Адвокат Империи 14 (СИ) - Фабер Ник

— Э…

— Давай без «э», — махнул я рукой, садясь в своё кресло. — За неправильные ответы я не кусаю.

Немного помявшись, девушка всё-таки начала отвечать.

— Они заключаются в соблюдении прав и достоинства допрашиваемого лица, а также в недопустимости психологического насилия, угроз, оскорблений и манипуляций. Перекрёстный допрос должен быть направлен на установление истины, а не на унижение или принуждение к даче ложных показаний, — продекламировала она, практически идеально повторив формулировку из учебника.

— Молодец, — кивнул я. — Хороший ответ, достойный учебника. Но как ты сама их понимаешь? Можешь ли ты вести перекрёстный допрос, полностью избегая всех этих вариантов?

Дьякова немного поплыла, явно сбитая с толку.

— Ну, наверное… да. Думаю, что да…

— Не можешь, — отрезал я. — Правда парадокс этой темы заключается в том, что без элементов давления, манипуляции контекстом и психологического воздействия перекрёстный допрос превращается в вежливую беседу. Не используя всё, что есть в вашем ассортименте, вы теряете инструмент выявления лжи и контроля самого процесса. Да, Мелехов?

— Вы же сами только что сказали, что эти способы не этичны, — напомнил мне Пётр.

— Да, всё верно, — не стал я отрицать. — В этом и состоит парадокс. Свидетель, особенно подготовленный или враждебный по отношению к вам, не имеет никакой мотивации раскрывать правду. Для того чтобы добиться от него результата, который будет необходим вам, вы должны поставить его в условия, где ложь или искажение фактов становится не просто нежелательными, а опасными…

— В суде нельзя врать. Свидетель выступает под присягой, — напомнил всем Самойлов.

— Владимир, если бы за каждый раз, когда человек врёт под присягой, наша судебная система получала рубль, то в государственном спонсировании не было бы необходимости, — усмехнулся я. — Поверь мне. Люди врут очень часто. Особенно в зале суда. Особенно под присягой. И именно по этой причине вы должны знать и уметь применять трюки для того, чтобы повернуть показания такого свидетеля себе на пользу. Эмоциональное, логическое и социальное давление — это способ вскрыть противоречия и сломать искусственную версию событий. Исключив эти методы полностью, вы отдаёте инициативу в допросе свидетелю и теряете её сами.

— Вы не находите, что должны учить нас тому, что будет правильно с этической точки зрения, а не как использовать неэтичные методы в суде? — с легкой иронией в голосе поинтересовалась сидящая за одним из первых столов Екатерина.

— В точку, Руденко. Молодец. Но кое в чём ты всё-таки ошиблась, — повернувшись, я нашёл взглядом Дьякову. — Алина, тот ответ на мой первый вопрос. Где ты его прочитала?

Девушка захлопала длинными ресницами.

— В учебнике, — с лёгким сомнением, будто ожидала какого-то подвоха в столь очевидном ответе, сказала она, и я наградил её улыбкой.

— Умница. Алина всё правильно сказала. Все верные с точки зрения университетской программы и этического кодекса ответы вы найдёте в учебниках. Моя же задача — объяснить вам, как правильно сделать свою работу и не нарушить правила адвокатской этики. Поверьте мне — это будет для вас куда важнее… и труднее.

— А это правда, что вы сейчас защищаете кого-то в суде? — долетел до меня неожиданный вопрос с последних рядов аудитории.

Найдя глазами задавшего вопрос, я поинтересовался. Оказалось, что это Григорьев.

— А ты, Миша, с какой целью интересуешься?

— Да так… просто…

— Да, — не стал я скрывать. — Я представляю одного человека в суде.

— Но у вас же нет лицензии, — тут же встряла Екатерина, но тон её вопроса не носил негативного характера. Скорее обычное любопытство.

— Верно, Катя. И именно по этой причине я делаю это по доверенности адвоката, который является официальным представителем нашего клиента. А теперь колитесь. Вам Шарфин растрепал?

Судя по виноватым и отведенным в сторону взглядам, я попал в цель.

— Так что? Я прав?

— Правы, — негромко отозвался за всех Мелехов. — Он даже предлагал сходить и…

— И посмотреть? — угадал я и не смог сдержать смешка, когда Пётр кивнул.

