Ветрогон (СИ) - Плотников Сергей Александрович

— Хотите кофе? — спросил службист. — У нас в столовой хороший варят.

— Нет, спасибо, — Афина покачала головой.

— А я себе налью. Устал, сил нет. Рабочий день у нас, увы, ненормированный.

— У нас с этим строже. Инженер на АЭС должен всегда быть выспавшимся и внимательным. Никакого кофе на рабочем месте. Не хочу нарушать правила, мне еще на работу возвращаться от вас.

— Как житель этого города, всецело одобряю, — улыбнулся службист. — Кстати, я вам по телефону не представился. Меня зовут Никодим Матвеевич. А вы — Афина Аполлоновна, я правильно помню?

— Правильно. Смотрю, вы тоже про меня собирали сведения.

— Да нет, просто попросил ваше личное дело из отдела кадров Ящика.

Афина кивнула: «ящиком» в обиходе называли Службу ядерного щита из-за характерной аббревиатуры.

Службист Никодим уселся напротив Афины за стол в маленькой переговорной, кстати, отделанной и оборудованной проще и беднее, чем аналогичные помещения на атомной станции. И строгостей при входе было поменьше: Афине просто выписали пропуск при предъявлении паспорта, даже сетчатку просвечивать не стали или отпечатки пальцев сверять.

— Я так понимаю, вы теперь наш с Кириллом куратор? — сразу взяла Афина быка за рога. — Потому что ведь именно с вами я два дня назад разговаривала. И сейчас меня на вас перенаправили.

— Так и есть. Когда к нам обращаются семьи инициированных или тех, кому была только предложена инициация, мы всегда стараемся, чтобы их поддержку обеспечивал один конкретный человек. Хотя в мои обязанности входит и подбор других специалистов по необходимости — в частности, психолога, если вам это нужно.

Никодим испытующе поглядел на Афину. Та мотнула головой:

— Нет, спасибо. Я как-нибудь сама.

— У вас хороший настрой и ситуацию с сыном вы переживаете отлично, — кивнул службист. — Но обращаться за помощью, особенно в такой сложной ситуации, не стыдно. Не надо ждать, пока станет невыносимо.

— Пока мне нормально, — пожала плечами Афина. — Тем более Кирилл сделал все возможное, чтобы меня успокоить. Хотя с его стороны так рисковать, да еще когда он только-только был инициирован!..

— Для его возраста это совершенно нормально, — заметил Никодим. — У детей в принципе промежуток между идеей и воплощением ее в жизнь меньше, чем у взрослых, а у детей, поставленных в такую ситуацию… — он покачал головой, как будто вспоминая что-то. — Вы даже не представляете, на что подросток может пойти в подобных обстоятельствах.

— Немного представляю, — сухо сказала Афина.

— Смотрю, вы многое знаете о Проклятье и о действии гиасов, — заметил службист, прихлебывая кофе.

— Читала, — Афина пожала плечами. — В детстве сама хотела стать девочкой-волшебницей… Хорошо, что это быстро прошло. Потом, когда родила ребенка, стала опасаться, не случится ли такое с сыном. Как многие родители, я полагаю. Вот и почитала кое-что. Даже сходила на один открытый семинар, который ваша Служба для родителей проводит.

— Тогда вы особенно хорошо держитесь, — кивнул Никодим. — Я знаю, как это непросто, когда ваши давние страхи оправдываются.

— Ну, Кирилл не собирается сдаваться, — Афина приподняла брови. — Пока у меня больше поводов гордиться им, чем паниковать.

— Вот это правильный настрой! — поддержал ее службист. — И даже исторически верный. Веками семьи, в которых появлялись дети-волшебники, гордились ими. И только меньше века назад научно-технический прогресс достиг такого уровня, что, с одной стороны, дети-волшебники как феномен потеряли свою значимость, а с другой стороны… — он замялся, не зная, как подобрать слова.

— Утратили свои преимущества? — подсказала Афина. — Раньше лишний рот вон — гора с плеч, плюс этот ребенок гарантированно не умрет от голода и болезней. Да еще и родным может помочь, если беда случится. А теперь детей мало, над ними трясутся, уход любого из семьи — трагедия. Вы к этому ведете?

— Примерно, — кивнул службист. — Обычно если в семье есть еще двое-трое детей помимо волшебника, ну или хотя бы один ребенок, это смягчает психологический удар для родителей…

— Я поняла намек, — остановила его Афина, — но мои репродуктивные планы обсудим как-нибудь в другой раз. Пока меня интересует будущее того ребенка, который у меня уже есть. Что Кириллу может угрожать? Я имею в виду, помимо монстров.

