– Луминьян, может, вы поможете мне, а то этот молодой человек не до конца понимает свою выгоду.
– Если мне позволят, то я смогу с вами поторговаться и найти выгоду продавцу и покупателю, – размеренно, с достоинством ответил магистр.
Я видел, что натура идриша берет в нем верх над магом и старик готов броситься в схватку.
– Да, конечно, учитель, прошу вас защитить наши интересы, – обратился я к нему и сел поудобнее, приготовившись смотреть и слушать начинающееся представление.
Оба противника стали предельно собранны. Луминьян размял руки. Толстый их потер ладонь об ладонь. Они, как борцы на ковре, приглядывались друг к другу прежде, чем нанести удар своим предложением, и оценивали квалификацию соперника по позе, движению рук. В то же время они производили впечатление игроков в покер. Вот так будет правильнее: как борцы на ковре, которые вышли помериться силами за игрой в покер.
– Уважаемый магистр, я не знаю, что находится в повозках, но готов все это приобрести за семьдесят тысяч, – нанес пробный удар толстый.
– Вы просто не представляете, мой друг, что может отдать народ за всенародную невесту. Это вам не бедная дочь какого-нибудь барона или графа, за которой дают гораздо больше, чем предлагаете вы. И поэтому понятно стремление моего ученика стать миллионэ́ром. Ведь невеста является принцессой. – Магистр парировал легко и удвоил ставку, при этом попытался провести болевой прием на руку, прячущую карты.
– Да вы шутите, магистр, – спокойно возразил соперник, уйдя от болевого и делая подножку. – Даже за дочкой короля не дают миллион.
Оба были в своей стихии и обменивались первыми ударами, проводя разведку боем. Как показали дальнейшие события, это были титаны торговли. Оба находили веские аргументы и контрдоводы, обосновывая свою цену. Оба совершили по шесть подвигов Геракла на почве торговли, показывая чудеса изворотливости и красноречия. Несколько раз дело чуть не дошло до рукопашной.
Толстяк божился, что он очень беден и еле сводит концы с концами. Но я подумал, что он не смог свести концы только потому, что они очень длинные. Кричал, что магистр хочет его разорить и пустить по миру его детей, и еще громче кричал: «Детей пожалейте!» – потрясая при этом кулаками.
Ганга сидела с открытым ртом, переводя взгляд с одного на другого. Фома невозмутимо варил кашу, забытую орчанкой. Гради-ил ушел в медитацию. Никто не заметил, как на берег вылезла Краля и подставила брюшко для чесания. Я не задумываясь, поглощенный созерцанием мастер-классом, чесал ее.
За то время, что шел торг, я узнал много нового. Оказывается, магистр был сыном барона и служанки-идриши. А толстяк – сыном поварихи и какого-то графа. Оба бастарда учились и содержались в одном приюте и били друг друга в детстве. Все это они припомнили в ходе перепалки. Толстяк несколько раз вставал и делал вид, что уходит, а магистр останавливал его, делая новое предложение. В конце концов они сошлись на ста десяти тысячах.
– Сто десять тысяч, Ирридар, минус мои пять процентов, – повернулся ко мне довольный магистр. Он весь вспотел и был взъерошен, как облезлый орел после схватки, общипанный, но непобежденный.
– Я согласен, если к этим тысячам уважаемый снабженец добавит эти пять процентов, – как можно спокойнее ответил я.
– Ни в коем случае! – тут же возразил толстяк и возмущенно посмотрел на меня, как будто я украл у него эти пять процентов и пустил по миру его детей.
– Ну нет так нет, – вздохнул я. Сделал вид, что зеваю, прикрыл рот ладонью и огорошил обоих известием: – Значит, сделка не состоялась.
Оба Геракла от торговли вылупились на меня. Луминьян хватал воздух, толстяк шипел, как вскипевший чайник. Я их понимал, они столько сил потратили, чтобы договориться, и тут я заявляю, что сделка не состоялась.
– Два процента сверху, и все! – наконец ответил покупатель.
Луминьян махнул рукой и устало согласился:
– Хорошо, грабьте старика.
Толстяк достал чековую книжку и со злорадной ухмылкой спросил:
– Вас чек устроит, молодой тан?
Книжка у него была золотая, и он ею хвалился. Я тоже достал золотую книжку и важно ответил:
– Устроит.
