Семь Нагибов на версту часть 4 (СИ) - Машуков Тимур

А теперь я расскажу тебе, как все пройдет дальше. Скоро вы поймете, что сильно облажались. А когда поймете, обгадитесь, вот прям жиденько так, с запашком. Потом император прибудет лично лизать мой зад, дабы я пошел заряжать столбы. И я пойду, потому как это моя работа. Но за это он отвалит мне очень много. А вишенкой на этом торте будет твоя голова. Рода де Биде…

— Де Боде!!!

— Да насрать. В общем, он прекратит свое существование. Но прежде чем тебе отрубят твою самонадеянную голову, я заставлю тебя вылизать пол этой камеры языком. Прям до блеска — ага. И тогда я пощажу женщин и детей младше шестнадцати лет, если такие имеются в твоем роду, и не потребую их смерти. Хотя аристократами они больше не будут.

Глупый смех прервал мою идеальную речь. Нет, этот придурок ржал так, что я думал, помрет. Он-то не знал, да и никто, наверное, не предполагал, что когда начинается зарядка, происходит некая активация ключа «свой — чужой». И так как моя сила уже вошла в два столба и смешалась с ними, остальные получили мой слепок, и кроме меня, теперь их зарядить никто не сможет. Заново — когда заряд кончится, то есть, в следующем году — запросто. Но сейчас нет.

Вот будет веселье, когда жирный зад отца поймет, что ни хера у него не выходит. А еще он поймет, что без меня и не выйдет. И как бы ни страшно ему было бы об этом говорить, он скажет, потому как иначе миру хана. А свою жизнь он очень любит.

— Ладно. Видимо, тебе надо созреть для конструктивного диалога. Время у меня есть, как и возможности, чтобы ты быстрей принял нужное мне решение.

Отойдя от моей решетки, он приблизился к другой.

— Билли, — услышал я его голос. — Говорят, тебя арестовали по ложному обвинению в трех изнасилованиях и убийствах?

— Это правда, Ваша Милость, — раздался в ответ бас. — Чист как агнец. И мухи в жизни не обидел. А свидетели — врут они все, наговаривают.

— Могу походатайствовать, чтобы тебя освободили. Негоже сидеть за решеткой честным и порядочным гражданам. Но только если ты сделаешь кое-что для меня.

— Только прикажите, Ваша Милость, и Билли все сделает.

— Там, в соседней камере, сидит настоящий преступник. Да вот беда — не хочет признаваться в содеянном. Ты не мог бы нам с этим помочь? Тряхани его легонько, чтобы, значит, сделал все правильно.

— Это мы запросто. Это мы с легкостью. Дайте только до него добраться, и сразу запоет аки соловушка. Я хорошо умею уговаривать.

— Славно. Эй, служивый. Переведи-ка этого достойного человека в камеру преступника.

— Не велено, — отозвался тот.

— Ты знаешь, кто я такой? — мгновенно стал злым этот Биде. — Знаешь, что тебе будет, если ты не сделаешь, как я сказал?

— Знаю. Но если что, отвечать будете вы. Тут камеры везде и все снимают.

— Ерунда. Запись никто и никогда не увидит. А ты, Билли, уж постарайся. Но смотри, не убивай его. Он мне живым нужен.

— Не извольте сомневаться. Пылинки с него сдувать буду, уговаривая словом добрым, да кула… в смысле, речью мудрой.

Я с интересом прислушивался к разговору, понимая, что скоро мне перестанет быть скучно. Чувствуя очередное развлечение, я, так же лежа, повел плечами, разгоняя кровь по мышцам. Можно было, конечно, и эфиром воспользоваться, но вдруг тут есть маги и они это почувствуют. Так что буду бить его ногами и руками. Физически я тоже сильней большинства живущих в этом мире — тренировки у меня были такие, что и боги плакали, глядя на них.

Звякнул ключ, потом щелкнул замок. Пара секунд паузы, и вот моя заветная дверь открывается, и ко мне вваливается большой жирный мужик с отвислым брюхом и засаленными редкими волосенками на давно не мытой башке. Общую картину дополняла висячая родинка на щеке и щетина на полряхи.

— А я вас пока оставлю, — баран опять мерзко захихикал, и я решил, что убью его только ради того, чтобы больше этого не слышать.

— Вставай, — пробасил мужик. — Билли тебя будет учить, как правильно говорить.

