Династия Одуванчика. Книга 3. Пустующий трон - Лю Кен

– А ну прекратите! – Наку громогласно призывал дерущихся дебоширов к порядку. – Успокойтесь! Мы должны следить за дара!

Но никто не хотел ему подчиняться.

– Эй, тан-тигр, а почему тебя оставили в резерве? – выкрикнул один из дерущихся наро.

Лицо Наку помрачнело. Он и сам не раз задавался этим вопросом. По какой причине тан-гаринафин Пэтан Тава выбрал именно его, чтобы прикрывать тыл? Почему распорядился, чтобы его корабль последним прошел сквозь Стену Бурь? В наказание? От недостатка веры в способности Китансли? Из презрения к племени Второго Пальца? Команда «Бескрайнего простора» всегда чувствовала, что остальные глядят на них свысока, ибо их тан унаследовал свой титул тигра, а не завоевал его в битве. Наку постоянно переживал, что другие таны-гаринафины и таны-тигры не доверяют ему, ведь он не осмелился открыто выразить поддержку ни Танванаки, ни Кудьу – двум потенциальным наследникам пэкьу Тенрьо.

После катастрофы, постигшей остальную флотилию, Наку был благодарен судьбе за то, что не разделил с ними водяную могилу. Но сколько бы он ни убеждал себя, что его спасение было знаком расположения богов, мысль о том, что его оставили позади, пока все прочие корабли рвались к завоеваниям, не давала покоя. Сидеть в лагере, пока все племя воюет, было уделом стариков, калек и малых детей – то есть тех, кто не мог считаться великим воином.

За глаза Наку Китансли называли «овчаркой» – в противоположность волку, которого почитали и идеализировали все таны льуку.

– Ты вечно призываешь соблюдать дисциплину и сохранять спокойствие, а ведь этим за товарищей не отомстить! – выкрикнул другой воин, простой кулек. – Недаром варвары нынче устроили для нас это представление! Они видят, какого цвета у тебя печень, потому и насмехаются над нами!

Слова эти уязвили Наку. Все похвалы, которые команда еще недавно возносила тану, мигом сдуло, как морскую пену капризным изменчивым ветром. Тан Наку понял, что ему бросили вызов – самый серьезный за все время плавания.

– Всех бунтовщиков в трюм! – рявкнул он ближайшим наро-вотанам, большинство из которых принадлежали к племени Второго Пальца, и лишь несколько – к другим племенам: их силой вынудили предоставить воинов для экспедиции. – Посадить под арест на три дня, без пищи и воды!

Наро-вотаны медлили, раздумывая, следует ли выполнять приказ тана, который очевидно потерял уважение команды. Большие племена льуку, вроде племени Второго Пальца, на деле состояли из нескольких меньших племен, а те, в свою очередь, из многочисленных кланов. Так что все наро-вотаны были либо вождями малых племен, либо главами кланов, и среди бунтовщиков у них имелись родственники.

– Думаете, вас пощадят, если начнется настоящий мятеж? – процедил тан Наку. – Или, может, кто-то из вас помышляет занять мое место? Не забывайте: здесь собраны воины из семи разных племен, и они подчиняются мне только потому, что меня лично назначил пэкьу-тааса Кудьу. Не будет меня, и на корабле вновь установят порядки, которые царили в степи до объединения. Племя Второго Пальца окажется в меньшинстве.

Наро-вотаны переглянулись, подняли палицы и повернулись к подстрекателям беспорядков.

Наро и кулеки между тем продолжали буйствовать. Под влиянием кьоффира и тольусы они уже успели поколотить кулаками и палицами все, что только попадалось им на глаза, и теперь готовы были проделать то же самое с наро-вотанами и другими верными тану воинами. Вскоре на палубе разразилось настоящее сражение: люди выли, кричали, стонали под аккомпанемент глухих ударов палиц о тела.

– Ну просто безумие какое-то, – произнесла Радия, спеша убраться подальше от места драки.

Если кто-то из красноглазых бойцов приближался к ней, женщина их отталкивала.

– Говорил же тебе, колдовство! – ответил Тооф.

Вынужденная трезвость уберегла их обоих от всеобщего помешательства.

