Упрямый хранитель (СИ) - Рудин Алекс

— Знаете, это оказался очень угрюмый и нелюдимый домовой, — сказал я.

— А почему? — удивилась Елизавета Федоровна, — домовые ведь всегда живут рядом с людьми, как они могут быть нелюдимыми?

— Все дело в характере владельца дома, — объяснил я. — Дело в том, что этот домовой десять лет прожил рядом с человеком, который скрывался от людей. Этого человека мучили угрызения совести. В молодости он совершил плохой поступок и всю остальную жизнь мучился чувством вины.

— Это ужасно, — побледнев покачала головой Елизавета Федоровна. — Не представляю, как можно несколько лет жить с такой тяжестью на сердце.

— Такое случается, — кивнул я, — а этот человек к тому же сам утяжелил свой груз. Я ведь говорил вам, что господин Померанцев был скульптором? Его чувство вины требовало выхода, и Померанцев нашел выход в том, что начал изготавливать жуткие гипсовые маски. Он делал копии собственного лица, искаженные страданиями. Этими копиями он увешал все стены в своей мастерской, как будто сам хотел напомнить себе о своих мучениях.

— Какой ужас! — покачала головой Елизавета Федоровна.

— Наверное, Померанцев, точно так же, как и вы, пытался выгнать из себя всё плохое. Но дело в том, что это ему нисколько не помогло. Наоборот, чем больше он думал о плохом, тем больше этой дряни скапливалось в его душе. Я так понимаю, что, в конце концов, именно она его и доконала.

Елизавета Фёдоровна молчала. Я взглянул на неё — девушка шла рядом со мной, низко опустив голову.

— Я не хотел огорчать вас, Елизавета Федоровна. Надеюсь, вы понимаете, зачем я рассказал вам эту историю?

— Да, я понимаю, — кивнула девушка. — Я больше не буду делать эти отвратительные фигурки. Если мне снова станет плохо, я постараюсь вспомнить о чем-нибудь хорошем.

Она едва заметно улыбнулась, и мой магический дар осторожно встрепенулся в груди.

Я удивленно нахмурился. У меня было четкое ощущение, что дар отреагировал именно на улыбку Елизаветы Федоровны.

— Скажите-ка честно, у вас есть еще какой-нибудь способ справляться с плохим настроением? — прямо спросил я.

Молчанова удивленно посмотрела на меня и покраснела.

— Как вы догадались, Александр Васильевич?

— Догадался о чем? — улыбнулся я.

Девушка помолчала, кусая губы, а затем решилась.

— О моих записях, конечно.

— Хотите верьте, хотите нет, но я спросил наугад, — признался я. — Так что это за записи?

— Вы поймали меня, Александр Васильевич, — смущенно улыбнулась Молчанова. — Я должна вам признаться, что записываю все магические истории, которые вы мне рассказываете.

— Это часть вашей работы с магическим даром? — догадался я. — Ну, конечно!

— Да, — кивнула Елизавета Федоровна. — Помните ту историю про Летописца, которую рассказывал нам Набиль? Я никак не могу выбросить ее из головы. Мне все время кажется, что мы с летописцем чем-то похожи.

Я покачал головой.

— Ничего удивительного. У вас родственный магический дар. Значит, вы тоже решили записывать удивительные магические истории и таким образом наладить отношения со своим даром?

— Да, — призналась Елизавета Федоровна. — Хорошо, что вы все понимаете правильно. Только дело в том, что со мной ничего удивительного не происходит, поэтому я записываю то, что рассказываете мне вы. И, честно говоря, немножко фантазирую.

Мой магический дар снова шевельнулся в груди. Было в словах девушки что-то очень важное, что-то такое, на что мне нужно было обратить внимание.

— Это очень интересно, — задумчиво сказал я. — Елизавета Федоровна, вы покажете мне эти записи?

— Конечно, — покраснела девушка. — Я не один раз хотела показать их вам, но не решалась.

— Тогда давайте вернемся в дом, — предложил я. — У меня есть предчувствие, что я должен увидеть ваши записи как можно скорее.

Мы вернулись в дом.

