Император Пограничья 11 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Достав магофон, я открыл Эфирнет и нашёл свежее интервью, о котором упомянул Коршунов в утреннем сообщении. На экране появилось изображение элегантной женщины лет сорока пяти с аккуратно уложенными каштановыми волосами. Магистр Елена Успенская сидела в своём кабинете Тверской академии, отвечая на вопросы местного журналиста.

— Госпожа Успенская, как вы оцениваете конфликт между маркграфом Платоновым и Академическим советом? — звучал голос за кадром.

Женщина сложила руки на столе, выбирая слова с ювелирной точностью:

— Знаете, любой конфликт — это признак назревших противоречий. Академический совет проделал огромную работу по стандартизации магического образования. Но мир меняется, и системы должны меняться вместе с ним.

— Вы поддерживаете инициативу Угрюма?

Успенская чуть улыбнулась:

— Я поддерживаю идею доступного образования для талантливых людей независимо от их происхождения. В моей практике было немало случаев, когда блестящие студенты-простолюдины вынуждены были бросать учёбу из-за финансовых трудностей. Это потеря для всего Содружества.

— Но Академический совет утверждает, что требования к лицензированию обоснованы необходимостью контроля качества…

— Контроль качества важен, — кивнула магистр. — Но когда пятьсот рублей ежегодных сборов становятся непреодолимым барьером для талантливых учеников, а требование о семидесяти пяти процентах аристократов среди преподавателей ограничивает выбор лучших специалистов — это уже не контроль качества, а искусственные барьеры.

Журналист помедлил, явно не ожидая такой прямоты:

— То есть вы считаете, что система нуждается в реформировании?

— Я считаю, что конкуренция идей и подходов всегда полезна. Если академия Угрюма предложит работающую альтернативу — это заставит и традиционную систему совершенствоваться. В конечном счёте выиграют все — и преподаватели, и студенты, и всё Содружество.

Я выключил запись и откинулся на спинку сиденья. Старицкий не соврал — его фракция действительно готова к переменам. Достаточно осторожно, чтобы не подставиться под удар Крамского, но достаточно явно, чтобы обозначить позицию.

— Умная женщина, — заметил Крылов, который тоже смотрел интервью через мой магофон. — Не даёт повода обвинить её в прямой поддержке вас, но подтекст предельно ясен.

Я набрал короткое сообщение Старицкому: «Работаем». Ответ пришёл через минуту — документ с двадцатью тремя именами, должностями и специализациями. Бегло просмотрев список, я присвистнул. Здесь были преподаватели из Смоленска, Рязани, Мурома, Твери, даже из Казани. Алхимики, артефакторы, теоретики, боевые маги — полный спектр специальностей.

— Двадцать три человека готовы рискнуть карьерой, — пробормотал я, передавая магофон Крылову.

— Не только карьерой, — поправил Григорий Мартынович, изучая список. — Некоторые из этих людей рискуют и безопасностью. Академический совет не простит предательства.

Остаток пути прошёл в обсуждении организационных вопросов. Крылов предложил несколько идей по усилению безопасности академии, учитывая возможные провокации со стороны недоброжелателей.

Когда мы подъехали к воротам Угрюма, я увидел необычную картину — перед въездом стояли несколько автомобилей. Особенно выделялся мощный внедорожник с массивным прицепом, накрытым брезентовым тентом. Дежурные методично осматривали первую машину из очереди, проверяя документы водителя.

Мы вышли из автомобиля и подошли ближе. Степан — тот самый старший дружинник, которого когда-то отчитывал Крылов — аккуратно заглядывал под днище легковушки с помощью зеркала на длинной ручке. Дмитрий тем временем внимательно изучал документы, водя пальцем по строчкам и шевеля губами.

— Читать учится, — тихо пояснил подошедший Борис. — После того инструктажа Григория Мартыновича половина постовых записалась в школу на вечерние уроки грамоты.

Крылов едва заметно улыбнулся. Я хлопнул его по плечу:

— Хорошая работа. За короткое время добились большего прогресса, чем все мы за месяцы.