– Лучше слинять отсюда подобру-поздорову и спрятаться. – Радия увернулась от просвистевшей в воздухе костяной палицы. Палица гулко ударила в грудь зазевавшегося кулека, и тот упал как подкошенный.

Не только Радию и Тоофа посетили такие мысли. Многие наро и кулеки не желали ни принимать участия в стихийном бунте, ни подавлять его, а потому потихоньку направились к люкам, ведущим на нижние палубы, чтобы укрыться там от рукотворной бури. По одному, по двое или по трое они собирались у люков и шли вниз по лестницам к своим каютам и кладовым с провизией.

Не успели Радия и Тооф тоже спуститься и оказаться на безопасном расстоянии от побоища, как из недр корабля раздался приглушенный взрыв, а вскоре послышалось тревожное мычание гаринафинов.

Глава 9

Кит и морской желудь

Изнурительная работа, казалось, продолжалась целую вечность, но абордажная группа командора То наконец пробила внешний слой обшивки днища, пролезла в отверстие между шпангоутами – им повезло, что труба прикрепилась между шпангоутами, а не к одному из них – и принялась сверлить внутреннюю обшивку, постоянно заменяя затупившиеся сверла новыми. Немалую помощь им также оказывала вонючая смесь, специально приготовленная корабельными алхимиками. Эта смесь быстро разъедала и ослабляла древесину. Склизкая трюмная вода стекала из города-корабля в рубку, и оставшейся внизу команде снова пришлось взяться за ее откачивание. Некоторое время казалось, что этой трюмной воды хватит, чтобы полностью затопить «Прогоняющую скорбь», но адмирал Росо, знаток истории судостроения, убедил всех, что в городах-кораблях трюм делился на отсеки, и вода из одного никак не могла проникнуть в другие. Вскоре поток зловонной липкой жидкости в самом деле остановился, и все вздохнули с облегчением.

Таквал первым пробрался через отверстие в темные недра города-корабля, словно исследователь в неизведанную пещеру. Обширное пространство слабо освещали лучи света, падающего из рубки; они рассеивались во тьме, не успев достигнуть высокого потолка.

Таквал немного постоял на скользком полу, прислушиваясь. Очевидно, льуку не услышали их. Единственным звуком, поприветствовавшим его, был слабый плеск волн о борт корабля.

– Все чисто, – сообщил он в рубку.

– Живее, живее! – скомандовала Типо То.

Сложно было сказать, как долго «Прогоняющая скорбь», которая прилепилась к днищу города-корабля, словно морской желудь, сможет оставаться незамеченной.

Морские пехотинцы, матросы и даже добровольцы из числа гражданских по одному поднимались в узкий проем, таща с собой масляные лампы, которыми осветили огромный, сырой и вонючий трюм. Но они, образно выражаясь, пока еще прогрызли только кожуру яблока. Теперь же им, если продолжить сравнение с гусеницами, предстояло проделать проход к сердцевине и нанести противнику максимальный ущерб.

Тихо, крадучись, моряки рассредоточились по нижним палубам в поисках узких проходов, где проще всего было разделаться с льуку, если те вдруг придут узнать, что здесь происходит. Пока команда города-корабля была увлечена спектаклем, не следовало ожидать всеобщего сопротивления. Но важно было перехватить случайно забредших сюда льуку, чтобы те не забили тревогу.

Тем временем другие участники абордажной группы залезли в соседние отсеки трюма и поднялись на палубы повыше, чтобы просверлить больше отверстий в тех местах, где древесина была изношена. Когда отверстия были готовы, стройные танцоры, акробаты, разведчики, бывшие воздухоплаватели и даже несколько худосочных ученых, изъявивших желание поработать не только головой, но и руками, пробрались между шпангоутами в тесное пространство между внешней и внутренней обшивкой. Их задачей было осмотреть все возле ватерлинии и ниже нее и отыскать наиболее слабые и прогнившие участки.

На этих участках они установили пробивные бомбы – небольшие керамические цилиндры, наполненные порошком для шутих, который при поджоге взрывался ярким цветком. Изначально эти бомбы использовались для подрыва земляных валов и вражеских воздушных кораблей, но при правильной установке они вполне могли стать действенным средством и против деревянного судна тоже. От бомб в глубину трюма протянули длинные фитили, чтобы поджечь их, когда команда будет готова эвакуироваться.