Проклятие прабабки. Книга 1 (СИ) - Чернышева Анна

— Танечка… — раздался голос Анатолия Ивановича. — Так много всего произошло, пока тебя не было! Позволь объясниться…

Он оторвался от своей новоиспечённой жены и сделал шаг ко мне. Но я отступила от него, не желая ни слышать, ни видеть его. Я развернулась, подхватила юбки и бросилась наутёк.

— Да оставьте вы её, она скоро вернётся, — неслось мне вслед издевательское похохатывание сестрицы. Кто-то бросился за мной. Я оглянулась — меня догонял бывший жених.

— Татьяна Александровна! — схватил он меня за руку и развернул к себе. — Танечка!

— Что? — развернулась я к нему лицом, по которому текли слёзы. — Как вы мне объясните всё это?

— Я… я понял, что люблю Вареньку, что жить без неё не смогу, Танечка. Простите меня, я не должен был свататься к вам, но я тогда не знал вашу сестру… — торопливо бормотал он, заглядывая мне в глаза. Почему-то ему было очень важно объяснить мне то, что итак было ясно.

Варя всегда завидовала мне, всегда! Соревновалась даже там, где это было не нужно. Но зачем было уводить моего жениха прямо перед свадьбой?! В чём был смысл?

Я поймала себя на том, что выкрикиваю ему в лицо всё это, рыдая во весь голос. Моё сердце сочилось ядом, оно было отравлено, опоганено, растоптано! Я хотела крушить всё вокруг, ломать, превратить в ничто, потому что больше ничего в этом мире не должно было цвести, пахнуть, плодоносить! Будь проклята моя сестра, будь проклято её лживое завистливое сердце! Будь проклят мой жених, который оказался легкомысленнее девчонки!

Я кричала слова проклятья и кружила вокруг цветущих деревьев, безжалостно обрывая цветки и топча их пыльными подошвами туфель. Я ломала ветви, хлестала ими стволы деревьев в саду и рычала, как раненый зверь.

Наконец, обессилев, я прислонилась к стволу и опустилась на землю. Подтянув к себе колени, я уткнулась в них лицом и беззвучно заплакала.

Сколько времени я так провела — не помнила. Но только встала, покачиваясь, и побрела к дому. Было уже совсем темно. Зашла через чёрный ход для прислуги, прокралась мимо кухни и поднялась по скрипучей лестнице в детскую. Из залы слышались приглушённые голоса да ахи Елены Петровны.

На негнущихся ногах я зашла в пустую комнату, прошла к зеркалу и застыла. Справа от него, в проёме, висело длинное свадебное платье. Моё платье. Корсаж был отделан кружевами, струящаяся ткань юбки задрапирована тонкой сетчатой тканью. На вешалке висит нитка маминого жемчуга, который она одолжила мне для венчания.

Я провела по подолу рукой, пропуская сквозь пальцы шелковистую прохладную массу. Сняла с крючка, полюбовалась. В открытое окно светила полная луна, делая и платье, и мою кожу чуть голубоватой. Это было очень красиво.

Я полюбовалась на себя в зеркало, а потом быстро скинула пыльное дорожное платье и осталась только в панталонах, чулках и нижней сорочке. Приятная ткань скользнула по моим рукам и вот я уже надела моё венчальное платье — я всё-таки буду невестой, как и собиралась. Потом сняла с левой руки и покрутила перед глазами кольцо, которое Анатолий Иванович подарил мне на помолвку полгода назад. Надела его на безымянный палец, как жена, повертела, ловя отблески луны на гранях бриллианта. Я так мечтала увидеть обручальное кольцо на этом пальце!

Затем пришёл черед жемчуга. Холодные капельки обвили мою шею тройной тяжелой нитью. Я подняла руки к волосам, любуясь своим отражением в зеркале. Вынула шпильки, и кудрявая серебристая масса упала мне на плечи, покрыв плечи и спину. Фаты нигде не было видно — но я уже нравилась себе и так.

Я начала напевать марш Мендельсона и закружилось под него по комнате. Руки то взметались ввысь, то опадали. Я запрокинула голову и захохотала. Услышав на лестнице шаги, я быстрее лани взлетела на подоконник и прыгнула в открытое окно. Почувствовала всем телом тяжелый удар о землю и острую боль в шею. Последним отблеском сознания увидела со стороны распростёртую на земле белую птицу с неестественно вывернутой головой. Над ней, в окне второго этажа, виднелась тёмно-рыжая голова Вареньки. А потом наступила темнота.