— Слушай сюда, Дебилли. Прижмись своей жирной жопой к решетке и не отсвечивай. Потому как иначе тебя прижму уже я, и тебе это точно не понравится. Будешь визжать сильней, чем те бедолаги, которых ты, падаль, насиловал.

Тот постоял, подумал, нахмурив лоб — процесс для него был явно непривычный, сделал шаг и размахнулся, дабы пробить мне в лицо. И делал он это настолько медленно, что я мог сотню раз его убить, но не стал. Так же лежа, выбросил вперед ногу и резким ударом в живот отбросил его обратно к решетке, об которую он ударился пустой головой и потерял сознание.

Все это произошло настолько быстро, что Биде даже уйти далеко не успел. Услышав грохот, он обернулся и мерзкая улыбка сползла с его лица.

— Эй, баран, — окликнул я его. — Помни мои слова и начинай тренироваться в вылизывании пола. Тебе этот навык очень скоро пригодится. И не вздумай сбежать — тогда я реально убью всех, а после найду тебя. Уверен, ты слышал про наемников Симуэля — так вот, от них точно не спрятаться. А ты, холуй, в жопе х*й, — обратился я к полицейскому. — Убери из моей камеры это тело, пока оно вонять не начало, а то я этого не перенесу, а ты не переживешь.

Пока страж соображал, в какой момент все пошло не так, барон резво развернулся и направился ко мне.

— Думаешь, ты сильный? — зашипел он. — Думаешь, все контролируешь?!!! Это мой город и мои правила. Ты еще склонишься передо мной. Я… — говоря все это, он подошел к камере непозволительно близко. Мне оставалось только метнуться и, взяв его за грудки, резко впечатать в решетку.

Увернувшись от брызнувшей крови и не обращая внимания на вой боли барана, я вернулся на шконку и блаженно откинулся на ней. Солдат спит, служба идет. Торопиться мне было некуда и стоило подумать, что же такого я стребую от императора, когда он прибудет. А в том, что это произойдет, я был уверен на все сто. Жить хотят все, и за это придется заплатить. Очень много, прям неприлично много. У меня таких глубоких карманов даже нет, чтобы все поместилось. Но не сомневайтесь, я найду.

На вой барона сбежались служивые и тут же утащили его наверх. Оставшийся охранник с ужасом смотрел на меня, не решаясь подойти к решетке.

— Забирай, чего замер! — рявкнул я. — Не боись. Меня не трогай, и я не трону.

После этого он осторожно отпер камеру, кряхтя от натуги, выволок уже пускающее слюни спящее тело, а после поспешно щелкнул замком. Боится — значит, уважает. Приятно же.

— Ямир Ярославович, Ваше Сиятельство, — услышал я сквозь лёгкую полудрему спустя минут двадцать. Ну да, я придремал — а что еще было тут делать? Как я понял, мне тут куковать до завтра — ну, ровно до того момента, как приедет папочка, пойдет к столбу и облажается. Можно было, конечно, выйти силой, но тогда весь воспитательный эффект пройдет. Как же я буду показывать моральные страдания, которые могут утешить лишь материальные ценности, находясь у себя в поместье? Да, именно у себя, потому как я собрался становиться главой рода. Хватит уже папане сидеть на родовом троне, да протирать его обшивку. Задолбало каждый раз оглядываться на него. Уйдет добровольно — хорошо. Нет — все решит вызов.

Геморрой, конечно, родом управлять, но у нас настолько отлажен механизм его управления, что смена лидера, если он вмешиваться не будет, ничего не изменит.

Ну, и я помнил слова моей мамаши, что где-то в управлении сидит крыса. И я ее найду и накажу — максимально болезненно. Но прежде узнаю, как она смогла обойти родовую клятву.

— Слушаю.

— Ваше Сиятельство. В участке не все плохие. Это все начальник, Артемий Самойлов, будь он проклят! Продался де Боде с потрохами, да и еще народ подтянул. Так-то мы за вас. Но поймите правильно — против него пойти не можем. Если что вам нужно — вы только скажите, и все доставлю в лучшем виде.

— А с чего это ты передо мной извиняешься? — мне пришлось сесть, чтобы посмотреть на него.

— Так вы ж, знамо дело, надолго тут не задержитесь. Сроду не слышал, чтобы графьев в обычные камеры сажали, даже если он лютый зверь. А как выйдете, так сразу мстить начнете. А у меня жена, дети…