Когда земли окутает мрак - Вуд Яна

– Я… не смотрела на это с такой стороны, – произнесла девушка с напускной задумчивостью. – Я привыкла считать, что мир принадлежит людям. А стало быть, нужно подчиняться их правилам.

Химера фыркнула.

– Заблуждение, нарочно внушаемое людьми всем, кто хоть немного отличается от них. Мир всегда принадлежит самым сильным, Хейта. А самые сильные – это мы. Нужно только заявить о своей силе, и они сами приползут к тебе на коленях, пресмыкаясь, точно жалкие черви. Поверь, мир видел это уже не раз. Они приползали так и к Доргу Лютому. Только он оказался слишком глуп. Ему стоило помнить, что люди любят разить в спину. Но он был слишком самоуверен и неосмотрителен, и это стоило ему жизни. Я же усвоила этот урок еще в детстве. Потому нам с тобой такое гибельное легкомыслие не грозит. – Химера неожиданно вытянула руку и горячо сжала девичьи пальцы.

Первым порывом Хейты было выдернуть их, но она пересилила себя и с молчаливым ожиданием поглядела на химеру.

– Мы станем великими, Хейта. Ты средоточие волшебства. И я – превосходство неуязвимости, скорости и силы. Мы заставим этот мир уважать нас и бояться. Никто не посмеет перечить нам или бросать в нашу сторону косые взгляды. Ты не будешь больше страдать. Переживать о близких, Фэйре, завтрашнем дне. Пойдем со мной, Хейта, обещаю, ты не пожалеешь.

Девушка выдержала пронизывающий взгляд змеиных глаз Мерек. Та говорила искренне, с упоением, с чувством. Хейту осенило: химера не просто искала союзника, она отчаянно нуждалась в нем – чтобы поделиться болью, найти того, кто поймет, чтобы просто не быть одной. Мелькнула робкая мысль – вдруг химера еще способна перемениться?

– Мне нужно все хорошо обдумать, – проговорила Хейта, вымученно улыбнувшись. – Такие решения второпях не принимают. Ты поведала мне сегодня много непростых вещей. Никто прежде не говорил со мной о них. Будь кто другой, я бы, может, и слушать не стала. Тебе же удалось разжечь интерес.

Хейта замерла, гадая, устроил ли химеру ее ответ или надо было сразу согласиться? Мерек еще какое-то время изучающе глядела на нее и неожиданно широко улыбнулась, выставив напоказ смертоносные клыки.

– Ты права. Конечно. О таких вещах в первый же день не решают. Ты устала с дороги. Отдохнешь, как следует обдумаешь мои слова, а завтра мы снова потолкуем.

У Хейты отлегло от сердца. И она ответила улыбкой на улыбку.

III

Комната была просторной. Из арочного окна открывался вид на бушующее черное море. На стене подле окна темнело зеркало в резной оправе.

В таких роскошных покоях Хейте ночевать еще не доводилось, даром что каменные стены испещрили трещины, а углы заросли паутиной, – широкая железная кровать с замысловатой узорчатой спинкой, большой сундук, украшенный драгоценными камнями, говорили о том, что здесь должна жить ни много ни мало венценосная вардовская особа [29].

Хейте отчего-то сделалось неуютно. Она сбросила сапоги и залезла под одеяло, натянув его до самого носа. Облачаться в длинную ночную рубаху, что белела на лавке бесформенным пятном, ей не захотелось.

В голове Хейты беспокойно носились мысли. Химера хотела разжалобить ее, задеть за живое, заставить перейти на ее сторону. «Что ж, – невесело подумалось Хейте, – первые две вещи ей, бесспорно, удались».

В сердце девушки неприятно зудело, разом припомнились гадкие слова, которые бросали ей в спину деревенские; материнское платье, линялое, в заплатках; покосившаяся крыша их неказистого дома.

Хейта упрямо стиснула зубы. «Ну и пусть! – решительно подумала она. – Пусть говорят и слова стократ хуже и злей, мне уже не привыкать. А что до бедности… Мать скорее согласилась бы сидеть на хлебе и воде, чем увидеть меня подле химеры».

Совесть неожиданно кольнула ее, точно иглой. Столько времени прошло, а она не навестила мать ни разу. Понятно, в деревню ей путь заказан. Но можно же было встретиться у Шарши, да и передать матери чего-нибудь. Ведь какую-то долю от общих припасов она уже заработала.

