Сильные не убивают (СИ) - Каляева Яна

Решительно подсаживаюсь к Токс и отодвигаю от нее наполненную рюмку. Говорю мастеру Чжану:

— Нам чаю, пожалуйста.

Токс коротко смотрит на меня, но не возражает. Продолжаю:

— Нам нужно поговорить.

Ноль реакции. Переформулирую:

— Мне нужно с тобой поговорить. Пойдем вот за тот столик в углу.

— Пойдем…

Садимся на низкие табуреты. Токс вежливо-равнодушно смотрит куда-то мимо меня в пыльный угол. Эта нечеловеческая отстраненность бесит нечеловечески.

— Послушай, я понимаю, кто ты и кто я. Но это не значит, что мне все равно, что ты с собой делаешь. Может, ты думаешь, что всем плевать? Так вот — есть я, и мне не плевать!

Токс наконец-то снисходит до того, чтобы посмотреть мне в лицо. Лучше бы она рассердилась… но она глядит на меня, как на милого, но глупого и бестактного ребенка. И это сердит уже меня:

— Ты ведь не смогла пройти мимо умирающей снага! Почему ждешь, что я буду просто смотреть, как ты медленно убиваешь себя? Почему отказываешь мне в праве попытаться помочь? Я не знаю, что смогу для тебя сделать. Но, может, ты все-таки расскажешь, что с тобой случилось?

Токс, кажется, понимает меня как-то по-своему:

— Разумеется. Ты имеешь право знать о преступлениях того, с кем делишь комнату. Тем более что никакой тайны тут нет. Приговор был оглашен публично, его печатали в газетах.

Мастер Чжан, стараясь ступать бесшумно, приносит и расставляет на столе глиняный чайный набор — чайник, крохотные чашечки, высокие стаканчики… Надо же, расщедрился чуть ли не на чайную церемонию. Обычно-то тут без затей заваривают кипятком пакетики с изысканным вкусом свежей бумаги. Надо ли говорить, что подается этот напиток богов в пластиковых стаканчиках.

— Расскажи мне, что с тобой произошло.

— Соль, я ведь говорила. Предательство расы и геноцид. За два дня ничего не изменилось. Это уже никогда не изменится.

— Я ведь не спросила, в чем тебя обвинили. Я спросила, что с тобой произошло. Но если тебе на самом деле противно беседовать с ничтожной снага, если для тебя оскорбительно, что я пытаюсь помочь…

По лицу Токс пробегает тень. Она тянется ко мне, накрывает мою ладонь своей. Я машинально подбираюсь и чуть вскидываюсь — тело готово принять бой. Усилием воли заставляю себя расслабиться.

— Прости, Соль, я не имела намерения тебя оскорбить. Не в том я положении, чтобы проявлять гордыню. Если ты правда хочешь знать эту историю, я расскажу.

Токс меняет позу на расслабленную, слегка откидывается назад — не знаю, как ей это удается на крохотной пластиковой табуреточке. Эльфийская магия, не иначе.

— Это случилось четыре месяца назад. Обычная экспедиция в горы Бейн Ниб’хейс… это древняя земля, полная величия и чудес. По традиции в такие экспедиции отправляют молодых друидов, тех, с кем еще не произошла инициация второго порядка. Мы должны были исследовать небольшую аномалию. Я оказалась старшей в отряде. Никто из остальных одиннадцати прежде не покидал Инис Мона. Мой супруг изъявил желание отправиться с нами, но в его годы и при его магической мощи это было бы… отступлением от традиции. Поэтому мы приняли решение расстаться на время.

Надо же, Токс замужем… Хотя что тут удивительного, в восемьдесят лет вроде пора бы уже.

— В предгорьях Бейн Ниб’хейс есть поселения кхазадов. Изначально мы не планировали их посещать. Еще в прошлом веке между нашими народами шла война, и эхо той вражды звучит до сих пор… Однако произошел несчастный случай: один из друидов сломал ногу, и отрядная целительница не смогла его излечить. Погода быстро портилась, и я приняла решение попросить приюта в поселении кхазадов.

Хмурюсь. «Геноцид» — звучит достаточно скверно. Быть может, я полагала, что Токс добра, потому что она очень красива? Есть же исследования, показавшие, что людям с красивыми лицами другие склонны приписывать положительные качества, а преподаватели завышают им оценки.

Что бы там ни произошло, я не успокоюсь, пока не узнаю. С кем я, в конце концов, сплю в одной комнате?

