрит с неподдельным уважением.

– Ты умеешь? – вопрос звучит так, что становится ясно – он задан лишь для галочки.

– Ага, – мама щелкает предохранителем, вытаскивает магазин и любуется аккуратным рядом патронов. – Муж научил. Он у меня в полиции служил. Да и вообще… Доводилось отстреливаться.

– Ну раз умеешь, то бери, – пожимает плечами Прапор. – Времена вон какие… неспокойные…

– Да вы тут что, все чокнулись?! – кричит Василек.

– Это не мы. Это мир, – серьезно отвечает Серый. – А все просто приспособились. Ты тоже таким станешь, не переживай.

– Не переживай?! – Василек заходится смехом, воем, из его глаз брызжут слезы.

Михась прижимает его голову к своей груди, гладит по грязным волосам и что-то шепчет, отчего тот затихает. Вой сменяется всхлипами. Прапор настойчиво уводит Серого в дом.

В коридоре на них чуть не налетает Верочка. В руках у нее большое полотенце.

– Ой, извините! Я там ванну для Василия набираю. Он, наверное, очень хочет помыться! Олеся опять в платье пришла, вы заметили? А Марина – железная женщина! Даже бровью не повела, когда этот из кладовки исчез!

У нее радостная, веселая улыбка на губах, словно ничего не случилось. Только в глазах бьется смесь страха и настороженности, показывая, что на самом деле Верочке вовсе не до смеха.

– Ванна – это хорошо, – говорит Прапор и уходит на кухню. – У нас тут коньяка не осталось? Страсть как выпить хочется!

– Да! Там, на столе! – отвечает Верочка, все так же натянуто улыбаясь.