Толстый, надувшись перед этим, как шар, сдулся. По всей видимости, он хотел нагреть меня пустым чеком, но наличие у меня чековой книжки делало его аферу невозможной. Он замялся. Запыхтел, с усилием взял перо и с еще большим усилием, не пряча муки на толстом лице от расставания со своими деньгами, выписал чек. Протянул его мне дрожащими руками, и тот сразу исчез.
– Приедем в Азанар, я тебе открою счет и переведу деньги на тебя, – обратился я к орчанке.
Та только отмахнулась:
– Не надо, дорогой, это мой вклад в нашу будущую семью.
Гради-ил вышел из медитации. Фома выронил ложку. Толстяк крякнул. Магистр икнул. Краля, словно поняла, о чем идет речь, пообещала:
– Я тоже принесу в семью сундук.
И тут все посмотрели на нее. Ганга широко открытыми глазами, которые, впрочем, быстро превратились в щелки, уставилась на это чудо-юдо и произнесла:
– Это кто такая?
– Говорят, речной демон, разве ты не знаешь? – невозмутимо ответил я. И, чтобы она не подумала чего, добавил: – Подарок от владыки реки за то, что Гради-ил убил его папашу. Сам эльфар от подарка отказался, а вот наш снабженец принял.
Толстый икнул и пробормотал:
– Я отдал ее тебе, студент.
– Ну вот, а я потом получил ее от него и отпустил демона на все четыре стороны. – Посмотрел на Кралю и спросил: – Ты как тут оказалась?
– Приплыла.
– Я не позволю тебе взять ее в жены! – очень твердо заявила Ганга, уставившись на меня глазами-щелками и показав клыки.
– Да я и не собираюсь, – с удивлением посмотрел я на возмущенно задышавшую девушку. – Надо же придумать такое! Кстати! А на чем ты будешь добираться? Ведь свои повозки ты продала.
– А подумаешь! В твоей поеду, – отмахнулась девушка и как ни в чем не бывало стала есть кашу. Поморщилась и, вскинув взгляд на Фому, строго сделала выговор: – У тебя каша пригорела.
– Это у тебя, – невозмутимо ответил он.
– Студент, дай поесть! – потребовала Краля.
Недолго думая я выдал ей два гномьих сухпая. Та развернула и слопала их в одно мгновение.
– Еще дай! – потребовала она.
– Сундук тащи, потом покормлю.
Я сказал это, чтобы она отстала, но крула приняла мои слова как приказ и бултыхнулась в воду, окатив нас брызгами.
Толстяк ругнулся, потом подобрал пакет, понюхал и спросил:
– Студент, это что?
– Это походный сухой паек на сутки. Не портится, занимает мало места и сытный, а главное, дешевый.
– Рецепт дай. – Прощелыга сразу почуял наживу и вцепился в меня как клещ.
– Продам за десять тысяч золотых корон.
– Да что у тебя так все дорого? – немного возмущенно спросил он. – Ты меру-то знай.
– Это недорого, уважаемый, на этом рецепте вы озолотитесь. Начнете делать и продавать армии. Кроме того, вы будете монополистом. Тогда ваши дети точно по миру не пойдут, а за дочками дадите приданое в миллион.
– Это все слова, студент, – не поверил толстяк, – если все так радужно, почему сам не делаешь?
Я посмотрел на него и с достоинством ответил:
– Я дворянин, сударь, а не лавочник! Кроме того, мое слово значит очень много. Если я сказал «озолотитесь», значит, озолотитесь. – И отвернулся от снабженца.
– Хорошо, я готов дать пять тысяч золотых, – посомневавшись и покряхтев, как бы рассуждая сам с собой, предложил он.
Я повернулся к нему. Внимательно на него посмотрел и сказал:
– Ладно, уважаемый, только ради ваших детей, давайте пять тысяч.
Он снова, испытывая муки разлуки с самым дорогим, что у него было, протянул мне чек.
– Слушайте и записывайте, мой друг. Итак, берете марун и нагреваете его. Он делает «пух!» и раскрывается. – Я выложил зерна местной кукурузы на дно своей кружки, и они раскрылись, увеличившись в объеме. – Смешиваете это с орехами, изюмом и медом и даете застыть. Вот, попробуйте. – Я подал ему плитку.