Только сейчас замечаю, что сегодня полоса на браслете эльфийки серая, а не красная — правда, такая короткая, что ее едва можно разглядеть.

— И что, кхазады плохо вас приняли?

— О, напротив. Они были гостеприимны сверх всяких ожиданий. Оказали помощь раненому, разместили нас в своих лучших покоях и устроили в нашу честь славный пир. Мужчины танцевали для нас, старики рассказывали древние легенды, а дети пели и дарили рисунки. Тогда я поняла, что старая вражда осталась в прошлом и встреча с юными друидами с Инис Мона для этих кхазадов — небольшое чудо, о котором они будут вспоминать еще много поколений. Эльдаров в тех местах хватает, но друиды редко покидают Инис Мона. Доброта этого простого народа глубоко тронула мое сердце, и я жалела только об одном: у нас не было с собой ничего, чтобы достойно одарить щедрых хозяев. Тогда я поднесла им в дар украшения, которые были на мне в тот день, и другие друиды последовали моему примеру.

Токс опускает ресницы, их тень ложится на ее губы. Кафельные стены лапшичной, запах подгоревшей сои с кухни, хохот компании за соседним столом — она становится бесконечно далека от этого всего. А потом резко смотрит мне в глаза и говорит:

— А ночью аномалия разверзлась, и Хтонь пошла на прорыв.

Киваю. Я поискала в интернете эту Хтонь, но, признаться, поняла мало — вернее, не смогла сходу отличить реальную информацию от мифов и домыслов. Вроде бы аномалии — зоны, в которых творится всякая чертовщина, и иногда из них прут монстры. Одна такая есть километрах в десяти от Поронайска, но она считается спящей, что бы это ни значило.

Голос Токс становится отстраненным, словно она не о себе говорит, а пересказывает старинную легенду:

— Инис Мона приказал нам эвакуироваться. Прислал вертолет. Это было разумное решение. Нас было двенадцать друидов начальной ступени, и никакого тяжелого вооружения — только личное оружие. А кхазады решили отступать к горам, в древние убежища. Они сказали нам, что успеют. Вот только я ведь готовилась к экспедиции, изучала карты. Поэтому понимала, что шансов у них нет.

За соседним столом кто-то рассказывает анекдот, начинающийся с «позвал царь гоблина, кхазада и эльфа». Токс смотрит в кафельную стену так, словно видит там картины чего-то далекого и величественного.

— Приказа отряду я не отдавала, но это меня не оправдывает. Сказала, пусть каждый сам принимает решение, а я от эвакуации отказываюсь. Разумеется, я знала, что у молодых друидов после этого не было выбора, кроме как последовать за мной. В вертолет мы посадили самых слабых среди кхазадских стариков и детей — тех, кто мог замедлить отступление. Пилот отказывался улетать, и я отдала ему приказ именем Круга Инис Мона, на что не имела никакого права; он был из эльдаров и смутно понимал субординацию друидов, потому это сработало.

Токс замолкает. Уже догадываюсь, но все же спрашиваю:

— А что случилось потом?

— То единственное, что только и могло случиться — после мне повторили это много раз, и таков был главный довод обвинения на суде. Если бы мы были героями древнего сказания или хотя бы приключенческого романа — в нем двенадцать юных друидов сдержали бы наступление волны Морготовых тварей, вышли бы из боя победителями. Но это реальная жизнь, Соль. У троих прямо в бою случилась инициация второго порядка, но не помогло даже это. В какой-то момент я пыталась скомандовать отступление, но было поздно — нескольких из нас уже затянуло в глубину боя, а остальные отказались их покидать. Они были очень молоды, мои друзья… и навсегда теперь останутся молодыми. А я каким-то Морготовым чудом выжила. Клянусь Илюватаром, для этого я не прикладывала никаких усилий. Потому что все, что меня ждало после — проклятия, изгнание из рода, суд и позорный приговор.

— Но Токс, их же было всего одиннадцать… даже если они были несовершеннолетние по вашим меркам и сами не могли принять за себя решение… как это тянет на геноцид?

— Видишь ли, Соль, мы не такие, как вы… У эльдаров рождается мало детей, а у друидов — особенно. Браки планируются на поколения вперед, и даже с учетом этого каждое дитя — благословение Основ. Гибель одиннадцати юных друидов… по существу, двенадцати, я ведь тоже теперь мертва для рода… это катастрофа, равной которой не было уже столетия.