— Просто правильная мотивация, — скромно ответил бывший начальник Сыскного приказа, но было видно, что похвала ему приятна.

Григорий Мартынович понизил голос:

— Помните, мы разрабатывали систему фильтрации новых жителей после случая с Зубовым?

— Конечно. Три этапа проверки — в представительстве, на въезде и финальная беседа с вами.

— Так вот, с этим наплывом преподавателей система может дать сбой, — он кивнул на собравшийся гармошкой транспорт. — Двадцать три преподавателя, их семьи, ученики — это минимум полсотни новых людей в ближайшие дни, не считая самих потенциальных учеников из простолюдинов. Наша процедура рассчитана на десять-двадцать человек в неделю, а тут такой поток.

Я нахмурился:

— Полагаете, среди них могут затесаться агенты?

— Почти уверен, — кивнул Крылов. — Академический совет, Гильдия Целителей, Демидовы, князь Терехов — у вас слишком много врагов. И массовый переезд преподавателей — идеальное прикрытие для внедрения шпиона. Один диверсант в академии может натворить бед больше, чем отряд наёмников под нашими стенами.

— Что предлагаете? Усилить проверку?

— Модифицировать под текущую ситуацию, — Григорий Мартынович отрывисто кивнул. — Преподаватели — особая категория. Они будут иметь доступ к ученикам, к учебным материалам, возможно — к вашим исследованиям. Для них нужна углублённая проверка. Час-полтора на человека минимум.

— Справитесь с таким объёмом?

— Придётся привлечь помощников. Митрофан уже неплохо натренирован после прошлых проверок — у него отличная память на детали. Добавлю ещё двух-трёх человек из тех, кого обучал базовым приёмам распознавания лжи. Они займутся рутинной проверкой, а я лично проведу беседы с преподавателями — тут нужен опыт и мой Талант.

— Хорошо. А с теми, кто уже здесь? Помнится, в прошлый раз вы не успели проверить всех прибывших за последний месяц.

— Параллельно продолжу, — заверил Крылов. — Особое внимание — одиночкам без семей и тем, кто слишком активно интересуется оборонными сооружениями, академией или вашим расписанием. Кстати, тот список маркеров риска, что мы составили — бывшие каторжники, люди с несходящимися историями — очень помогает.

— Главное, действуйте деликатно, — напомнил я. — Эти преподаватели рискуют карьерой и безопасностью, переезжая к нам. Не хочу, чтобы они чувствовали себя под подозрением с первого дня.

— Разумеется. Подам как расширенную процедуру регистрации для преподавательского состава — мол, для оформления жалования и доступа к учебной позиции нужны дополнительные данные. Заодно проверю их академические документы — поддельный диплом выявить несложно, если знаешь, на что смотреть.

Я хмыкнул:

— Не перестарайтесь, а то на следующий же день получим сюрприз…

Я театрально взмахнул рукой, изображая пафосного журналиста:

— «Тирания в Угрюме! Маркграф Платонов устроил допросы с пристрастием честным преподавателям! Людей часами мурыжат и унижают, заставляя доказывать свою благонадёжность!» И дальше три страницы рассуждений о том, как я превращаю острог в тюрьму.

— Здоровая бдительность — не паранойя, — возразил Крылов. — Но я понимаю вашу озабоченность. Буду действовать максимально деликатно. Никаких допросов — только дружеские беседы за чаем. Если человек чист, он даже не поймёт, что его проверяли.

— Правильный подход, — кивнул я. — Наши враги и так ищут любой повод для критики. Не будем давать им дополнительные козыри.

Когда подошла очередь внедорожника с прицепом, из кабины вышел невысокий худощавый мужчина лет шестидесяти. Седые волосы были собраны в небрежный хвост, борода — неровно подстрижена, словно он делал это сам, без зеркала. Одет он был в потёртый дорожный плащ, из-под которого виднелся потёртый дорожный костюм. Но глаза — живые, острые, с искорками любопытства — выдавали незаурядный ум.

— Виктор Сазанов, Магистр артефакторики, — представился он, протягивая мне руку. — А вы, полагаю, маркграф Платонов? Наконец-то встретились лично.