Столичный доктор - Линник Сергей

– У вас уже есть бюджет учреждения? – поинтересовался Зубатов, пока я раздумывал.

– Что? Ах, да. Но теперь надо перерасчитать его: отделения с койками – это совсем другой коленкор.

– Евгений Александрович! – Зубатов постучал карандашом по столу, привлекая мое внимание. – Вы же понимаете, что я не просто так оказал протекцию вашему прожекту?

Понимаю ли я? Разумеется. Все в этом мире живет по принципу «Ты – мне, а я – тебе». А если что-то и выбивается под соусом альтруизма, доброты и прочей болтовни из этой концепции, то на выходе в итоге оказывается просто запредельная цена.

– Догадываюсь, – коротко произнес я.

– Ваши сотрудники будут уведомлять моего человека о всех подозрительных пациентах. Ну что же вы так нахмурились? Обычная практика, во всех госпиталях точно так же оповещают охранное отделение, уж будьте уверены!

– Все это как-то…

– А вот не надо этого нашего дворянского чистоплюйства! – Теперь уже нахмурился Зубатов. – Тонкий слой налета цивилизации в России. Очень тонкий. А там, внизу, – чиновник ткнул карандашом вниз, – ад кромешный дикости, которая вот-вот опять выплеснется на улицы.

Вот даже не сомневаюсь: ждать осталось недолго. Но казачьей плеткой дикость не победишь. Только ожесточат народ.

– Что же, правила мне ясны.

– Вот и отлично. И не переживайте вы так! У всех есть заботы, неприятные хлопоты. У всех!

– Кроме тех, кто с биркой на большом пальце ноги, – вздохнул я.

– Это вы кого имеете в виду?

– Мертвецов, конечно. Лежишь себе в морге, и никаких забот.

Закончив с Зубатовым, я поехал по аптекам. Надо было определить самую крупную сеть и закинуть в нее удочки: повстречаться с владельцами, обсудить перспективы сотрудничества. По дороге я заглянул в арбатскую типографию, чтобы забрать готовые визитки. Мне их сделали по высшему разряду: с моим портретом с одной стороны и змеей, пьющей из чаши, с другой. Вверху было написано «Товарищество “Русскій медикъ”». По центру – имя с отчеством, фамилия – во второй строке. Внизу – адрес. Домашний. Конечно, хотелось бы указать и телефон, но у меня его пока не было. Сначала надо найти помещение, в котором можно разместить «скорую», потом заказать проведение туда телефона. Еще и в очереди подождать. Прямо советскими временами повеяло.

В аптеках я первым делом интересовался, кто поставляет то или иное лекарство, каков спрос на него. Представлялся коммивояжером, который хочет предложить новое средство от кашля. Сезон респираторных заболеваний был в самом разгаре: народ накупался в прорубях, нахватал себе разных болячек… Это работало, со мной делились полной картиной, которая, честно сказать, не радовала. На первом месте по продажам, если не брать микстуры, были касторка и рыбий жир. Их врачи прописывали практически всем, особенно больным рахитом, туберкулезом.

Что еще? Разумеется, рвотное и слабительное. Плюс потогонное, клистиры и ляпис. Ах да, всякая экзотика. Нет, я не про наркотики в лепешках, а например, про… селедку. Которую надо при жаре привязывать к ступням.

В аптеках продавались машинки для кровопускания! До сих пор это считалось у некоторых врачей эффективным способом борьбы с головной болью и прочими недугами. Причем машинки продавались пациентам: дескать, вы уже и сами можете пустить себе кровь, платить доктору не нужно. Экономия плюс средневековая дикость. В одном флаконе.

Побродив по Москве, я изрядно замерз. Отобедав в трактире «Щука» густым борщом со сметанкой, начал закидывать визитные карточки в конторы фармацевтических компаний. Адреса легко «гуглились» в справочной книге, что осталась еще от доктора Зингера. Называлась она замысловато: «Адресъ-календарь разныхъ учрежденій г. Москвы».

Можно, конечно, было воспользоваться помощью Пороховщикова, тем более что он предлагал меня свести с крупными промышленниками. Но Сан Саныч укатил с женой развеяться в Париж, а у меня уже подгорало. Зеленка – вот она, сам, не дожидаясь студентов, развел в 2-процентном соотношении со спиртом для демонстрационного образца. Стрептоцид – тоже, пожалуйста, распишитесь. Два отличных антисептика. Рецепты? Только после подписания документов. Да, кстати, на привилегии уже подано, имейте в виду. Вот прям такую речь я и заготовил.

