Дал нам расписаться в ведомости. Подхватил сидор с табаком на раздачу и пошел в другие палаты.
Ладно, у меня тумбочка и так куревом забита. Самым разным. Элитные папиросы, правда, закончились. А ''Беломорканал'' местный мне на вкус нравился. Не то, что ''нордовские'' гвоздики.
Айрапетян вынул из тумбочки пачку ''Казбека'' оставшуюся у него от прошлых выдач.
— Налетайте, товарищи, пока еще есть.
Мамлей, показав нам свои культи, заявил.
— Я бросил курить. Не хочу быть зависимым от других в такой мелочи. Стыдно.
— Ты тогда своими папиросами девочек поощри, что за тобой ухаживают, — посоветовал Раков. — Сам же без них даже писюн в утку заправить не можешь.
— Так они же не курят, — пожал плечами сапёр.
— На конфеты сменяют, — поддержал Ракова Данилкин. — Все жизнь им послаще будет. Разбирайте, братва, костыли, пошли в сортир курить.
— Подожди. Я только зажигалку заправлю, — посмотрел я на на просвет потолочной лампочки пузырек с бензином. Мало его осталось.
— Кончается, — посетовал я, заправляя зажигалку. — Надо было у однополчан заказать грамулечку авиационного. Не догадался.
— У старшины в следующий раз автомобильного попроси, — посоветовал Айрапетян, притягивая к себе подаренные мной костыли. Ну, как подаренные… По наследству доставшиеся. Ему уже сообщили, что переводят в ереванский госпиталь. И чувствовалось, что он весь в предвкушении от будущего на родине. Ждал он какой-то лечебной магии, что ли от родной земли.
— Автомобильный воняет, — ответил я. Откуда-то я это знал.
Утром после бритья всей палаты, наш цирюльник тихо попросил меня переговорить с ним наедине. Уговорились встретиться после завтрака в курилке на первом этаже. Брадобрея нашего, как оказалось, также кормили в нашей столовой завтраком, а на все остальные приемы пищи ему выдавался сухой паёк.
— У меня для вас плохие новости, — сказал он после того как первый раз затянулся стрельнутой у меня папиросой. — Я не найду столько лезвий для жиллетовского станка. Может вас что-то другое удовлетворит?
— А сколько есть?
— Сотня родных фирмы ''Жиллет''. Три сотни британских фирмы ''Блюберд ревендж'' — эти даже получше американских будут, ими раз по пять-шесть подряд бриться можно. Ну и в разнобой там штук полста наскребу. Может еще есть места в Москве, где они есть, но я такие не знаю.
— Итого четыреста пятьдесят лезвий всего, — констатировал я. — А договаривались на две тысячи четыреста. Маловато будет.
— Дорожный гарнитур для бритья я бы предложил вместо лезвий. Станок. Стаканчик для мыла, помазок барсучий не пользованный, поднос, коробочка для лезвий. Всё серебро. Несессер кожаный. Удобный.
— Фаберже? — Усмехнулся я.
— Нет, продукция Хлебникова. Она проще будет, чем у Фаберже, помещанистей, но вес серебра несколько больше.
— Так… — задумался я. — Понимаю, что у вас есть наборы и попроще, но вы исходите из количества лезвий за этот гарнитур.
Брадобрей только руками развёл.
— Огласите, пожалуйста, весь списочек, — подпустил я некоторого ёрничанья.
Он вздохнул, угостился еще одной беломориной, прикурил от протянутой мной зажигалки, выпустил дым и поинтересовался.
— Товарищ Фрейдсон, вы сразу скажите, что вам нужно и от этого будем плясать.
— Иголки, — ответил я сразу. — Булавки английские. Нитки черные, белые, зелёные.
— Полотно белое, — продолжил брадобрей.
— Немного. На подшивку подворотничков. Мне фабричные не нравятся. Можно пару отрезов сурового полотна или бязевого. — Это я матери вышлю. Матери самого Фрейдсона, пронеслось в голове. Надо же чем-то компенсировать то, что тело ее сына отнял. А чем? Дефицитом конечно. — Что еще можете предложить? Я же вижу, что у вас за пазухой что-то есть такое эдакое.
Брадобрей решился.
— Пальто кожаное американское с подстежкой из шерсти гуанако. Воротник зимний пристежной также. Кожа тюленя. Непромокаемая. Цвет, правда, желтый. Но на ваш размер точно. Зима кончится, можете подстежку снять и носить как демисезонный кожаный плащ.