Хейта тяжело вздохнула и вновь принялась перебирать в памяти разговор с химерой. На ум прыгнуло имя Дорга Лютого. Хейта помнила его историю из книг, что ей давал почитать дед Шарши. Темный Фэй-Чар был очень искусен в волшебстве. Но химера верно сказала: он был тщеславен, а череда жестоких побед убедила его в своем превосходстве, лишила осторожности и страха, это-то его и сгубило.

В очередной схватке, пока Дорг Лютый был занят противостоянием с пастырями, в него пустил стрелу человек, великий воин из дэронгов, именем Рогэлд. Конечно, простая стрела не убила бы Чара. Но та стрела была смочена в мертвой воде. Отведав такой воды, тело уже не способно было оправиться.

По преданиям, Дорг Лютый, пронзенный стрелой, пал наземь замертво и больше уже не поднялся. Хейта поежилась. Химера признала его опасным, но глупым. Сама химера глупой не была, что делало ее стократ опасней и страшней. А значит, и ей, Хейте, нужно быть предельно осторожной.

Рядом захлопали крылья. Хейта очнулась от раздумий, вскинула голову. За окном сидела сойка, голову ее венчал высокий черный хохолок. Хейта отбросила одеяло и скользнула к окну. Глаза ее распахнулись от изумления.

Она никак не ожидала увидеть в обители химеры столь дивное создание! Черное оперение птицы переходило в насыщенный синий, он отливал то бирюзой, то бледнел, обращаясь в голубой, словно это небо расплескалось по маленьким крыльям, одарив их всем богатством своих невероятных оттенков.

Хейта отперла окно и осторожно потянула на себя тяжелую ставню, боясь спугнуть чудесную пичугу. Девушка знала, сойки очень осторожны. Но эта, казалось, вовсе и не думала бояться. Она с любопытством крутила головой то вправо, то влево, изучающе взглядывая на Хейту.

Девушка подставила руку. Сойка ловко на нее вспрыгнула, едва ощутимо ткнувшись в кожу острыми коготками. Хейта залюбовалась.

– Откуда ты здесь взялась? – Девушка ласково коснулась пальцами мягких лазоревых перьев.

Черные глаза сойки таинственно поблескивали в ясном свете луны. Перед глазами Хейты вдруг возникло лицо химеры. Острый подбородок гордо вздернут. Алые губы надменно поджаты. Ядовито-желтые глаза глядели в самое сердце, точно желали прожечь его насквозь. Хейта вздрогнула от неожиданности.

– Ты служишь ей? – пораженно прошептала она.

Птица склонила голову. Хейта нахмурилась.

– А сюда зачем прилетела? За мной следить?

Сойка не ответила, подобралась поближе и прильнула теплым боком к ее груди. Хейта растерялась от неожиданности. Птица жалась доверчиво.

– Имя-то у тебя есть? – проворчала Хейта.

Перед глазами снова возник образ химеры. Тяжелые темные волосы змеились по чешуйчатым плечам. С губ сорвалось:

– Аргат!

Хейта фыркнула.

– Стало быть, ты не она, а он. Ну и что тебе нужно от меня, Аргат?

Птица снова не ответила ей. Только прижалась покрепче.

– А-а, – догадалась Хейта. – Вон оно что. Ласки… – Она понимающе усмехнулась. – Это каждому надобно. От химеры, наверное, нечасто перепадает…

Хейта бережно провела рукой по теплому птичьему боку. Раз. Другой. Аргат присмирел и нахохлился, точно петух. Перед глазами Хейты неожиданно замелькал лес, она ощутила себя не человеком – птицей.

Ветер свистел над головой, а она неслась, ловко уворачиваясь от хватких веток, подныривая под толстые сучья, навстречу ясному радостному солнцу. Еще рывок, и звуки ветра сменились мерным рокотом водопада. Она увидела его почти тотчас – высокий, точно башня, он ниспадал со скалы, шевеля пенистыми руками осклизлые речные голыши.

А в следующий миг все померкло.

Хейта оторопело закрутила головой. Аргат беспокойно зашевелился под ее рукой. До слуха девушки долетел звук осторожных шагов. Он был тихим, но ровным и не походил на торопливую поступь укрутов. Если бы не Аргат, она бы его и не расслышала. Но, на ее удачу, сойки славились чутким слухом. Они первыми упреждали других обитателей леса, если поблизости объявлялся охотник.