— Подождите, пожалуйста, в гостиной, Александр Васильевич, — попросила Молчанова и исчезла за дверью.

Я присел на старый мягкий диван. От него едва заметно пахло пылью.

На стене мерно тикали часы с гирьками на толстых цепочках. Глядя на них, я вспомнил напольные часы в доме Померанцева. Рядом с теми часами находился вход в магическое пространство.

Через минуту Елизавета Федоровна вернулась и протянула мне толстый блокнот в простой картонной обложке. Кажется, я уже видел у нее этот блокнот в те дни, когда она жила в моем доме. Елизавета Федоровна отдала мне блокнот.

— Пока вы читаете, я распоряжусь насчет ужина, — сказала она и снова исчезла.

Я открыл блокнот и увидел, что все страницы в нем плотно исписаны мелким аккуратным почерком. Я начал читать, сначала медленно, недоверчиво хмурясь, а потом все больше и больше погружаясь в историю.

Елизавета Федоровна писала удивительно легко, и передо мной как будто сами собой, разворачивались события последних месяцев.

История о потерянном даре Ивана Горчакова сменилась историей про Огненного Скакуна и магический эликсир сущности.

Улыбаясь своим воспоминаниям, я прочитал историю о сноходце Савелии Куликове, затем добрался до происшествия на Шепчущем мосту.

Елизавета Фёдоровна не просто записала эти истории. Она рассказала их совсем по-другому. В них стало гораздо больше магии, чем было на самом деле. В изложении Елизаветы Фёдоровны эти истории больше напоминали волшебные сказки, чем реальные происшествия.

Я и себя-то едва узнал. Елизавета Фёдоровна описала меня как загадочное магическое существо, для которого нет тайн в окружающем мире, и ни разу не упомянула мое имя. Я одобрительно кивнул. У девушки был удивительный талант замечать только самое важное, отбрасывая все несущественные подробности.

Время шло незаметно, а я все переворачивал страницу за страницей и, наконец, дочитал до конца. Задумчиво закрыв блокнот, я только тогда понял, что мой магический дар давным-давно подает мне знак.

Я вспомнил свиток, который показал мне Библиус. В этом свитке была записана легенда про старого мага. Его магический дар усиливался по мере того, как росла его известность.

Вот оно, понял я. Именно это может помочь Елизавете Федоровне.

Эти удивительные истории наверняка понравятся людям. Если опубликовать их, это придаст девушке сил, и ей будет легче договориться со своим магическим даром.

У меня не было никаких доказательств моей правоты, Но я мгновенно принял решение и тут же понял, что оно правильное.

Затем мы ужинали в маленькой уютной столовой. За окнами стемнело. На столе в старинных подсвечниках тихо потрескивали свечи. Я разливал по бокалам красное вино. При свете свечей оно отливало темным рубином.

— У вас изумительно получается сочинять истории, Елизавета Федоровна, — задумчиво сказал я. — И знаете, мне кажется, это выход для вас.

Глаза девушки вспыхнули надеждой. А, может быть, просто огоньки свечей отразились в них.

— Что вы имеете в виду, Александр Васильевич? — спросила она.

— Эти истории непременно должны найти своих читателей, — объяснил я. — Если вы позволите, я возьму этот блокнот с собой. Вы ведь знаете господина Черницына?

— Конечно, — улыбнулась Елизавета Федоровна, — я даже писала о нем в одной из историй.

— Ну вот, — кивнул я. — С вашего позволения я отдам этот блокнот ему, и мы напечатаем несколько ваших историй в его газете.

— Вы уверены, что нужно это делать? — засомневалась Елизавета Федоровна.

— Абсолютно уверен, — серьезно ответил я. — Вспомните, вы ведь когда-то хотели работать репортером. Вот, таким непостижимым образом ваша мечта сбудется. Мой магический дар говорит мне, что это правильное решение. Я предлагаю довериться магии, Елизавета Фёдоровна.

— Хорошо, — кивнула Молчанова. — Я очень благодарна вам, Александр Васильевич. Просто мне страшно.

— Это нормально, — успокоил я её. — Когда начинается новая жизнь, всегда бывает страшно. Потом это пройдёт.