Лабиринты памяти - Робер Кристина

Алекс начал раздражаться. Неосознанно он схватил ее ладонь и приложил к своей груди – туда, где отчетливее всего чувствовалось биение сердца.

– Я не верю тебе, не верю в то, что тебе все равно, – зашипел он. – Я знаю, твое сердце билось так же, когда ты нашла пакет со шприцем. Я видел тебя на кладбище, когда ты обнаружила тело Дэвиса. Он умер у тебя на руках. Я видел твои глаза, когда у нас случилось видение. Я не верю в твое равнодушие. Это игра для других. Ты не хочешь чувствовать боль, потому что боишься ее. Но ты не можешь всю жизнь игнорировать то, что причиняет тебе боль. Я должен знать, что…

– Не трогай меня! – Ника резко выдернула руку. – Ты просто офигеть какой умный психолог, аж тошно! Какая тебе разница, почему я это делаю! По каким-то причинам я умею заглушать боль, но это не значит, что я не помню, почему она возникла. И если ты…

– Знаешь, в чем преимущество боли? Ты можешь преодолеть ее, когда разберешься в причинах. А если ты ее не чувствуешь, то принимаешь все как данность. Твоя душа травмируется, но ты не способна излечить ее, потому что не слышишь, что ей нужно! Ты знаешь, что я сделал, но это не задевает тебя, и ты даже понять меня не хочешь. Просто ищешь какую-то логику… Что с тобой случилось в прошлом? Что сделало тебя такой?

Она должна была ответить, объяснить ему хоть что-то, дать крючок, за который он может зацепиться и разобраться в собственной природе.

– Что случилось – все мое, эту правду тебе не узнать, – процедила она, исподлобья уставившись в темноту перед собой. Ведьма – ни дать ни взять.

– Правда не всегда решает проблему, – ухмыльнулся Алекс, скрывая досаду. – Порой нужно копать глубже, чтобы понять… Я убил, потому что мне приказано, – это факт. Но за приказом что-то же кроется, разве тебе…

– Ах, так ты научился оправдывать свои дела? Поделись же, как чувствовать себя хорошо после убийства, напиши пособие! – На мгновение ее глаза вспыхнули.

Алекс поджал губы, прекрасно понимая, что она права.

– Я не священник, чтоб лечить твою душу и отпускать грехи. Ты что, решил, раз со мной тоже не все в порядке, то я предоставлю тебе свои уши, а потом по спинке поглажу? Пойму тебя? Да ты мне противен, Маркел, – вот что я испытываю. Сойдет? И чувство это настолько сильное, что я не хочу знать, почему было то видение, не хочу знать, что снится тебе, – так же, как не хочу знать, что ты чувствовал, когда убивал Дэвиса. Да мне срать, как сильно бьется твое мерзкое сердце. И плевать, что стоит за твоим долгом. Ты просто жалок. – Ника вновь взглянула на него, и ее глаза затянуло равнодушной пеленой.

Повисла тишина. Алекс с горечью смотрел в черную пустоту, нависшую над ночным двором. Холодный ветер больше не дарил успокоения. Каждый его порыв обжигал кожу, оставляя после себя невидимые ссадины. И с чего он решил, что эта девчонка поймет его? Проще помириться с Мари, чем расположить такую дуру, как Ника.

– Как давно… твои раны… как давно они стали так быстро заживать? – тихо спросил он.

Вместо ответа Ника стащила с левой ноги ботинок и продемонстрировала маленькую ступню – с гладкой кожей и миниатюрными ровными пальцами.

– Десять лет балетной школы, занятия шесть дней в неделю. Я была лучшей на курсе, но на моих ногах ни одного следа, – сухо сказала она. – Наверное, я гребаный Росомаха [9].

Алекс хмыкнул, машинально коснувшись перебинтованного запястья.

– Из какого ты мира?

– Плевать. Я там ни разу не была и не вернусь, – отрезала Ника. – Не ищи параллелей между нами. Мои поступки не имеют отношения к другому миру, – спокойно продолжила она, натягивая ботинок обратно на ногу. – Может, потусторонняя кровь и делает из меня урода, но я никому ничего не должна… в отличие от тебя.

С этими словами Ника попыталась подняться на ноги, но, ведомый странным инстинктом, Алекс схватил ее за руку и удержал. Пусть она обвиняет и оскорбляет его, но он не хотел заканчивать этот странный разговор. Ника вытаращилась на него и попыталась вырваться, и тут произошло нечто совершенно удивительное: радужка на ее левом глазу в считаные секунды почернела.

– Как интересно, – раздался ехидный женский голос. – У вас тут игрища для двоих или можно присоединиться?

