Корпорация «Исполнение желаний» (СИ) - Мелан Вероника

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121

Янка посмотрела на луну и улыбнулась.

Вот и пусть эти простачки верят всему подряд. Кто знает, может, оно на руку выйдет? Как вообще сумела эта стервочка заполучить теплое место в белом особняке, у хозяина под боком, в то время как она — Янка — должна горбатиться в три погибели на ягодных посадках? Поди, не холодно ей там спать в отдельной комнате. Небось, и ванная у нее там есть, и кондиционер, а то и камин с чугунной решеткой. Ну, ничего — придет время поменяться местами, и тогда уже не Шерин, а Янка будет спать в теплой постели, заниматься чем-нибудь не особенно обременительным по дому и соблазнять хозяина.

Представив, как сам Халк кормит ее нежным паштетом с ложечки, Янка даже перестала мерзнуть. Кухня в занавесках с оборочками, хрусталь и серебряные ложечки на скатерти. Вечера на кожаном диване в его кабинете, поездки в город за обновками…. Вот-вот! Здесь, с Халком, ей будет куда лучше, чем с примитивным Роджером. А после первой ночи и способ уговорить повысить зарплату найдется. Конечно, найдется. Никто еще не устоял против разведенных женских ножек.

Когда на дороге раздались шаги и мужские голоса, Янка встрепенулась, вынырнув из сладких мечтаний на поверхность, и застыла, вглядываясь в темноту. Кого еще черт….

Спустя минуту ей в лицо ударил слепящий луч фонарика.

— Ты кто такая? Почему не в бараке? — Раздался грубый голос. Подошедших, по всей видимости, было трое.

Сообразив, что это охранники, обходящие территорию, Янка чуть успокоилась. Значит, не мужики с плантации, которые по рассказам нет-нет, да наведаются в барак, чтобы попытать удачу с одной из местных красоток.

— Я просто на улицу выбежала. По нужде.

— Вот то-то я и смотрю в одной майке только стоишь.

Янка не видела, но чувствовала, как по голым ногам скользят липкие похотливые взгляды. Ощупывают, облизывают, мечтают задрать повыше подол и без того короткой майки.

— Ты давай, на улицу больше не высовывайся. Нечего мужиков голым задом дразнить.

— Так я же… это…. Я не специально. Кто же знал, что вы появитесь?

— А мы каждый день появляемся, так завтра уже будем считать, что ты специально закон нарушаешь.

Мужики загоготали.

Янка, обутая в легкие тапочки, неловко переминалась с ноги на ногу. Луч фонаря ушел в сторону, высветив профиль одного из охранников — высокого, широкоплечего мужчину с дубиной у пояса. Двое других оставались в тени. Когда центральный достал сигарету и прикурил, Янка успела заменить тонкие губы, хмурый взгляд, широкие ладони и короткие волосы. А еще длинный шрам через всю щеку. Для обычного охранника, он держался слишком уверенно, даже надменно.

Содрогаясь от холода, Янка продолжала всматриваться в жесткое лицо. И тут ее осенило. А не тот ли это?…. Не начальник ли стражи по имени Грег, о котором частенько упоминали женщины из барака? Ну, конечно! Кто еще мог держаться с таким превосходством над остальными? Да и шрамом не каждое лицо изуродовано, тем более таким….

К дрожи от холода прибавилась еще одна — нервная. А ведь это шанс! Если только удастся привлечь его внимание, то, возможно, дорожка в особняк Халка проторится сама собой. Вот только как бы все получше обставить?

— Каждый день, значит, ходите? — Промурлыкала Янка с легкой улыбочкой. — Тогда завтра вас с чаем и тортиком ждать у ворот буду.

В темноте раздалось фырканье.

— Ишь, какая наглая….

Но заинтересованный взгляд все-таки был ей наградой. Она опять его скорее ощутила, нежели увидела.

— Иди, давай, в барак. Нечего снаружи торчать.

Сообразив, что время первого диалога истекло, Янка решила не искушать судьбу, поэтому просто развернулась и, изо всех сил качая бедрами, растворилась в дверном проеме. Когда голоса и шаги во дворе стихли, она все еще стояла, привалившись к шершавой стене, глядя в непроницаемо черный потолок. Темнота надежно укрыла от посторонних взоров лихорадочный блеск ее глаз и блуждающую на губах глуповатую елейную улыбку.

Следующие три дня я запомнила смутно. Работа занимала все свободное время: вставали здесь с зарей, а ложились уже затемно. От перечня поручений рябило в глазах: я была то на кухне, то во дворе, то в особняке, то в подсобном помещении. Ничто не занимало мою голову полностью, она была наполнена пустотой и апатией, осознание рабского заточения убивало всякое желание даже легонько трепыхаться. К этому моменту я уже окончательно осознала, что не увидеть мне в скором времени ни Алекса, ни Линду, ни кого-либо другого из друзей, что я останусь на ранчо надолго, возможно, навсегда. Я поняла, что не стоит даже рождать пустую надежду на чье-то понимание или поддержку. Как когда-то сказала Янка — в Тали каждый сам за себя. Так оно и было.

