Новое назначение (СИ) - Васильев Андрей

Ровнин мысленно застонал. Все. Теперь он и тут Олежка, причем, похоже, пожизненно.

— Положить мы ее положили, и горгулью тоже, но прежде та Митьку когтем вскрыла, от живота до горла, — продолжил Саша. — Сразу умер, не мучился.

— Ради нас подставился, — хмуро добавил Славян. — Мог же увернуться, но тогда бы в ту паскуду выстрелить не получилось, чтобы она свиток уронила. Понимаешь, Олежка, пока заклинательница бумагу с призывом держит, горгулья защищена чарами. Но если отпустила — все, птичка на свободе, но и неуязвимости ее конец. Башку и крылья не прострелишь, там камень. Но вот тело из мяса, костей и крови.

— В средние века с их луками и арбалетами сложновато приходилось, конечно. — Лена достала из кармана стильного пиджачка в мелкую черно-белую клетку, что служил ей подушкой, желтый батончик «Натс» и начала его разворачивать. — А в наше время автоматического оружия, сам понимаешь, все проще.

— Митя ведь меня когда-то учил, — лицо Морозова чуть помрачнело, — он на три года раньше в отдел пришел.

— Так что, Олежка, смотри да думай — надо оно тебе, нет? — Баженов нажал на кнопку, из телевизора полилась механическая музыка «денди». — Немного времени для того, чтобы сказать «нет» у тебя есть. Таково общее правило. На, Сашка, тебе в пузяку ногой!

— Только лично я про подобное не слыхал. — Морозов тоже уселся на стул и цапнул джойстик. — Не в смысле правила, а в смысле «нет». Все сначала офигевали от услышанного, а потом просто принимали ситуацию такой, какая она есть. По крайней мере со мной точно было именно так.

Олег помолчал, а после задал очередной вопрос.

— А кто такая лоскотуха? И ауки?

— Олежка, а ты умеешь не только слушать, но и слышать, — с уважением глянула на него жующая батончик Лена. — Хочешь кусочек? Только не очень большой, я голодная. До аванса еще неделя, а денежек нет. Вот, питаюсь всякой гадостью.

— Кстати, дружище, с тебя же еще простава! — заорал Баженов, с силой тыкая пальцами в кнопки. — Как я мог забыть! Значит, сегодня бухаем, если какая-то кака до вечера не случится.

— С первой зарплаты, как положено, — мигом отозвался Олег, который уже один раз уже попался на этот развод в родном саратовском ОВД. — А когда она будет — фиг знает. Вряд ли мои документы сюда быстро перешлют.

— Молодой, да из ранних, — отметил Морозов. — Молодца, Олежка, так его! И я лоу-киком добавлю! Все, лежите, Слава, отдыхайте. Покойничка знал лично!

— Лоскотуха — мертвячка, что в стоячей воде обитает, — пояснила Ревина, когда юноша присел на краешек дивана, того, на котором она вольготно расположилась. — Ну или, скажем так, разновидность русалки. В небольших прудах или даже озерах водяного Хозяина нету, приструнить или к делу какому приставить этих милашек некому, вот они и шалят в свои смертные дни.

— Смертные дни?

— Ну да. Понимаешь, лоскотухой не любая может стать, иначе от этой нежити людям спасу не было бы. Только незамужняя девка-самоубийца, да еще и непременно беременная. В реках таких водяники сразу отметают в сторону, плыви, мол, мертвым телом по течению до села Кукуева. Толку-то ноль, потому как душа трижды проклята — за срамной грех, за самоубийство и убийство безвинного дитяти. И кроме ненависти в ней ничего нет. Что с такой делать? К чему приставить? Да еще, не ровен час, плод переродится да выползет на волю, если срок был немалый, тут вообще неприятностей в реке жди таких, что будь здоров. Щука, которая жрет все без разбору, и та оттуда свалит. Ну, не суть. А вот в пруду каком такая особа подолгу может обитать да злобу на мужиков копить. И не дай бог какой из них не бережку уснет в тот день, который совпадет с датой смерти лоскотухи — все, пропал человек. Она ему сначала голову задурит, поиздевается вволю, после почти до смерти заласкает и вернет сознание в тот момент, когда вода в легкие заливаться начнет, чтобы осознала жертва, что происходит на самом деле.

— Представляешь, какой облом? — влез в беседу Славян, пытающийся взять у напарника реванш. — Мгновение назад с красивой бабой сосался, а на деле, оказывается, умираешь. И не выбраться никак, тебя какая-то тварь вниз, на дно, тянет.

