Бытовик 2 (СИ) - Путилов Роман Феликсович

Командиры переглянулись, пошептались, но, в течение нескольких минут, никто не встал и не покинул помещение, чему я был несказанно рад.

— Господа, я очень рад, что в вас не ошибся. Даю слово, что всех, кто сумеет пройти этот путь до конца, ждут награды, достаток и почет. Не могу обещать, что все мы доживем до этого дня, но слава нас найдет всех, всех и каждого. Прошу сегодня-завтра провести работу в своих подразделениях, объяснить людям, какой у них выбор и предложить определиться. Насильно никого не удерживать, отправлять сразу в Империю. Еще раз благодарю вас всех, господа, все свободны.

На следующее утро я уехал в Покровск. Необходимо было решить вопрос с представителем брата в княжестве — генералом Вальдер Иоганном Яковичем, проследить за тем, чтобы данный генерал не увез с территории княжества ничего лишнего и не напакостил на прощание, а то с этих господ станется.

В резиденцию князя я отправился сразу по приезду, прихватив с собой, в качестве группы моральной поддержки, две роты стрелков.

Княжеская резиденция напоминала еврейское местечко при налете банды махновцев. Часовые на воротах и башнях отсутствовали, по двору носились люди, стаскивая в кучу какую-то мебель, обмотанную серой дерюгой, картины, судя по форме упаковки, отличающиеся массивными, резными рамами. Где-то на кучах вещей сидели дамы с детьми, но большая часть обитателей твердыни, начиная полковниками и заканчивая последней дворовой девкой, продолжали носиться, вытаскивая на улицу все новое и новое барахло. Дополняли картину парочка военных, что спали на траве, в тени крепостных валов, распространяя вокруг себя аромат перегара.

— А, это вы? — стоящий в стороне от суеты, в сопровождении пожилого солдата, держащего на серебряном подносе полуштоф какого-то дорогого, судя по резной бутылки, пойла и хрустальную стопку, генерал неприязненно покосился на меня и отвернулся.

— Потрудитесь сообщить, Олег Александрович, к какому часу подадут подводы и когда планируется отправление поезда. И почему ваши грузчики при оружии явились сюда? Все никак наиграться в войнушку не можете? — говорила со мной, обтянутая дорогой тканью мундира, генеральская спина: — Что вы молчите…

Честно скажу, не сдержался, поступил, признаюсь прямо, некрасиво, с удовольствием пнув по наглой генеральской заднице, прямо по белым лосинам, а когда, чуть не упав от неожиданности, ко мне повернулась ошеломленная генеральская физиономия, любезно осведомился:

— Ты кто такой будешь, хамло?

Глава 12

Глава двенадцатая.

Пока ошалевший от моей наглости генерал хватал воздух приоткрытым ртом, я продолжил:

— Ты если генерал на службе княжества Булатовых, то встань смирно и представься по всей форме хозяину местных земель, а если вообразил, что теперь служишь князю Якутскому, тем более, встань по стойке смирно и представься, как положено. Ну⁈

Сначала ты работаешь на репутацию, потом репутация работает на тебя, и очевидно, я уже перешел во вторую стадию. Во-всяком случае, генерал изобразил что-то вроде строевой стойки и выдавил слова формального представления.

— А теперь сообщите, господин генерал на службе князя Якутского, кто это, без моего ведома потрошит закрома моей Родины?

— Это личное имущество господ офицеров и членов их семей…

— Да? Я не помню, чтобы кто-то из вас, кто жил в княжеском дворце на всем готовом купил сюда, за свой счет картину или даже паршивую табуретку. — я махнул рукой, и за моей спиной бахнул винтовочный выстрел.

Все эти люди, что не обращая внимания на меня или солдат, сгребали в кучи казенное или княжеское добро, наконец обратили внимание, что обстановка во дворе изменилась и удивленно замерли.

— Господа! Сейчас всю беготню прекращаем и каждый из вас встает напротив своего имущества, причем прислуга, относящаяся к дворцовой резиденции становится вот здесь, у стены…

Шум и возмущенный ор не прекращался, тогда я вновь обернулся к, стоящему за моей спиной, командиру одной из рот: — Прапорщик командуйте построение и подготовку к штыковой атаке…

— Кого, ваша светлость…э, атаковать изволите?