Я закричала и рывком села на диване. Открыла глаза и почувствовала мокрые ресницы. Пальцами начала ощупывать своё лицо и поняла, что оно всё в слезах. Руки дрожали. Где-то внутри сердце по-прежнему было похоже на месиво из кровавых осколков, а душа всё ещё была там, в яблоневом саду. В ушах всё ещё стоял протяжный крик Вари.

Дима сидел рядом и не спускал с меня глаз. В его руках было полотенце, а выражения его глаз я не могла рассмотреть из-за темноты.

— Я убила себя, Дима, понимаешь, — всхлипнула я. — Убила!

Закрыв лицо руками, я раскачивалась взад и вперёд, бормоча только это слово — «убила». Дима присел ко мне на диван, осторожно обнял и спросил:

— Как твое горло?

Я замолчала.

— Хорошо, а что не так?

— Ну… ты разговариваешь. Ты ведь для этого засыпала?

Я опустила руки на свою шею и поняла, что горло совершенно не болит. Странно.

— Сколько я спала?

— Да минут сорок, не больше. А потом начала плакать и стонать, а потом как закричишь! Я уже и не знал, что делать, но ты сама проснулась.

Я непонимающе смотрела на него. Во мне эхом отзывались события последнего дня Танечки, и соображала я туго.

— Спасибо тебе, — только и сказала я.

— Да все вы тут ведьмы, я уже понял, — заулыбался Дима. — Что ты, что врачиха эта странная. Ты… это, прости меня, я не со зла тебе наговорил всякого…

Смущённым я этого мужчину ещё не видела. Но меня немного отпускало, и я уже могла ему просто улыбнуться. Дима подобрал с пола рюмку, пустой пакет из-под чипсов и указал взглядом на телефон.

— Ты бы поблагодарила свою фею-крёстную, она тебе как-то горло вылечила, — усмехаясь, сказал он.

Я схватила телефон и написала сообщение: «Мария Фёдоровна, спасибо! Мне стало легче, горло прошло совсем. Могу ли я завтра с вами встретиться? Мне очень надо».

Ответ пришёл минут через пять: «Да. Я сама к вам приеду. Будьте дома с утра».

Только как провести оставшееся время до рассвета? Спать не хотелось совершенно, да и полётов во сне для меня уже достаточно…

---

Ответ нашелся благодаря моему другу:

— Тань, пошли на улицу, вечер такой классный. Пройдёмся?

Я кивнула и быстренько натянула летний сарафан, а сверху накинула Томину цветастую шаль. Да уж, обжилась я не на шутку, скоро совсем превращусь в деревенскую тётушку.

Дима ждал на крыльце, в его руках был плед и термос. Ну в кого ж ты такой хозяйственный? — подумалось мне. На душе стало легко и приятно.

— Ну давай, рассказывай, как ты там себя убила во сне, — улыбнулся Дима. — Это было в прошлом или будущем?

Я заколебалась. Как расценивать ту жизнь, которую я видела, ещё не знала. Но, с другой стороны, Дима итак знал больше всех про мои «странности». Поэтому хуже уже не будет.

— Понимаешь, мне снилась я, но это было… Не в этом времени. И не в этой жизни. У меня была семья — маменька, папенька, младшая сестра Варя. Мы жили в богатом доме, как у знати. Я носила корсет, длинную юбку, и у меня был веер. Но выглядела я точно также, как и сейчас! То же лицо, те же волосы, те же глаза. И это был как будто бы не сон, а реальная жизнь. И даже не жизнь, а её конец.

Я смотрела вдаль, на дорогу, по которой мы шли к реке, и часто-часто моргала, стараясь осушить глаза. Спокойно вспоминать произошедшее я не могла. Дима уверенно шёл рядом, не перебивая и не задавая лишних вопросов.

— Я увидела себя в поезде с тётушкой, и ехала я домой к жениху. Везла гардероб, который пошили к свадьбе. А когда приехала, то узнала, что мой жених женился на младшей сестре. Вот собственно и всё. Я не смогла этого пережить и бросилась из окна дома. Сломала шею и умерла.

Между нами повисла тишина. Потом Дима осторожно спросил:

— А что за дом это был? Где? — потом указал рукой на развалины помещичьего дома, до которого мы дошли. — Не здесь?

Я окинула взглядом сгнившие доски и разбитые стёкла, которые когда-то были старым помещичьим домом. Он по-прежнему был большим и двухэтажным, но крыша провалилась и в самом центре дом рос огромный ветвистый карагач. Балкон над парадным входом обвалился и остались только две цельные металлические балки, которые поддерживали его пол. В проёмах окон было видно небо в тех комнатах, где потолок отсутствовал совсем.