Турист (СИ) - Демченко Антон

— Служил? — Лебедев приподнял бровь.

— Дорогой, — со вздохом покачала головой его жена, небрежным движением коснувшись посверкивающей золотом и россыпью мелких рубинов броши на левой стороне её груди. Иван Еремеевич повторил жест супруги и, наткнувшись пальцами на розетку орденского знака, развёл руками.

— Прошу прощения, запамятовал, — повинился он. — Да, Кирилл, признаюсь. Служил. Первый авиаотряд Зарубежного корпуса медицинской службы. Собственно, именно во время службы мы с Ириной Фёдоровной и познакомились.

— Это был классический служебный роман, — с придыханием… явно преувеличенным, промурлыкала та. — Он — статный лётчик с белозубой улыбкой и без гроша за спиной, и она — юная сестра милосердия из старой именитой семьи… с миллионным приданным.

— О котором я узнал только после свадьбы, — фыркнул, скрывая лёгкое смущение, Иван Еремеевич.

— О да, вы с моим батюшкой выглядели совершенно одинаково ошарашенными. Он тогда узнал, что его дочь вышла замуж, а муж — что стал миллионщиком, — весело рассмеялась Ирина Фёдоровна. — Это была славная шутка.

— Честно говоря, я до сих пор считаю, что от смерти в тот момент меня спасло только яркое и совершенно неподдельное удивление сим фактом, — доверительным тоном сообщил нам Иван Еремеевич. — Боюсь, если бы не это, тесть просто размазал бы меня по ближайшей стеночке под фреску. Ирина же… её даже не смутило, что родной отец, мой тесть, то бишь, потом три года общался с нами лишь по официальным поводам. А ведь предполагала такое. Сама мне потом призналась.

— Ха! Я просто знала, что эта опала закончится, как только он получит известие о рождении нашего первенца, — отозвалась та и, прищурившись, уставилась на мужа с деланной угрозой. — И попробуй только сказать, что я была неправа!

— С чего бы? — пожал плечами Лебедев. — За меня замуж вышла самая красивая и умная девушка своего поколения. Она подарила мне счастье своей любовью, после чего трижды его умножила, дав мне замечательных детей и вырастив из них не менее замечательных, умных и красивых людей. Так что, дорогая, ты абсолютно права… хотя я всё-таки предпочёл бы обойтись без ссоры с твоим отцом.

— Оно того стоило, — довольно заключила Ирина Фёдоровна.

— Несомненно, — кивнул вслед за ней муж.

— Подкаблучник, — куда тише, но всё с той же искренней улыбкой на лице, проговорила женщина.

— Самохвалка, — моментально отозвался Иван Еремеевич.

— В тятю, — невозмутимо подтвердила Лебедева, вздёрнув подбородок, но тут же рассмеялась. — Они так забавно выглядели в тот момент. Жаль, что тогда ещё не было ручных фиксаторов. Я бы хотела сохранить этот кадр для потомков.

— О… — Лебедев закатил глаза. — Пожалей их. Наши дети и внуки слышали эту историю неоднократно. А будь у тебя снимки с нашей первой встречи с тестем…

Весёлая компания нам досталась, что тут скажешь… Из салона мы с Олей уходили в приподнятом настроении и словно отдохнувшими. По крайней мере, тяжесть прошедшего дня почти не ощущалась, так что, прежде чем добраться до своей каюты, мы с женой решили прогуляться по палубе теплохода. А что? Ночь, Волга, гирлянды фонарей, освещающих кораблик тёплым леденцовым светом, шум мерно шлёпающих о воду колёс… и струнный квартет уже перекочевал из салона на кормовую площадку. Романтика!

— На воде прохладно, — передёрнув плечами, задумчиво проговорила Оля, глядя на бурление тёмной речной воды под плицами.

— Хм, как учитель я должен был бы напомнить о пологах и их возможностях, — задумчиво протянул я, и тут же перебил сам себя. — Но… у нас же медовый месяц, а значит, не место и не время. Потому сделаем иначе…

Мой пиджак перекочевал на оголённые плечи слишком легко одетой жены, в который она тут же и укуталась, благодарно угукнув.

— Хочешь, принесу тебе горячего глинтвейна? — спросил я. — Или, можем, пойти в каюту… время-то уже к полуночи. Что скажешь?