Этот подход вызывал уважение. Весь конец недели перед съездом я занимался переговорами. Сначала – с братьями Крестовниковыми из Казани, потом – с управляющим Тентелеевского завода. Самый деловой разговор состоялся с Романом Романовичем Келером, владельцем фабрики для переработки сырых продуктов в химические и фармацевтические препараты, причем прямо в Москве, недалеко от Спасо-Андронникова монастыря у Рогожской заставы на Вороньей улице.

Сам промышленник начинал с низов, провизором в аптеке Феринга. Потом увлекся идеями земской медицины, разработал проект сельской лечебницы с амбулаторией, хирургическим кабинетом и аптекой. Ушел от Феринга, открыл собственный торговый дом: «Роман Кёлер и К°».

– Я, господин Баталов, про вас уже слышал. – Массивный, лысый, с кучерявой бородой, Келер напоминал мне Санта-Клауса с рекламы «Кока-колы». – Сеченов мне рассказывал о молодом даровании, приват-доценте университета.

– Это уже в прошлом, – смутился я, попивая неплохой кофе, что мне предложили в кабинете директора торгового дома. – В смысле моя кафедральная работа.

– Ну как же в прошлом? – Роман Романович потряс склянкой с зеленкой. – Это ведь из архива профессора Талля идея?

Я аккуратно неопределенно покивал. Дескать, ничего не подтверждаю, но и не отрицаю.

– Вдова Августа Петровича в учредителях «Русского медика».

– Я даже не сомневался в вашей порядочности. – Келер задумался. – Давайте так, я отдам новые лекарства в свою лабораторию. Если все подтвердится, заключим агентский договор. Моя фабрика по вашему заказу будет за процент производить эту зелень и порошок. Захотите пользоваться моей сбытовой сетью, тоже договоримся. Устроят такие условия?

– Если процент будет приемлемый, – усмехнулся я, – устроят.

Глава 20

Вся эта суета так меня вымотала, что я начал писать доклад для съезда преступно поздно, за три дня до самого события. А ведь это не сообщение на пятиминутке в больнице, где тебя половина слушать не будет, а вторая не поймет, о чем речь. Мне надо убедить людей сделать то, чего раньше не было. А медики чаще консерваторы. Я и аргументацию уже знаю – Сеченов всё озвучил. Мол, родня привезет, ждать долго, и так хорошо. Есть надежда на поддержку Ивана Михайловича, Боброва, Дьяконова. А будут ли еще сторонники? Одни сомнения.

А тут и прием этот некстати. Передать бы практику кому-то другому, хоть на время, чтобы заниматься только тем, что надо сейчас: скорой, стрептоцидом и всем прочим. Ладно, нервы это все. Со скорой решено. Уже есть указание с самого верха. А такой паровоз что угодно потянет и любых скептиков убедит. Так что надо просто спокойно заниматься своей работой. И будь что будет.

Съезд был устроен с размахом: Колонный зал Дома Благородного собрания на Дмитровке. При своей жизни я это здание только с фасада видел, внутри бывать не доводилось. Самое начало, одиннадцатого января, я пропустил. Говорят, выступал Толстой, и с большим успехом. Впрочем, мне на пленарном заседании не докладывать, не по чину. Я на медицинской секции заявлен.

Приехал я сильно заранее. Нашел Сеченова, очень замотанного и замученного. Впрочем, Иван Михайлович меня как раз встретил как дорогого гостя: подвел для знакомства к председателю секции Василию Дмитриевичу Шервинскому, профессору кафедры терапии, внешне чем-то похожему на писателя Чехова, и секретарю – вальяжному, несмотря на то что ему на вид еще и сорока нет, с ухоженными усами и бородкой, тоже терапевту, Леониду Ефимовичу Голубинину. То ли подсобил факт знакомства с Иваном Михайловичем, то ли мой доклад и вправду их заинтересовал, но руку и тот, и другой трясли мне долго.

Свои пятнадцать минут славы я получил, тут сомнений никаких. Зал человек на сто, все сплошь мужчины, причем возрастные. Скепсиса как раз не было, вопросы по делу задавали. И слушали внимательно. А уж после того, как в конце доклада Бобров вышел к трибуне и рассказал про мои подвиги в виде реанимации, уличной ампутации, а также чудесного спасения Повалишиной, следующий докладчик вынужден был ждать своей очереди довольно долго.