Я пришел править (СИ) - Прядеев Евгений

— А эта старуха? — неожиданно спросил полицейский. — Она может? Может быть можно с ней договориться?

— Вопрос не по адресу, — по–прежнему старался я держать свои эмоции под контролем. — Вам стоит обсудить этот вопрос с Надеждой Владимировной. Правда, крупно сомневаюсь, что сумеете договориться, если будете называть ее старухой.

— Мне все-равно, с кем и как договариваться, — скрестил руки на груди Комаров. — Я просто хочу вернуть свое здоровье.

— И все-таки я по-прежнему не понимаю, о чем вы говорите, — мне не оставалось ничего другого, кроме как отвернуться, выключить плиту и начать тряпкой вытирать выплеснувшийся из турки кофе. Не надо, чтобы он видел моих эмоций. А я злился! Злился очень сильно. Злился на Матвея Ильича, втравившего меня в этот блудняк с Даром, злился на полковника Седых и Надежду Владимировну, которым от меня было что-то нужно, злился на Комарова, который приперся ко мне домой и застал врасплох неожиданными вопросами.

Но больше всего сейчас я злился на себя. Злился, что до сих пор не успел перестроиться на новые рельсы и до сих пор тыкаюсь в новой реальности, как несмышленый котенок. Какой-то провинциальный опер знает о происходящем больше меня, так ещё и обнаглел настолько, что позволяет себе что-то от меня требовать. Я Целитель! Судя по происходящему, фигура в этом мире уважаемая и нужная практически всем без исключения. Так почему тогда все вокруг считают, что я им должен?

— Геннадий, — раздался вновь голос полицейского, — ты на плите дырку не протрешь случаем? Что-то увлекся наведением порядка, как я погляжу…

— Майор, –повернулся я к полицейскому, успокоившись и четко решив для себя, что надо делать дальше. — Слушай, майор, я вот подумал и решил у тебя спросить…

Я внимательно осмотрел полицейского сверху вниз, а затем обратно снизу вверх.

— Слушай, а не пойти бы тебе к черту?

— В каком смысле? –опешил Комаров.

— Да в самом прямом, –ответил я. — Ты что же думаешь, в ментовку устроился, ксиву получил и все тебе должны пожизненно? Так вот не все! Вали вон из моей квартиры и забудь сюда дорогу!

— Чего–о? — с угрозой в голосе протянул полицейский. — Ты что, уважаемый, бессмертным себя почувствовал? Так я найду способ тебе мозги на место вправить. В СИЗО не хочешь? В качестве обвиняемого в убийстве? Или ещё в чем-нибудь покруче? Пять-шесть статей на тебя повесим, и ты всю оставшуюся жизнь сусликов в тайге от запоров лечить будешь!

— Про сусликов это мощно! –с уважением оценил я. — Мне даже понравилось. Не уверен, правда, что суслики в тайге живут, но всё равно мощно. А теперь до свидания! И лучше уходи сам, не заставляй меня твоим коллегам звонить или еще лучше особистам.

— Вот так вот, значит? — как-то сдулся Комаров. — Я к тебе, значит, за помощью пришел, а ты…

— Уважаемый, — я окончательно убедил себя в том, что всё делаю правильно, поэтому не испытывал к майору никакого сочувствия. — Помощь просят по-другому. Ты же начал давить, причем грубо, без подготовки.

Не переставая говорить, я ополоснул турку и вновь набрал в нее воды для кофе. Все равно уже спать не буду, так что чашка бодрящего напитка в самый раз будет.

— Все твои рассуждения о целителях не больше, чем бред сумасшедшего, –продолжил я уничтожать самоуверенность майора. — Также, как и рассказы про неведомую силу и необычные способности. Тебе никто не поверит. Так что повторяю. Вали подобру-поздорову и поищи кого-нибудь другого для сказок о СИЗО и сусликах. Со мной такое не прокатит.

— Подожди, подожди! — зачастил майор. — Никто на тебя не давит. Я же, наоборот, денег тебе могу заплатить. Им ещё какую услугу оказать.

— Ну-ну, я заметил, — язвительно ответил я, а затем поймал себя на том, что опять начинаю злиться. — Всё! Уважаемый! На сегодня наше общение закончено. Ещё минута, и я вызываю твоих коллег.

— Ну-ну, — нахмурился Комаров. — Дело твоё. И выбор твой, поэтому будем надеяться, что ты не ошибаешься.

