Артефакторы. Уходя, закройте двери - Соболь Екатерина

– Тебе необязательно хоть что-то понимать, Антон. Пусть серьезными вопросами занимаются серьезные дяди, а ты просто делай, что велено. Ну, по рукам?

Антон смотрел и смотрел на фотографию, сжимая ее так, что она уже помялась. Гудвин протянул руку для рукопожатия, но Таня была права: когда ведешь переговоры с мошенниками, надо читать в договоре мелкий шрифт.

– Вы сказали, у вас три желания. – Антон не отрывал взгляда от фотографии. – Какое третье?

– Ну надо же, ты меня слушал! Вдруг из тебя еще и выйдет толк… Идем. – Гудвин встал и одернул пиджак. – Покажу кое-что.

Антон, как зомби, побрел за ним в коридор, к запертой двери в мамин кабинет. Он давно не заходил туда – и ухнул, когда Гудвин просто повернул ручку и дверь распахнулась.

– Что застыл, вперед, – сказал Гудвин. Он что, действительно всесилен? – Твоя мать любила тайники. Жаль, ты не блеснул в их поиске. Подойди к столу.

Так вот как Гудвин украл исследования его матери… Запертые двери, похоже, от него не спасают. Антон зашел, тяжело наступая на скрипучие половицы. Свет уличных фонарей едва обозначал очертания заваленного бумагами стола.

– Открой нижний ящик. Вытащи из него все. – Антон послушно опустился на колени. Когда-то он был одержим поиском маминых тайников, все здесь перерыл, но уже давно оставил эту застывшую комнату в покое. – Запусти обе руки внутрь. Нажми одной на правую стенку, второй на дно. И посильнее, там все заедает.

В недрах ящика раздался отчетливый «щелк».

– Теперь выдвигай из задней стенки маленький ящик, – негромко приказал Гудвин. Он так и не зашел в комнату, стоял в дверях. – И береги глаза.

Антон нащупал деревянный контур, неизвестно откуда взявшийся посреди задней стенки ящика, потянул на себя – и зажмурился, когда в глаза ударил яркий голубой свет. Такой же, как сияние дверей и артефактов, но гораздо, гораздо сильнее. Он запустил пальцы в ящичек и осторожно ощупал прохладный предмет. Неплотный, как сгустившаяся вода, через которую пропускают электрический ток. Это точно артефакт. Антон бережно вытащил его, щурясь от сияния.

По шкале яркости – а значит, мощности действия – Стража разделяет артефакты по уровням от первого до пятого. Сейчас у Антона в руках была скорее семерка, о существовании которой он даже не подозревал.

– Что это такое? – выдохнул он.

Оставалось надеяться, что Гудвин не ответит очевидное: «Артефакт в виде снежинки, похожей на елочную игрушку». Но Гудвин верно понял суть вопроса.

– Это первый артефакт. Тот, что дала самая первая дверь.

Мерцающий потусторонний свет артефакта освещал и мамин кабинет, и лицо Гудвина – сейчас совсем не веселое. Антон погладил снежинку. Азарт стражника ненадолго заслонил все беды, все подозрения. Первого артефакта никто не видел, и ходили легенды, что он самый могущественный из всех.

– Зачем вы его сюда подкинули?

– Его спрятала твоя мать.

– Не верю. Она бы сразу сдала такую ценность в Стражу.

– Бедняга, как ты ее идеализируешь.

– Хотите сказать, что артефакт лежит тут пятнадцать лет?

– Представь себе.

Никто не знает, где открылась первая дверь. Никто не помнит тот вечер. Никто не знает, какой артефакт был первым, и уж точно он не хранится у Антона дома. И все же… Сияние было таким ослепительным, что продолжало гореть под веками, даже когда он закрыл глаза.

– Вы все это время знали, что он тут?

Гудвин пожал плечами, словно хотел повторить:

«Я знаю все».

– Он бесценный, а вы повернуты на деньгах. – Антон отчаянно пытался понять, в чем смысл этой игры. – Почему вы его не украли?

– Много будешь знать, Антош, скоро состаришься. В твоем случае я буду удивлен, если ты доживешь до старости, так что увеличь-ка свои шансы, не задавая лишних вопросов. Давай к делу. Вот мое третье желание: если в Изумрудный город снова прибудет наша Элли, то…

Так Гудвин называл Таню. Сердце у Антона застучало сильнее.