Иногда я разговаривала на кухне с Табитой, когда у той находилась свободная минутка. От нее же я получила в распоряжение два полотенца, кусок мыла, чистую застиранную майку бежевого цвета и две пары нижнего белья. Думать, кому они принадлежали раньше, не хотелось, но и выбора, носить или брезговать, как такового не было. Все, что когда-то мне досталось вместе с сумкой от Корпорации, осталось в комнате на третьем этаже на Бэль-Оук авеню. Никто не позаботился привезти все это на ранчо.

Табита же указала мне путь к душевой, что располагалась в подсобке, недалеко от моего крыла, и теперь, каждый вечер перед сном я хотя бы имела возможность смыть соляную корку пота, которая образовывалась на коже с самого утра, стоило беспощадному солнцу Тали подняться над горизонтом. Запасных штанов у меня не было, а те, что подвергались ежедневной носке, от толстой корки грязи едва сгибались в коленях. Кроссовки тоже быстро приходили в негодность. Однако мне было все равно.

Меня больше ничего не интересовало. Ни одежда, которая была надета на меня снаружи, ни то, что осталось внутри.

Я не смотрела в лица проходящих людей, не слушала их разговоры. Руки делали свою работу автоматически, а основные силы уходили на то, чтобы охранять голову от мыслей. Мне казалось, что я едва удерживаюсь на грани отчаяния, и стоит только начать жалеть себя, как я тут же соскользну в пропасть. И уже насовсем. Простым и надежным казалось только пребывание в безэмоциональной пустоте.

Все, что когда-то было таким естественным, будто старая фотография, забытая на чердаке, покрылось пылью и выцвело. Кафе «Лориан», что стояло напротив моего дома в Клэндон-Сити, послеобеденные чаепития с девчонками-продавцами в магазине (Линда никогда не забывала купить шоколадное печенье), вечерние просмотры теленовостей, привычное тиканье часов на камине. Смех Алекса и вовсе теперь звучал отдаленно, будто доносясь из растаявшего утреннего сна, а его улыбка полностью стерлась из памяти, словно кто-то злой и бездушный нечаянно смахнул ее мокрой губкой, приняв за горстку пыли.

Не было больше ни шопингов, ни мечтаний о собственной машине, филиале второго магазине или хотя бы чашке мороженого на ночь. Вместо этого был желто-красный жаркий пейзаж, дрожащий раскаленный воздух, выкрики охранников и иногда жалобные стоны рабочих.

Я приходила в комнату, когда на темном покрывале неба уже сверкали крохотные звезды, развешивала выстиранную одежду на единственном стоящем в углу комнаты столе, скручивала спутанные волосы в косу и ложилась в постель. Отворачивалась к стене, прижималась лбом к холодной штукатурке и слушала редкие шаги в коридоре. Когда не удавалось избавиться от назойливых мыслей и подступающих слез, я принималась дергать себя за жесткие от хозяйственного мыла локоны или теребить тощую подушку, в надежде хоть как-то отвлечься. Зачастую я просыпалась с полной охапкой перьев, зажатых в ладони. В скором времени это грозило закончиться тем, что я останусь без всякой подушки, но поделать с собой ничего не получалось.

Хуже всего было то, что я никак не могла найти положительных или хоть сколько-нибудь утешительных моментов в своем нынешнем положении. Пребывание и передвижение по территории ранчо лишь усугубляло депрессию: особенно плохо на моем настроении сказывались засевшие в памяти отрешенные лица работников, будто клейменных тяжелой печатью. Я все понимала. Понимала, что они осужденные, каждый за разное — кто-то убивал, кто-то грабил. Однако Тали имел странную особенность уравнивать тяжесть проступков, скрепляя людские души стальной цепочкой общего горя. Иллюзия свободной жизни, путешествия за пределами крохотной тюремной камеры не поддерживала бодрость духа, а наоборот, коррозией разъедала продолжающее надеяться сознание. У каждого прибывшего сюда у кого-то раньше, у кого-то позже, наступал момент прозрения — обещанный «Большой Город» с возможностью искупить совершенную ошибку собственным трудом на деле оборачивался покрытой ржавчиной железной ловушка, которая навсегда заглатывала попавшую в ее пасть неосторожную ногу. Если сидя на скамье подсудимых тридцать третья зона выглядела сочным праздничным тортом, то при ближайшем рассмотрении оказывалась засиженным мухами, засохшим, потрескавшимся пыльным пирожным, которое и бродячий кот не отважился бы попробовать. А после «прозрения» не у многих хватало сил продолжать надеяться на хороший исход. Многие срывались. Били окружающее или окружающих, резали себя, съезжали далеко в минус по баллам и исчезали где-то в небытие, о котором ни друзья, ни знакомые ничего не могли сказать. У кого-то хватало терпения на годы. Кто-то предпочитал такой жизни смерть уже через пару месяцев.

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121