— А чего же вы их не того? — уточнил Олег. — Это же ваша юрисдикция, получается.

— Наша, — легонько пнула его босой ногой девушка. — Теперь уже наша, не забывай. В целом — да. Но я не слышала, чтобы в Нарышкинском пруду кто-то тонул, понимаешь? А до той поры, пока лоскотуха кого-то не убьет, мы ее тоже не тронем. Не за что.

— Просто одно с другим не совпало ни разу, вот и все. Никто не дрых у пруда в нужную дату, — пояснил Баженов. — Лотерея, блин. Как у «Стиморола» с его золотой подушечкой. Или у «Пепси» с их пробками. Одна часть купюры у всех есть, а вторую фиг найдешь! Вот и здесь так же.

— Да просто не тот это пруд, у которого кто-то вообще спать ляжет, — возразил ему Саша. — Ты же только-только там был, все сам видел. Срач кругом, лужи харчева засохшего везде, вода в ряске, вонючая, а на дне, ручаюсь, битого стекла больше, чем водорослей. Им же лет восемь никто не занимается. Стоячая вода не проточная, она требует внимания к себе.

— Может, и так, — согласилась Лена. — А ауки — это…

— Все, детишки, бросайте свои игрушки, — заглянул в кабинет Францев. — По коням.

— Только не труп! — простонал Баженов. — Сколько можно! Лучше бы просто какой-то криминал!

— Разошелся ты сегодня, Слава, — тепла в голосе начальника не имелось совершенно, — что ни сделаешь, что ни скажешь — все не в масть.

— Случилось-то чего? — привстала с дивана Ревина. — Гадость — это понятно. Какая?

— Гули ребенка прямо с улицы к себе под землю утащили, — погоняв желваки по скулам, произнес Францев. — Опять. Четвертый раз за год. Днем!

— Вы же к Джуме ходили, с ней разговаривали. — Морозов встал со стула, снял со спинки серую короткую куртку и натянул ее на себя. — Она обещала…

— Обещала. Больше скажу — все, что от нее зависит, сделала. Джума, конечно, себе на уме и людей не любит, но слово свое всегда держит. Беда в другом — чуют ее подданные безнаказанность, понимаешь? Не осознают, а чуют. Хуже того — они уже привыкли к тому, что можно творить многое, за это после не отвечая. И что им теперь приказы королевы? Чихать они на них хотели.

Олег в этот момент невольно вспомнил вчерашнюю беседу Сан Саныча и своего бывшего начальника. У них те же интонации были, один в один. И рады бы они что-то изменить, переиначить действительность под себя, да вот никак. Желание есть, а сил нет, и взять их неоткуда. Просто нет резерва, все на нуле. И вот эта невозможность реализации себя самих жжет что бывших коллег, что Францева почище адова огня.

И еще — интересно, а кто же все-таки такие гули? Второй раз за час он это слово слышит.

— Давно украли-то? — Баженов залез под рабочий стол и извлек оттуда свою куртку, а именно — «косуху», с побрякивающими молниями и кожаными треугольниками, нашитыми на сгибах локтей.

— Часа три как точно. Может — больше.

— Так уже все, — глянул на него оперативник. — Жалко дите невероятно, но помочь ему нечем. Они же наверняка сразу, как под землю спустились, его придушили.

— Дурак ты, Славка, и уши у тебя холодные, — холодно бросила Ревина, вставая с дивана. — Ты правда не понимаешь, что речь идет уже о другом?

— Все я понимаю, — пробурчал Баженов. — Чего сразу дурак?

— И тело найдите обязательно, — велел Францев. — Родителям надо его отдать. Олег, едешь с ними.

— Надо ли? — уточнил Славян, слюнявя палец и стирая маленькое пятнышко с рукава «косухи». — Вот так сразу, с корабля на бал? Пусть хоть пару дней в отделе посидит, акклиматизируется.

— Ты еще со мной поспорь, — холодно глянул на него Францев.

— Молчу-молчу, — задрал руки вверх оперативник. — Как скажете, Командор.

— Спасибо, — поблагодарил нового начальника Олег, которому в отделе за антикварной конторкой сидеть не очень хотелось. Хуже нет, когда все при деле, мимо тебя бегают в мыле, а ты на это только глядишь. Плюс этот неприятный призрак старика, который наверняка знакомиться поближе припрется. Ну жуть же! — Только вот…