– Если вы говорите, что она может вернуться, значит, она не умерла.

Гудвин посмотрел на него снисходительно, как учитель – на туповатого ученика.

– Ну конечно, она не умерла, Антон! – раздраженно сказал он, и Антон постарался дышать как можно тише, чтобы не выдать своего триумфа. – Я ни в чем еще тебе не соврал, так что будь хорошим мальчиком, заткнись и слушай. Если Таня вернется, ты заставишь ее использовать этот артефакт.

– Что он с ней сделает?

– Изгонит из нашего города. В этот раз – навсегда.

«Ты – никто, и я – никто, вместе мы – почти пейзаж». Ромашке почему-то нравились эти стихи, хотя она уж точно не была никем. Гудвин так ее боится, что готов потратить на нее величайший из артефактов? Чем его напугала девчонка в желтой куртке? Не важно, главное, что она жива, иначе они бы эту беседу сейчас не вели.

– То есть артефакт ее убьет. – Антон поднялся с пола. – Да пошли вы!

– Не кипятись, не убьет. Просто наша Элли никогда больше не вспомнит об этом городе и не сможет сюда вернуться. Только, когда будешь это делать, не забудь сказать два слова.

Гудвин произнес их, и Антон запомнил, пусть запоминать и не хотел.

– Она и так не вернется. Вы ее плохо знаете: она мечтала только выбраться отсюда.

– Это ты ее плохо знаешь. Если она сможет попасть сюда второй раз, ее будет не остановить, так что давай надеяться, что больше ее не увидим. Но вот мое третье условие: если Таня придет, ты немедленно заставишь ее сжать снежинку в руке.

«Ну конечно, – подумал Антон. – С моей-то снежной удачей, как еще мог называться опасный артефакт?» Одно радовало: их странный городок Ромашке точно не нужен, и эта часть сделки ничем ему не грозит.

– Почему вы ее боитесь?

– Понимание – самая дорогая валюта в мире, Антон. Куда дороже, чем деньги. Хоть что-то понимать в этой жизни – роскошь, которую не каждый может себе позволить. Ну как? Либо договоримся, либо я ухожу. Стражу я все равно развалю, это будет нетрудно, а ты останешься ни с чем. Ну?

Все еще стоя у двери, Гудвин протянул ему ладонь для рукопожатия. Антон убрал снежинку в потайной ящик, где она пролежала столько лет, и комната сразу утонула во тьме. До Таниного появления он жил как во сне, но она привела все вокруг в бешеное, беспощадное движение.

«Если ты правда жива, никогда не возвращайся», – мысленно попросил Антон, а вслух сказал:

– Что не так с нашим городом? Почему из него нельзя уехать?

Гудвин молча смотрел, стоя на пороге полутемной комнаты, и Антон совершил последнюю попытку. Он никогда не сможет победить этого козла, не понимая его.

– Хорошо, можно мне один ответ? Один! Зачем вы включили гирлянду?

Кажется, этот вопрос Гудвин счел достаточно невинным, чтобы ответить:

– Почему бы и нет? Жизнь – игра, а ты такой серьезный. Попробуй относиться ко всему проще, без драмы. Ну что, мы договорились?

Два дня Антон наблюдал за каждым Таниным шагом и кое-чему научился: быть похитрее, играть до конца, биться за то, чего хочешь. Ему нужно всего лишь освободить здание Стражи, когда Гудвин прикажет. Не такая уж большая плата за возвращение матери! А в остальное время он будет вести свою игру и спасать все, что можно спасти. Единственное, что могло бы усложнить дело, – это возвращение Ромашки, но такого не случится, зря Гудвин перестраховался. Еще и выболтал Антону, где хранится величайший артефакт их города! Гудвин, похоже, не так умен, как хочет думать. И Антон пожал ему руку, глядя прямо в глаза.

Когда Гудвин ушел, Антон запер дверь на все замки, сел около телефона и набрал номер.

– Ты на часы смотрел? – сонно спросил Вадик. – Зараза, я только уснул!

Антон запоздало глянул на часы: пять утра. Ну и ладно. Вдруг до начала рабочего дня что-нибудь случится, а он не предупредил?

– Клан отменяет перемирие и собирается выкидывать трюкачей за двери. Как на вызов поедешь, держи ушки на макушке и всем нашим скажи. Ты болтун, от тебя это неподозрительно. Соври, что подслушал.