Навола - Бачигалупи Паоло

Я кивнул.

— А как жители Ваза называют золото?

— Персты.

— Сколько пальцев в одном персте?

— Двенадцать.

— Хорошо. Продолжайте писать. Вам под силу слушать меня и одновременно писать, Давико. Если бы этим занимался я, работа была бы уже сделана... — Он умолк. — Нет, Давико. Два «т» в «леттера ди кредо»9. — Он ткнул пальцем в бумагу, размазывая чернила, уничтожая мой труд. — Видите? Два «т». Детали имеют значение. День погашения, вес серебра и две буквы «т». Выбросьте это. Начните заново.

— У меня болит рука, — сказал я.

Сейчас, оглядываясь назад, став старше и мудрее, я подозреваю, что скопировал совсем немного, но тогда я был юн и наивен, и мне казалось, будто я трудился много дней подряд. Таковы чувства детей. Минута скуки тянется целый час, час растягивается в день, а день кажется веком, и мы открыто делимся этими чувствами, поскольку еще не постигли искусство фаччиоскуро10.

В голосе Мерио появились резкие нотки:

— У вас болит рука?

Обычно Мерио был веселым человеком, мягким и добродушным, как это свойственно жителям Парди, обладателям пухлых румяных щек и округлого брюшка, выдающего любителя доброго вина и изысканного сыра. Но видимо, я исчерпал запасы терпения: брови Мерио поднялись, глаза утратили веселый блеск.

— Если у вас болит рука, подумайте обо всех тех, кто работает рядом с вами. Кто работает на вас. — Он повернулся к скривери, сидевшим за столами вокруг нас. — Кто-то из вас устал? — Мерио ткнул пальцем в ближайшего человека. — Вот вы, сио Ферро, вы устали? У вас болит рука?

И конечно же, сио Ферро ответил: «Нет, маэстро», — а все остальные скривери снисходительно улыбнулись мне и вновь склонились над своими бумагами.

— Эти люди пишут целыми днями. И целыми днями читают, — сказал Мерио. — Сио Ферро начал осваивать профессию в вашем возрасте, и уже тогда он писал целый день напролет. И потому вы справитесь не хуже. Не говорите, что у вас болит рука.

Мне хватило ума промолчать, но я не обрадовался. Я начал все сначала на новом листе бумаги, стараясь подавить отчаяние из-за гибели копии по причине одной-единственной ошибки.

— Ну хорошо, — смягчился Мерио при виде моих страданий. — Финис11. Финис. — Он опустил ладонь на мою руку. — Положите перо, Давико. Пойдемте. — Он поманил меня за собой. — Чи. Это не наказание. Идите со мной. Я хочу кое-что вам показать. Пойдемте, пойдемте. — Он жестами согнал меня со стула.

Мерио привел меня по широким деревянным лестницам скриптория на первый этаж, где щелкали абакасси, подсчитывая наши доходы и расходы. Мы пробрались между их столами и вышли на шумную улицу.

Слева от нас стояли распахнутыми ворота нашего семейного палаццо. Мерио провел меня по прохладному каменному проходу в мирный, залитый солнечным светом куадра премиа12, который охлаждали сверкающие брызги располагавшегося в центре фонтана.

Ленивка мгновенно учуяла нас и примчалась из конюшни, виляя хвостом. Я взял ее на руки, так же радуясь встрече, как и она. Гончая извивалась и вздрагивала, тычась носом в мое лицо и облизывая щеки.

Я думал, что Мерио отведет меня в палаццо, но он стоял во дворе, смотрел на меня выжидающе. Удерживая извивающуюся собаку, я огляделся, пытаясь понять, почему он не идет дальше.

Вот трое арочных ворот, ведущих на куадра, где располагались наши конюшни; вот казарма нашей стражи возле уличной стены, с верхней и нижней галереей. Вот журчащий мраморный фонтан, изображающий Урулу с ее русалками и рыбами, гологрудых и извергающих воду. Прохладная вода была приятной, особенно в такой жаркий день. Еще арочные ворота в дальней стене куадра, ведущие в более личные места нашего дома, однако Мерио не пошел туда. Вместо этого он указал на фреску, что покрывала последнюю стену куадра. Глухую стену, которую мы делили с нашим банком.

— Вы когда-нибудь смотрели на это?

— Д-да...