Видимо, Юра рассчитывал на то, что Калинский прямо там меня и похоронит, хотя я вообще не мог представить, как так вышло, что они знакомы. Впрочем, а какое мне, собственно, дело?

Но что меня удивило куда больше — это эмоциональные реакции на упоминание Шарфина. Ладно там Самойлов или Григорьев. Эти, да и остальные в массе своей, судя по всему, не особо любили главного выскочку группы. Но вот негативные чувства со стороны Екатерины, Мелехова и той же Алины меня действительно поразили. Я то думал, что они, так сказать, состоят в одной «банде». Если раньше, в самом начале, они чуть ли не вслед за ним договаривали, стараясь меня поддеть, то сейчас испытывали по меньшей мере раздражение при упоминание его имени. А Екатерина так и вовсе источала отвращение при одном только упоминание.

Похоже, что достал он не только меня.

Глянув на часы, решил, что лучше вернуться к лекции.

— Ладно. Уже пятнадцать минут прошло, а мы тут лясы точим. В общем, если Шарфин предложит вам что-то такое ещё раз, то рекомендую согласиться. Сходите, да посмотрите. Сочтём это практическим занятием. А теперь давайте вернёмся к занятиям. Итак, примеры неэтичных приёмов на перекрёстном допросе. Слушайте внимательно, вы это запомните не из конспекта, а потому…

Дверь в аудиторию открылась.

— О как, — сказал я, глядя на вошедшего. — Неужто решил почтить нас своим присутствием?

— Опоздал, — буркнул Шарфин. — Бывает.

— А причина? — уточнил я, сохраняя максимально доброжелательный и даже весёлый тон.

— В столовой обедал. Я же не стадо, чтобы со всеми по звоночку бежать, — буркнул Юрий и направился к своему месту.

Забавно. Судя по всему, он внутренне готовился дать мне отпор. Видимо думал, что я из его опоздания скандал устрою или ещё что. Не. Мы работаем тоньше.

— Ну, добро пожаловать на лекцию, — произнёс я. — Потом попроси у кого-нибудь конспект. Перепишешь начало лекции. Если тебе его кто-нибудь даст, разумеется.

Ох, это надо видеть. Судя по эмоциям окружающих, вряд ли кто-то поступит таким образом. И, если верить его недовольной роже, Шарфин это прекрасно понимал.

— Ладно, вернёмся к лекции. Первый: намеренное введение в заблуждение, когда вы используете реальную деталь, чтобы создать у свидетеля ложную уверенность…

Один за другим я диктовал им методы, а они записывали. Давление через личные нападки, агрессия в подаче, социальное давление, манипуляция эмоциями, ловушки с формулировками и другие. Всё это было неэтично и даже неправильно. Но при правильном применении являлось хорошим инструментом для ведения работы со свидетелем. В своей прошлой жизни я использовал все из них. Потому что, как я и сказал им раньше, если свидетель настроен враждебно и не хочет идти на конфликт, миндальничать с ним нет смысла.

— Все эти методы — рабочие, — сказал я, закончив писать пункты мелом на доске. — Они грязные. Манипулятивные. Неэтичные. Но при определенных обстоятельствах и сноровке допустимы, если вы соблюдаете тонкую грань. Ваша задача — иметь чёткое понимание, где именно пройти по лезвию, не оступившись и не допустив ошибок. Это не просто.

В первом ряду поднялась рука.

— Но… если всё это — давление, как тогда вообще проводить перекрёстный допрос? Мы же не чай пьем с обвиняемым. То есть я помню, что вы сказали, но если давление нельзя применять, то что нам делать?

Я лишь усмехнулся.

— Хороший вопрос, Алин. Смотри. Сейчас покажу.

Народ с интересом посмотрел на меня. Я же взял со стола папку.

— Итак, ребятки. Внимание! Мелехов! Какого цвета эта папка?

Пётр посмотрел на меня с лёгким недоумением, но ответил так, как нужно.

— Синяя.

Услышав его ответ, Шарфин вытаращил взгляд на папку и лишь презрительно фыркнул.

— Молодец. Самойлов?

— Ну синяя, и что?

— Правильно. Дьякова?