Алекс и Ника резко повернули головы к выходу на чердак и увидели девчонку. Алекс смутно припоминал, что в день похорон Дэвиса в их классе появилась новенькая, но даже имени ее не спросил. Завернувшись в кардиган, девчонка привалилась к дверному косяку и, скрестив руки на груди, с ехидной улыбкой наблюдала за ними. Одному богу известно, как долго это продолжалось.

– Ты еще кто? – нахмурился Алекс.

– Ада, твоя новая одноклассница, – ответила она ухмыляясь.

Воспользовавшись замешательством парня, Ника высвободила руку из его пальцев и, вскочив на ноги, устремилась к выходу.

– Хеллоуин прошел, а вы еще в костюмах? – Ада впилась взглядом в лицо Ники.

– Да, кажется, его разбитый нос выглядит не очень натурально. Подправь, если что, – выпалила она и, прежде чем кто-то из них ответил, проскользнула в дверной проем и растворилась в темноте.

– Какая-то она неуравновешенная, – фыркнула Ада вслед Нике и посмотрела на Алекса.

– Ты что не спишь? У нас тут комендантский час, вообще-то. – Поднявшись, он тоже поспешил к выходу.

– А на вас правила не распространяются?

– Эту привилегию нужно заслужить, – буркнул Алекс, мысленно выругавшись: вот дура любопытная. – Так что веди себя хорошо и не шастай по ночам.

– Как скажешь, лапуля, – жеманно протянула Ада. – Сладеньких снов.

Натянуто улыбнувшись, Алекс покинул крышу.

Утро воскресенья не принесло ничего хорошего. Проснувшись позже всех, Ника закрылась в ванной комнате и несколько минут молча разглядывала в зеркале свое отражение, перебирая пальцами горсть таблеток, оставшихся с ночи. Левый глаз по-прежнему был темнее обычного, но чем больше она погружалась в воспоминания о разговоре с Маркелом, тем светлее он становился.

Ей было страшно. Вчера Ника была как будто другим человеком: смелая, спокойная, уверенная в своей правоте. Но сегодня действие таблеток прошло – и она тысячу раз пожалела, что ночная отвага развязала ей язык. Маркел и так следил за ней, а теперь при ее помощи знал то, чего не разнюхать ни одному детективу.

– Ты тоже чудовище, но почему? – шептала Ника своему отражению. Пальцы снова дрожали.

Могла бы хоть своему дружку настучать.

Могла бы. Ника собиралась это сделать после похорон, но реакция Мари озадачила ее, а потом странное исчезновение Дженни, да еще и эта ухмыляющаяся девица в приемной Шнайдера… Все, что она хотела, – узнать, почему придуманное ею имя оказалось в списке смертников, что там делал Дэвис и угрожало ли ей самой что-то. И вот она узнала. Казалось бы, что может быть проще – рассказать Джейсону и навсегда забыть об этом месте.

Но Маркел был прав. Она не равнодушна. То, что случилось в балетном классе, то, о чем они говорили на крыше… Ника хоть и плохо соображала, но хорошо помнила его глаза. Когда он схватил ее за горло, когда душил и как испугался, когда отпустил. Она знала, что значит убить. Знала, как это происходит: как существо внутри, спящее, не доставляющее хлопот в обычные дни, вдруг пробуждается, захватывает контроль над телом, а ты, маленький и беззащитный, бьешься на задворках сознания и ничего не можешь сделать. Или не хочешь.

Кем был Маркел? Почему Мари злится на него, если с самого начала знала о судьбе Дэвиса? И как вообще она могла знать и ничего не предпринять?

Ника ни черта не разбиралась в людях. Может, это нормально? Может, сестры так и должны вести себя…

Закусив губу, Ника с минуту рассматривала таблетки на ладони, а потом выбросила их в раковину и включила воду – так больше не может продолжаться. В этот момент она поняла, что боится не самого Маркела, а той правды, которую он может ей раскрыть. Ника всегда считала, что только препараты делают ее отстраненной от мира и позволяют справиться с эмоциями. Каким-то образом последние два года жизни с Джейсоном она научилась существовать без таблеток и чувствовать себя абсолютно спокойно и уже начала забывать, что когда-то была другой, но события в пансионе разбередили старые раны. Ника много лет воспринимала происходящие с ней странности как должное уродство: порезы и травмы, заживающие со скоростью света, необъяснимая нечеловеческая сила и дикая звериная агрессия, периодически поражающая ее сознание. Но вчера она увидела совершенно другого Маркела и с ужасом поняла, что их двойственные натуры могут иметь одну природу.