Мой ответ был нерешительным, потому что, само собой, я смотрел. Картина была слишком большой, чтобы не заметить, больше двадцати пяти шагов в ширину, и такой высокой, что увидеть ее целиком можно было, лишь отойдя назад и задрав голову. Она изображала битву наволанцев с захватчиками из Шеру и Мераи, и проглядеть ее было так же трудно, как фонтан с Урулой, рыбами и русалками. Но фонтан годился для того, чтобы охладить ноги или, еще лучше, дразнить Ленивку брызгами. А фреска была намного скучнее наших конюшен с жеребятами, кобылами и жеребцами, с приятными запахами кожи, со сладкими ароматами сена и конского навоза. Я видел эту картину каждый день, но теперь насторожился, поскольку учуял подвох в вопросе Мерио. Даже в таком юном возрасте я угадывал, когда один из моих учителей собирался преподнести мне урок, и опасался, что урок окажется болезненным.

— Что вы видите? — спросил Мерио.

— Навола, Парди и Савикки сражаются против Шеру и Мераи.

— Что еще?

Я старался понять, скользя глазами по бьющимся армиям. Справа, с позиции Шеру, сверкал на солнце наш город Навола, стоящий в устье реки Каскада-Ливия, там, где она впадала в огромный Лазурный океан. Башни многочисленных соперничавших архиномо возвышались над городскими стенами, сияя в солнечных лучах.

Каждый ребенок в Наволе знал, что это была важная и отчаянная битва, но мне не слишком нравилась данная картина. Мой друг Пьеро, происходивший из номо нобили ансенс13 и любивший военную историю, говорил, что однажды станет великим генералом и примет участие в славных сражениях вроде Защиты Наволы, но мне не нравились ни кровь, заливающая поле боя, ни трупы, плавающие в Ливии. Это была победоносная картина — но неприятная.

— Взгляните сюда, высоко в небо, — продолжил Мерио, входя в роль учителя. — Не только мы сражаемся с захватчиками из Шеру. Видите, как Амо посылает нам божественное благоволение и поддержку? Как он едет в своей колеснице к нам на помощь? Амо благословляет и защищает нас, потому что мы праведники, а Шеру — царство псов. Видите, какое зеленое поле битвы и какие синие воды реки Ливии, где мы прижали шеруанцев? Это говорит о том, что Навола благословлена морем, речной торговлей и плодородными полями, что делает ее лакомым кусочком для Шеру. И посмотрите, псы-захватчики в смятении, они прыгают в реку, пытаются плыть и тонут под тяжестью своей брони. А здесь... — Он попробовал дотянуться, но, конечно же, не смог, потому что был низкорослым и тучным. — Здесь символ вашей семьи, Бык Регулаи, летящий среди знамен наволанской армии.

Он выжидающе смотрел на меня.

Я непонимающе смотрел в ответ.

— Чи! История! Мы должны лучше учить вас истории, Давико!

Мерио вытер пот с лысины. Его голова уже порозовела на солнце, но, похоже, он не собирался сдаваться. Я прижал к себе Ленивку и попытался сосредоточиться, когда он начал показывать разные знамена и символы; некоторые из них я знал по другим наволанским семьям.

— Архиномо ди Регулаи не всегда были такими гордыми, как сейчас, — сказал Мерио. — До вашего прадеда имя Регулаи носил торговец, но не ко всяким торговцам испытывают уважение — и уж точно не испытывали в те времена. В те времена Наволой правили архиномо нобили ансенс, утверждавшие, будто ведут свой род от старых амонцев. Им принадлежали ранг, и честь, и влияние.

— Как Пьеро и Чьерко.

— Да, как ваши друзья. Они из старинных родов. Ди Регулаи было уличным именем, вианомо. Но здесь, в это мгновение, ваш дед поднял знамя рядом со знаменами аристократов, чья родословная прослеживается до амонцев...

— Он это сделал? — перебил я.

Мерио осекся.

— Сделал что?

Я посмотрел на огромную картину, на людей и лошадей, на наше знамя, которое было больше других, на деда верхом на черном боевом скакуне Неро, на занесенный меч...

— Это правда было так? Все случилось, как здесь нарисовано?

— Почему вы спрашиваете?

Я сам не знал.

— Ну... мы написали эту фреску. Быть может...

— Да? — подтолкнул меня Мерио.

— Быть может, мы изобразили себя могущественными на картине? Вроде того, как архиномо Фурия вешают врагов на стенах своего палаццо, и трупы висят, пока не сгниют и не развалятся на куски. Чтобы пугать людей.