— Глинтвейн хочу, в каюту не хочу, — помотав головой, отозвалась Оля. — Тут хорошо, спокойно так…

— Что ж, пусть будет глинтвейн, — кивнул я и двинулся к трапу, ведущему на верхнюю палубу, туда, где расположился бар. Там я не только разжился обещанным напитком для Ольги, но и пледом, принесённым по моей просьбе стюардом… отчего-то одарившим меня странным взглядом и волной сумбурных эмоций. Удивление, опаска… недовольство? Да чёрт бы с ним. Меня жена там ждёт, мёрзнет.

— Я в последний раз говорю: оставьте меня в покое, если не желаете проблем, — холодный недовольный голос Ольги я услышал, ещё спускаясь по трапу.

— Фу-ты, ну-ты! — развязный мужской голос был куда громче. Настолько, что легко заглушил и гул собравшихся на кормовой площадке гостей, и звуки струнного квартета. — Какие проблемы, подруга⁈ Я же предлагаю просто повеселиться! Сейчас в нижнем салоне танцы начнутся, пойдём, развеемся, я тебя шампанским угощу! Всё лучше, чем это пиликанье слушать…

Вот ведь! Такой вечер испортил, идиот! Я обогнул стоящего спиной ко мне рослого, бритого наголо детину в белоснежном костюме и, оказавшись рядом с Олей, молча протянул ей кружку с глинтвейном. Плед лёг на фальшборт рядом.

— Знакомьтесь, неуважаемый, — неожиданно весело ухмыльнулась супруга. — Обещанная вам мною проблема. Дорогой, позволь представить тебе это… недоразумение. Да, именно недоразумение. Имени, к счастью, не знаю.

— Э-ээ, — отчего-то белокостюмный, глядя на меня, резко побледнел, что было заметно даже в неровном свете качающихся фонарей, и, выставив руки открытыми ладонями от себя, попятился. — Да, недоразумение… прошу прощения. Ошибся… Я… я пойду? Пожалуйста?

— Ну, иди, — недоумевая от такого странного поведения только что прыгавшего козликом детины, превосходящего меня ростом едва ли не на целую голову, протянул я. А тут ещё и от Ольги веселье накатывает…

Белокостюмный нервно облизнул губы и, продолжая изображать рака, исчез за трапом. Проводив взглядом резво перебирающего ногами и, кажется, даже протрезвевшего парня, я повернулся к явно еле сдерживающей смех жене, уже успевшей снять с себя мой пиджак и укутаться в принесённый плед. Почувствовав моё неподдельное удивление, Оля не выдержала и прыснула смехом прямо в кружку с глинтвейном.

— Да что такое-то⁈ — не выдержал я.

В ответ жена только рукой замахала. Но, справившись с пошедшим не в то горло напитком и откашлявшись, всё же объяснила. Точнее, просто ткнула пальцем в сбрую моих рюгеров… до недавнего времени вполне успешно скрывавшуюся под пиджаком.

— Упс? — вырвалось у меня. — М-да… то-то стюард так испуганно пялился…

— Всё! Всё-всё-всё! Прекращай меня смешить, — потребовала Оля. А я… А что я? Стою-молчу. Обтекаю от собственного косяка. Это ж надо было так феерически лохануться! Хорошо ещё, что кхукри остались в каюте. Ну не помещались они под пиджаком… точнее, выпирали так, что ни о какой скрытности речи быть не могло. Пришлось вот выбирать. Выбрал, на свою голову… С другой стороны, покажись я перед этим белокостюмным с боевыми ножами гуркхов на поясе, он бы, пожалуй, и вовсе в Волгу сиганул, а?

— Ну, по крайней мере, обошлось без выяснений, кто здесь самый крутой бабуин, — флегматично вздохнув, пробормотал я, натягивая поданный мне женой пиджак. Оно, конечно, поздно уже, но… лучше поздно, чем никогда, верно?

— О да, твоя бабуинистость оказалась вне конкуренции, — отозвалась Оля и вновь сдавленно захихикала. — Нет, ну как он, а! Недоразумение, да, ошибся, простите. Пойду, пожалуйста… Ха!

— Зато не пришлось портить этот вечер банальным мордобоем, — окончательно справившись с эмоциями, отозвался я. — А ты ещё спрашивала, зачем я эту сбрую постоянно таскаю. А оно, видишь, как замечательно получилось?

— Правильно, — с ехидцей в голосе покивала супруга. — Накосячил — делай вид, что так и надо. Авось и прокатит. Но… не в этот раз!

— Что ты думаешь о наших попутчиках, дорогой? — Ирина Фёдоровна аккуратно сняла серьги и, уложив их в стоящий на столике ларец, поймала взгляд мужа в отражении зеркала трюмо. С явным наслаждением избавившийся от удавки галстука, супруг покрутил головой и, повесив на плечики пиджак, пожал плечами.