Дом бурь - Маклауд Йен Р.

Особняк к тому времени наполовину превратился в руины, и бьющийся у подножия утесов морской прибой серьезно подточил его фундамент, но вельмастер Порретт самозабвенно погрузился в восстановительные работы. Элис изучила записи столетней давности, в которых говорилось о том, как в Инверкомбе переделали крышу, отремонтировали генератор, заново отстроили террасы и привели в порядок многочисленные сады. Вельмастер Порретт даже превратил уродливую подстанцию в фолли [1] – бутафорскую крепость с бойницами, – чтобы она не портила вид. С точки зрения Элис, такой объем усилий был необъяснимым для простого пожизненного землевладельца, но самым выдающимся достижением Порретта оказался метеоворот, чей латунный купол она теперь созерцала: он разместился, точно невысокий маяк, на вершине кирпичной башни с южной стороны холма над желобом водяной мельницы. На палубах парусных судов опытные мореходы использовали такие устройства, чтобы выжать из ветров все возможное, однако идея применить эту штуку на суше для управления погодой в целой долине показалась ей амбициозной до безобразия.

Автомобиль шумно затормозил на изгибе замшелой гравийной дороги. Элис проницательным взглядом человека, привыкшего оказываться в новых местах, окинула высокие окна и дымоходы, элегантные фронтоны, замысловатое изящество камня и стекла. Особняк оказался даже красивее, чем она себе воображала.

Сделав знак водителю подождать и взглянув на свои наручные часы – было без четверти восемь, – Элис подошла к входной двери и дернула за цепочку звонка. Примерно сменницу назад она послала весточку, что они с Ральфом приедут, но, следуя своему обыкновению, не упомянула точное время и дату. Обычно в этот момент в дверях появлялось шокированное лицо какой-нибудь полуодетой горничной. За годы, прошедшие с тех пор, как Элис вышла замуж за вельграндмастера Тома Мейнелла, она превратила в одно из своих многочисленных кредо необходимость содержать в надлежащем виде все имущество, принадлежащее гильдии. Потому-то Инверкомб и привлек ее внимание. Поместье было относительно небольшим, однако соответствующие ему цифры указывали на колоссальные траты. Ей объяснили, что все дело в сухопутном метеовороте: он оказался слишком мощным, чтобы его можно было полностью вывести из эксплуатации, не разорившись. По какой-то причине – то ли из-за странного устройства, то ли из-за расположения, которое как будто подразумевало дозор на побережье Бристольского залива, то ли из-за предчувствия, что здесь кроется некая история, – Элис решила дать этому месту еще один шанс. И вот она стояла у дверей, а Ральф замерзал в машине, и ничего не происходило, лишь зеленовато-золотой купол метеоворота сиял сквозь голые ветви. Она вздохнула и потерла вздрагивающую мышцу под правым глазом. Собралась было вновь дернуть за цепочку звонка, как вдруг услышала – или, скорее, почувствовала – чье-то присутствие за спиной. Медленно повернулась, всецело уверенная, что не увидит ничего, кроме иллюзий, порожденных усталостью. Но там стояла крупная негритянка.

– Добро пожаловать в Инверкомб, вельграндмистрис, – сказала она и присела в реверансе. – Я Сисси Даннинг, экономка этого поместья…

II

Важнее всего, как обычно, был Ральф. Она нашла ему самую лучшую и просторную комнату, обставленную старинной, но почти не тронутой мебелью и отделанную красивыми, добротными на вид деревянными панелями. Огромный матрас на зелено-золотой кровати с балдахином выглядел – с точки зрения Элис – достаточно чистым, за французскими окнами без ощутимых сквозняков был балкон с видом на прекрасные юго-западные сады, а в камине уже потрескивал огонь.

Она нашла удобный диван и велела перенести его в комнату Ральфа, чтобы там отдыхать и, при необходимости, проводить ночи. Все нужно было проверить, передвинуть, проветрить, уладить, рассортировать, объяснить, организовать. На это уйдут не часы, а дни. Но экономка казалась толковой, и ее было трудно вывести из себя, пусть даже она была женщиной и к тому же чернокожей, а ее подручные, похоже, знали свое дело. Холодная погода, судя по всему, от метеоворота не зависела. А эти говоры! Мелочи, касающиеся поведения и одежды слуг, а также странный, едва уловимый привкус воды – на удивление приятный и как будто усиливающий аромат чая. Здесь все воспринималось иначе, и Элис почти надеялась найти какой-нибудь серьезный изъян в кажущейся безупречности Инверкомба, чтобы легче было довлеть над теми, кто в нем трудился.

