Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
– На драконе кто-то другой, – сказал он. – Видишь, вон летит? Я же просто на коне.
– Неужто верхом? – изумился Ковакко.
– Верхом.
– Как герой, – сказал Ковакко, и нельзя было понять, оскорбление или похвала. Он тоже всмотрелся в небо. – Это или Беркут... или...
– Боровик, – предположил Россоха. – Он любит всех земноводных.
– Нет, Беркут, – сказал Ковакко решительно. – Земноводные – все мои. Давай об заклад?
– Не хочу, – отказался Россоха. – Ты жульничаешь! Но все-таки это Боровик.
– Беркут!
Темная точка превратилась в крохотного дракона. Тот почти не махал крыльями, а растопырил и скользил по невидимой дуге, как по очень пологому склону снежной горки. Увеличивался, разрастался, уже видна вытянутая голова с узким гребнем на затылке, блеснули и погасли искры на кончиках крыльев.
– Беркут! – вскрикнул довольно Ковакко. – Я ж сказал. Беркут!.. Никудышный из тебя предсказатель, Россоха. Да и маг ты, надо признать, слабенький...
Он злорадно захохотал. Дракон сделал над башней круг, начал снижаться, выставил перед собой короткие толстые лапы, а крылья отставил почти ребром. На Россоху и Ковакко ударило ветром, дракон пробежал немного и плюхнулся на брюхо.
Беркут ловко снял с гребня ременную петлю, обоим магам он показался еще больше растолстевшим, обрюзгшим, неуклюже съехал по толстому боку на землю. Рожа была довольная, надменная, а голос пророкотал привычно гулко и покровительственно:
– Пришли встречать сильнейшего?.. Хвалю. Всем по прянику!
Он захохотал, пошел к ним, огромный и массивный как ходячая скала. Дракон за его спиной не улетел, получив свободу, а остался лежать, распластавшись, как большая рыба на берегу. Бока сильно и часто раздувались при каждом вздохе, из ноздрей выбивались струйки горячего пара. Муравьи, разметанные драконьими крыльями, рассерженно помчались на врага, начали впиваться в щели между чешуйками. Дракон от наслаждения пустил слюни и закрыл глаза.
Короед и Боровик прибыли настолько слаженно, что Россоха заподозрил и этих... в преднамеренной точности. Словно прятались неподалеку, чтобы явиться в последнюю минуту. Посмотрел на Ковакко, болотный колдун презрительно щурился.
– Мир всем, – сказал Короед поспешно. – Всем-всем! Даже тем, с кем еще не дрался.
Боровик холодно поклонился. Он сдал больше других, седые волосы на глазах покидают голову, огромный череп бесстыдно светит розовым, словно голое тело. Лицо в глубоких морщинах, только спину все еще ухитряется держать прямо.
– Все здесь? – удивился он. – А что не заходите?
– Тебя вышли встречать, – ответил Беркут саркастически.
Огромная дверь башни распахнулась. На пороге, подсвеченная сзади оранжевыми огнями, стояла Хакама. Все такая же миниатюрная, с мальчишечьей прической и тонкой фигурой подростка. Лицо ее оставалось в тени, Россоха не мог определить, намного ли постарела волшебница за эти годы, хотя вряд ли постарела вообще, это ему как-то все равно, а она все силы направит, чтобы выискивать волшебные свойства, удерживающие молодость.
Наконец, дав насладиться созерцанием себя, она сделала шаг к ним навстречу. Солнечный свет пал на ее лицо, почти такое же моложавое и приветливое, как и двадцать лет тому... но все же каждый увидел глубокую сеть мелких морщин, слегка обвисшие щеки, складки на шее. Ее темные глаза быстро и цепко схватили лица всех пятерых мужчин. Сильнейшие чародеи, члены Совета Семерых Тайных правителей, сейчас выглядят усталыми, а кое-кто и вовсе измученным. Привыкшие повелевать стихиями, сейчас растеряв исполинскую силу магов, они сгрудились, как овцы, тихие, переговариваются слабыми потрясенными голосами.
Она через силу улыбнулась, сказала весело:
– А они, как мальчишки, сплетничают!..
Беркут хмыкнул, согласился:
– Да нет, замышляем... Только в детстве замышляли груши своровать в чужом саду, а сейчас прикидываем, сколько золота натаскали твои муравьи в подвалы...
– А какой магией ты это делаешь? – поддержал Ковакко.
Хакама сказала сладким голосом:
– Это давно не магия... Сперва в самом деле была магия, но муравьи обучаются быстро. Теперь у них это просто привычка.
– Тогда подумай, – предостерег Беркут, – как их отучить от этой привычки! А то засыплют и тебя.
Она расхохоталась, прекрасно зная, что ее голос и смех остаются такими же музыкальными, чарующими, нестареющими. Чародеи как будто в самом деле чуть приободрились, начали смотреть не так затравленно.
– Дорогие друзья, – произнесла Хакама сладким голосом, – мы так давно не собирались вместе... Дорогой Беркут, ты выглядишь великолепно! Ни один орел не сравнится с тобой гордой статью!.. Милый Ковакко, в твоих глазах все та же мудрость, которая так меня восхищала!.. Россоха, ты прибыл первым, а тебе дальше всех... признайся, ты сохранил свою силу чародея? Милый Короед, ты все так же силен и молод!.. А у Боровика сила плещет из ушей...
Ей отвечали с принужденными улыбками, а потом и в самом деле оттаяли, повеселели, приободрились. Хакама за эти годы, правда, постарела, но не так уж, как превратилась бы в старуху любая простолюдинка. Все так же держится как юноша, волосы острижены так коротко, что невозможно ухватиться, в то время как у всех мужчин лежат на плечах, а у Ковакко так и вовсе на спине, а глаза ее все такие же улыбчивые, голос сладкий и задорный разом.
Ковакко сразу заявил сварливо:
– Хакама! Надеюсь, ты приглашала всех так настой-чиво действительно по очень важному делу. Я истратил последние капли мощи, чтобы добраться... Обратно поползу на четвереньках.
Боровик сказал язвительно:
– Я разрешу держаться за хвост моего осла.
– Ты приехал на осле? – удивился Ковакко.
– Нет, уеду. Если здесь сам не стану ослом. Хакама повела рукой в сторону входа. Глаза ее улыба-лись, а музыкальный голос стал совсем сладким и привет-ливым, как бывает приветливой в знойный день крона огромного дерева с широко распростертыми ветвями.
– Заходите!.. Прошу!.. Всем-всем бесконечно рада! Они проходили мимо, улыбались, она с кем обнималась, с кем обменивалась заговорщицкой улыбкой. Беркута шутливо ткнула кулаком в могучую грудь, Россохе поклонилась, и все входили в заново перестроенный зал уже обласканные, довольные, подбодрившиеся.