— Что? Совсем желтый? — удивился я. — Как лимон?
— Нет, — усмехнулся наш парикмахер. — Желтой кожей называется коричневая. Желтые ботинки — коричневые по цвету. Традиция такая. У нас такие кожаные регланы шьют из черного хрома, правда зимний вариант не превращается в летний. Мех бараний там намертво пришит. Да и тяжелее они. А это пальто легенькое. Для себя искал такое да по размеру не подошло.
— Откуда такая роскошь?
— Американские самолеты перегоняют к нам в комплектации пилотской куртки, такого пальто, лётных очков и пистолета Кольт. Куртки до летчиков доходят, а вот такие пальто по дороге теряются. Если вам интересно, то я принесу его вам померить.
— За сколько лезвий?
— За тысячу.
— Приноси. Да… И иголки чтобы были разные по размеру.
— Цыганские, парусиновые?
— В том числе. Чай хороший есть?
— Вот чего нет, того нет. Можно плиточный достать. Он крепкий, но вкус не очень. Грузинский есть хороший. Цветочный. Тот, что не для народа, а для больших начальников. Но дорого. Потому как такового и в коммерческой продаже нет.
— А сколько чай стоит в коммерческих магазинах?
— Стограммовая пачка грузинского чая первого сорта, что до войны стоила восемь рублей, дешевле, чем за семьдесят пять не найти. И то качество стало хуже. Может, скинете число лезвий, а?
— Слово сказано, — покачал я головой.
— Слово сказано, — согласился он и больше не поднимал этот вопрос.
И мы довольные разошлись. Что я был довольный понятно. Но вот чем был доволен брадобрей я не въехал. В чем-то он меня все-таки обул. Но вот в чём?
9.
В палате рассказывали анекдоты. Выступал Айрапетян, рассказывая с неповторимым кавказским акцентом.
— Дэвушка, у тэбэ сиськи ест?
И тут же тоненьким голоском отвечает.
— А как же!
Пачему нэ носишь!
И все ржут. Застоялись товарищи командиры как жеребцы на конюшне.
— Что у нас хорошего? — спросил я.
— Ко мне мастер приходил, — похвалился майор. — Мерки снимал. Обещал быстро протез сделать. А это такое дело… С протезом меня в армии оставят на нестроевой. Голова-то целая осталась, а для артиллериста голова — главное. Особенно для крупных калибров, где траекторию надо грамотно рассчитывать. А это уже даже не военкомат, а артиллерийское училище — опыт передавать. Но все равно выслуга остается. Мне до пенсии всего девять лет осталось, если считать с фронтовыми.
— А разве в Ереване есть военное училище? — спросил Данилкин.
— В Тбилиси точно есть артиллерийское училище. А это рядом, — гордо ответил Айрапетян.
— Ну, да, два лаптя по карте, — усмехнулся Раков.
— В пределах Союза совсем рядом, — поддержал майора сапёрный мамлей.
— Рядом. Поезд меньше суток идет, — подтвердил Айрапетян.
— А как идет фронтовая выслуга? — спросил я.
Сначала они на меня посмотрели, как на ущербного какого. Но потом опомнились и учли мои мозговые травмы. Поняли и простили.
— День за три, — просветил меня бывший комэска. — Это в действующей армии.
— А запасной полк считается? — впитывал я полезную информацию.
— Смотря какой, — это уже Айрапетян снова вклинился. — Если в прифронтовой полосе то да. Точнее смотри список частей входящих в действующую армию. Лучше анекдот расскажи.
Что с ними делать? Рассказываю.
— Поймал мужик золотую рыбку. Та ему русским языком говорит: давай желание по-быстрому и отпускай в море. Мужик репу почесал и молвит: хочу, чтобы у меня всё было. Рыбка золотая кивает и говорит: что ж, мужик, у тебя всё было.
В палате недоуменное молчание.
Потом Раков заявил, выражая общее мнение:
— А где тут смеяться?
— Думайте, — усмехнулся я и вышел из палаты.
В спину донеслось приглушенное мнение.
— Опять у него какие-то жидовские штучки.
М-м-м-м… да этот юмор, всплывший в моей голове, оказался чужд местному населению. И мое счастье, что всё списывается пока на мою еврейскую хитромудрость. Моё еврейское счастье.