— Пока трудно сказать, — Никодим со вздохом отодвинул чашку с кофе и сложил руки домиком. — Не буду от вас скрывать, его поведение нас радует еще больше, чем ваше. Он явно проанализировал механизм Проклятья и тут же стал использовать его в своих интересах. Но случай это не уникальный, хоть и редкий. Такие… сообразительные дети выходят с нами на связь, предлагают свои услуги. Мы всегда с крайней осторожностью используем подобные контакты, хотя пользы они приносят тоже много. Однако дети-агенты редко держатся долго.

— Что вы имеете в виду? — Афина почувствовала, как душа у нее ушла в пятки.

Никодим явно увидел ее тревогу, потому что он поспешил заверить:

— Простите, я неудачно выразился! Я имею в виду, перестают выходить на связь, хотя нам доподлинно известно, что они живы… Год, два, три, не больше пяти — и все, теряют интерес к сотрудничеству, перестают вообще узнавать новости и интересоваться внешним миром.

— Ясно… — Афина постучала средним пальцем по столу, но заметила нервную привычку и оборвала стук. — Кстати о сотрудничестве. Эту… Ледяную глыбу с монстром доставили в лабораторию? Я обещала сыну, что прослежу.

— Да, в Акбаева-тринадцать при военном госпитале.

— Акбаева-тринадцать?

— Научно-исследовательский центр фауны Междумирья имени Фарука Акбаева, — пояснил службист Никодим. — Филиал номер тринадцать. Фактически, насколько я понимаю, это просто две штатные единицы, которые работают по совместительству, и несколько специфических приборов. Свежего материала попадается довольно мало, смысла развертывать полноценный лабораторный комплекс нет, специалисты бы простаивали. Так что сотрудники госпиталя опишут экземпляр, подготовят его для отправки в столицу, немного возьмут себе на эксперименты. Стандартная процедура. Хотите, отправлю вам протокол осмотра? Чтобы вы сдержали обещание.

— Да, пожалуйста… И часто вам доставляют такие туши для препарирования?

— Как я уже сказал, очень редко. А чтобы именно ребенок-волшебник что-то принес, да еще в таком состоянии сохранности…— он покрутил головой. — Даже не припомню, когда такое случалось. На моей памяти и на памяти наших старожилов точно не было. Говорю же, ваш случай — уже не рядовой.

— Что вам от меня нужно? — правильно поняла Афина намек.

— То, что вы уже делаете. Просто продолжайте общаться с Кириллом и сообщать нам обо всех контактах. Честно выполняйте функцию связного, чтобы у Проклятья не было повода сработать. Говорите не от себя, а от имени нашей Службы или вот вашего Ядерного щита, если они вас попросят что-то передать сыну — а такое может случиться. Строго придерживайтесь этой роли. Старайтесь не искать встреч с сыном самостоятельно. Если понадобится срочно что-то ему сообщить личное — звоните мне, мы подберем повод. Но злоупотреблять таким не стоит, так что, еще раз, по возможности ограничивайте себя. Помните: большинство детей-волшебников очень быстро учатся заботиться о себе сами, а ваш Кирилл, кажется, уже и так это умеет.

— Никодим Матвеевич, — перебила его Афина, которая до этого очень внимательно слушала, — я правильно понимаю, что Проклятье следит за каждым шагом Кирилла, и если почувствует, что он недостаточно серьезно относится к этому оправданию — что я его связной как сотрудник одной из служб Ордена и работаю на благо всего человечества — то оно может… Что? Отозвать разрешение? Телепортировать Кирилла прочь отсюда? Или даже убить его?

Несмотря на то, что Афина говорила в целом спокойно, голос ее дрогнул на слове «убить».

— В практической плоскости — можно сказать и так, Афина Аполлоновна, — кивнул службист. — Вы очень точно отобразили возможные последствия. Но что важно понимать. У Проклятья нет сети дронов наружного наблюдения, оно полагается на самих своих фигурантов. Наши ученые точно установили, что связь с Проклятьем у инициированных осуществляется через сердце, — для наглядности службист постучал по левой стороне груди. — Причем и в прямом, и в переносном смысле. В прямом: связь с предметом-компаньоном действительно реализована через сердечную мышцу. В переносном: ум, честь и совесть ребенка-волшебника контролирует Проклятье. В некотором роде ребенок сам себя наказывает за нарушение принципов Проклятья, порой даже до летального исхода. Взять хотя бы контакты с родителями и шире, с любыми родственниками и прежними друзьями. Если ребенок твердо убежден в том, что он делает все правильно и выступает исключительно как защитник, если он, так сказать, на позиции «старшего» или в крайнем случае равного по отношению к родителю, если общается с ним только по делу или чтобы его защитить — Проклятье не станет ему мешать. Это, как вы понимаете, требует зрелости мышления, готовности взять на себя ответственность, сильного упрямства и даже известного высокомерия. Они далеко не у каждого ребенка есть в достаточном объеме, а то бы все более-менее смышленые давно бы вслух объявляли, что их любимые мама с папой — допустим, их личная служба психологической разгрузки! Потому что, покушав маминых пирогов, они будут лучше истреблять чудовищ.