– Ну? Что думаешь?

Она сидела на краю кровати Ральфа. Была середина утра, восьмисменник, четвертый день с момента их приезда, и от огня в камине исходило тусклое сияние. Все рутинные и необходимые мероприятия, которые Элис запланировала, по-видимому, состоялись, и она оказалась в странной ситуации, обнаружив, что ей почти нечем заняться. Снаружи был еще один пасмурный день, хотя в комнате хватало света.

Ральф улыбнулся. Он три ночи подряд крепко спал и теперь сидел, почти полностью одетый.

– Мне здесь нравится. Мне нравится местный воздух. Когда ты позволишь мне осмотреть окрестности?

– Уже скоро. – Обрадованная, она сжала его руку. – Но не будем спешить. Всего две сменницы назад…

Проклятый лондонский воздух. Ральф бормотал, что у него горят кости. Даже сейчас слабость не прошла до конца. Элис наклонилась и поцеловала сына в щеку, чувствуя новый податливый пушок. Улыбнулась и отодвинулась от него.

– Я принесу книги.

Хотя многое из того, что она просила отправить из Лондона почтой, уже прибыло, учебники, необходимые для их с Ральфом домашних занятий, все еще были в пути. Но давно умерший вельмастер Порретт как будто предусмотрел нужды ее сына: в особняке нашлась поразительно богатая библиотека. Книги были старые, но, открыв их с треском нетронутых корешков, Элис пришла к выводу, что совокупность человеческих знаний не сильно изменилась с начала века. Изучение прекрасных, вручную раскрашенных гравюр с цветочками, как рожденными природой, так и сотворенными при помощи эфира, с подробными описаниями на латыни, а также изображений всевозможных камней поможет Ральфу, когда он начнет по-настоящему готовиться к вступлению в ряды телеграфистов, хотя Элис так и не сумела понять мужскую потребность в каталогизации.

– Почему ты улыбаешься? – спросил он.

Потому что думала о будущем. И в мыслях своих сказала «когда», а не «если».

– Мне просто хорошо, когда тебе хорошо.

Он окинул ее подозрительным взглядом.

– До тех пор, – его голос надломился, – пока тебе самой хорошо.

– Ну разумеется.

Местный доктор, тип по фамилии Фут, уже навестил хозяйку Инверкомба со своей суетливой женушкой, как и преподобный вышмастер Хамфри Браун, приходской священник. Конечно, Элис пойдет в церковь утром в бессменник, как и всякая достойная уважения гильдмистрис, но за эти годы она слышала слишком много молитв и заклинаний. Она понимала, через что приходится пройти матерям чахоточных детей. Сперва они испытывали боль немыслимой силы, потом преисполнялись готовности идти куда угодно, делать что угодно. Часто проходили годы, прежде чем наконец наступало мучительное осознание того, что ты лишь усиливаешь страдания ребенка. Да, чахотка иногда проходила, но единственным известным способом облегчить ее симптомы были покой и свежий воздух. И все же путешествия следовали одно за другим, тревога не унималась, и любые деньги тратились на неустанную погоню за лучшим воздухом, за идеальным покоем. Чередование обострений и ремиссий превращалось в переменный блеск путеводной звезды, по которой мать прокладывала свой путь. Во многих случаях, в чем Элис убедилась в курортных городах и санаториях по всей Европе, гонка продолжалась до тех пор, пока ребенок не умирал или мать не заболевала той же болезнью. Но желание приехать в Инверкомб было отчетливым, бесповоротным. Она избавилась от всех привычных сомнений.

Элис взбила дополнительную подушку, чтобы подложить ее под книгу по ботанике, и оставила Ральфа читать. В коридоре взглянула на часы. Время близилось к полудню. В Лондоне ее муж Том собирался пообедать в клубе. В спертом, густом воздухе, похожем на лондонский снаружи, но в десять раз плотнее, за красным вином, бильярдом и бесконечными порциями тяжелой сытной пищи, в сопровождении одних и тех же дурацких шуток и улыбок в адрес одних и тех же усталых персон, сидящих в креслах с высокими спинками, великие гильдии вершили большую часть своих подлинных дел. Элис решила, что позвонит ему до того, как начнется трапеза. Но сперва надо было привести себя в порядок.