— Всех. Всех, кто орет и оскорбляет мою светлость своим пренебрежением к моим словам. — я небрежно махнул рукой на придворных и прочую нечисть, которая наконец обратила внимание на строящихся за моей спиной, по свистку прапорщика, ряды стрелков, которые деловито цепляли на дула винтовок штыки-ятаганы.

Наконец наступила относительная тишина и я вновь заговорил:

— Господа, хочу сразу внести ясность в наши дальнейшие взаимоотношения. В отличие от моего брата-соправителя, я своего согласия, на переезд в Якутию или ещё в какие Тмутаракани и ликвидацию княжества Булатовых, не давал, а, так как, по заключенному с Димитрием Александровичем договору, у нас с братом права равные, то я считаю договор между мной и Империей действующим, а я, в связи с отречением моего брата, становлюсь единственным владетелем данных земель. Вы, раз желаете отправиться вслед за моим братом в далекую Восточную Сибирь, я удерживать не буду, но и позволить расхищать имущество князя не собираюсь. Сейчас я, со старшим камердинером, пройдемся по рядам, и в случае если у кого-то в вещах обнаружу вещи, принадлежащие моей фамилии — не обессудьте, господа, накажу показательно, невзирая на чины и звания. Даю все, кто, скажем так, по ошибке, еще раз проверить свое имущество и отложить в сторону то, что лично вам не принадлежит.

Ну естественно, не обошлось без скандала. Дама лет тридцати, супруга полковника фон Ибансона, в девичестве Глинкевич, владелица трех чемоданов и двух сундуков, уверяла, что золотистые шторы из парчи являются ее приданым.

Старший камердинер, недовольно морщась, кося глазом и выдавливая из себя слова в час по чайной ложки, после того, как я пообещал, что он лично своей шкурой ответит, если при осмотре дворца я обнаружу пустое место на стене, по форме и отсутствие штор на перекладине над окном, или, не дай боги, недосчитаюсь столового серебра, что шторы были выписаны моей покойной маменькой из империи в прошлом году. Упирающуюся госпожу фон Ибансон, под локти поволокли к воротной башни, где я случайно видел несколько небольших, по-своему уютных, чуланчиков, вещи, все пять мест для дальнейшего разбирательства унесли во дворец, я же перешёл к следующему семейству отъезжающих. Здесь, у сундуков и чемоданов стояла дама с двумя детьми и глава семейства в полковничьей форме.

Возможно полковник Визигин был когда-то лихим рубакой, упорным в достижении поставленной цели, но особым умом бывший кавалерист не отличался, иначе зачем он упорствовал, настаивая на том, что три, завернутые в холстину, картины со сценами охоты, принадлежат лично ему. Когда господин полковник в своих фантазиях дошел до того, что он, когда-то, снизойдя до просьб моего батюшки, разрешил вывесить лично его картины в залах княжеского дворца, я понял, что пустую дискуссию пора заканчивать.

— Ша, полковник, замолчите, я уже принял решение. За ложь и попытку воровства имущества бывшего сюзерена вы приговариваетесь к штрафу в тысячу рублей. Ваша жена и дети останутся в Покровске в заложниках, на правах вольных поселенцев, до момента внесения вами…

Полковник попытался что-то изобразить руками, то ли действительно хотел кинуть в меня плазменным шариком, то ли надеялся напугать, но я ждал чего-то подобного, и мои солдаты, неоднократно проинструктированные именно на такой случай, без команды вскинули винтовки.

Мгновенно вокруг семьи, замершего военного, освободилось свободное пространство — никто не хотел стоять под прицелом нескольких десятков стволов и попасть под шквал пуль, если маг попытается сопротивляться.

— Любезный, еще одно движение с вашей стороны, и вас всех или застрелят, или вам сломают обе руки, чтобы даже не возникало желание магичить рядом со мной. Идите в сторону вокзала и возвращайтесь, когда соберете деньги на штраф. — я мотнул головой в сторону ворот: — Не играйте с судьбой, пока я не передумал.