— До сви-ида-ания, — нараспев ответил я, снимая с плиты закипевшую турку. — Не стоит говорить больше, чем сможешь оправдать в дальнейшем.

Мне пришлось проводить Комарова к самой двери, стараясь не обращать внимания на его недовольное выражение лица. И лишь потом, закрыв дверь на оба замка, сев на балконе с чашкой кофе и сигаретой, я позволил себе немного расслабиться.

Началось в колхозе утро!

Вообще, визит майора оставил в моей душе весьма странные ощущения. Такое ощущение, что он пытался у меня что-то вызнать или даже спровоцировать. То на колени бухается и деньги предлагает, то неведомыми проблемами угрожать начинает. И самое главное я увидел в конце, когда я его выгнал.

Передо мной стоял кто угодно, только не мужик, мучающийся от похмелья и безнадеги. Цепкий, умный взгляд, модное и готовое к действию тело. И самое главное — злость! Комаров тщательно скрывал своё состояние, но я реально видел злость в его взгляде. И я почему-то не верю, что это реакция на мой отказ заняться его здоровьем. У него онкология, это факт, возможно, смертельная. А перед лицом костлявой никто не мечтает помножить на «ноль» свой единственный шанс выжить.

— Зря ты этого мужика к себе в дом пустил, Геннадий, — как всегда, внезапно, раздался голос домового. Емеля обнаружился на подоконнике, где сидел с таким беззаботным видом, как будто кот, наслаждающийся солнышком после обеда. Сегодня домовой оказался облачен в чёрные штаны и желтую футболку. Интересно, где он нашел одежду таких размеров?

— И тебе доброе утро, — усмехнулся я, чувствуя, что при взгляде на домового мое настроение само собой повышается. — Как дела у Афанасия? Ему полегчало?

— Да, — Емеля спрыгнул с подоконника и с максимально серьезным видом отвесил мне глубокий поясной поклон. — Я, мой дедушка и все–все домовые нашего района выражают тебе искреннюю благодарность за помощь! Афанасий уже даже приходил в себя. Покушал и продолжил спать… Но это даже хорошо. Ему сейчас надо спать как можно больше. Так что спасибо тебе, что не отказал и пришел на помощь в самую нужную минуту.

— Я очень рад, что сумел помочь, — кажется, сейчас у меня даже уши покраснели. Странное дело, я по жизни не был обделен благодарностями за самые разные дела, но почему–то сейчас мне было приятно по-особенному. Такого в моей жизни раньше не было. Все-таки здоровье живого существа — это нечто отличающееся от всего остального. Наверное, нечто подобное испытывают врачи после излечения пациента. Тебе дали шанс стать богом. Смерть пыталась забрать чью-то душу себе, а ты отвоевал у нее несколько лет чужой жизни. А может быть даже не несколько. Кто-то благодаря тебе и только тебе продолжит дышать, говорить, улыбаться… Жизнь продолжится!

— Эй, Геннадий, с тобой все нормально? Тебя этот полицейский не покусал? — донесся до меня настороженный голос Емели. — Сидишь весь такой блаженный, улыбаясь непонятно чему. Кажется, еще чуть и вовсе слюни пускать начнешь.

— Все хорошо, — покачал я головой, глядя куда-то мимо домового. — Наверное не выспался. Майор меня на секундочку не свет ни заря разбудил. Причем без предупреждения.

— Я же говорю, — повторил Емеля. — Плохой человек. И в первый раз от него проблемы были, чуть кони прямо в квартире не двинул, а чуть очухался, так и вовсе скандалить начал. И сейчас с камнем за пазухой от тебя ушёл. Вот ни к добру это все. Ни к добру…

— Все люди разные и таблички над головой тоже ни у кого нет, — усмехнулся я. — Тем более, если ты не помнишь, он вообще-то полицейский. Так сказать, представитель власти.

— Ну так и что? — не согласился домовой. — Это же не повод его сразу в дом тащить. Поговорил бы с ним на улице или еще где-нибудь…

— Хорошая мысля приходит опосля, — выпустил я изо рта длинную струю сигаретного дыма. — Что же ты не подсказал тогда, раз сразу знал, что я на неприятность нарываюсь?

— Я домовой, а не твой учитель, — покачал головой Емеля. — Раньше ты вообще не знал о моем существовании, а сейчас уже хочешь, чтобы я за тебя принимал решения. Не-не, твой дом, твои гости. Вот если бы ты мару призвал или пентаграммы демонические на полу кухни рисовать начал, то тогда да, я вмешаюсь. А во всех остальных случаях просто не вижу смысла.