Волна вероятности - Фрай Макс

Дилани Ане он позвонил в половине десятого вечера, за несколько минут до прибытия в Лейн. Спросил:

– Ты где сейчас надираешься с кем попало?

– Не с кем попало, а с начальством. И со своим… ох, боюсь, уже нашим общим котом.

– Все вот настолько серьезно? – изумился Шала Хан.

– Еще бы, – подтвердила Дилани Ана. – Туча его обожает и не рвется возвращаться домой. Это немного обидно, зато когда я в отъезде, коту все равно хорошо. Ты же знаешь, где живет Тэко Машши? Давай к нам бегом.

Бегом не бегом, но через полчаса Шала Хан был на месте, у вокзала удачно вскочил в трамвай. Дверь ему открыла Дилани Ана. Сказала:

– Здорово, что так быстро добрался. Тэко Машши хотел с тобой повидаться, а ему пора уходить.

Хозяин дома сидел на полу с котом на коленях. Шала Хан его сперва не узнал. Вернее, узнал, но только потому, что кроме него в гостиной никого больше не было. Ну и Туча не стал бы на чьих попало коленях вот так кверху пузом лежать. Из этих данных логически следовало заключение, что незнакомец и есть Тэко Машши, который сегодня совершенно на себя не похож.

Дело даже не в косматом тулупе, расшитом цветами и звездами, мало ли кто как одевается, нарядиться в такую шубу (хотя все же вряд ли прямо на голое тело) Шала Хан при случае сам бы мог. И не в том, что его кожа была гораздо темнее, а глаза светлее обычного, общеизвестно, что грим творит чудеса; на четвертом и пятом курсах студентов литературного факультета специально обучают им пользоваться, чтобы, если понадобится, могли сойти за своих в далеких мирах. В кого они только ни превращались на этих занятиях! А потом в таком виде гуляли по Лейну, к полному удовольствию горожан; короче, старая добрая технология преображений, самый легкий, веселый и всеми любимый предмет. Но Тэко Машши не просто накрасился и намотал на голову клубок из фальшивых кос, он весь, целиком ощущался совершенно другим человеком, с которым Шала Хан еще не был знаком. Обычно Тэко Машши даже сидя на пляже в сарафане-подстилке, с мокрыми волосами, босой, выглядит типичным большим начальником (каковым, собственно, и является) – взрослый, очаровательный, деловой. А сейчас перед Шала Ханом был мечтательный смуглый подросток, совсем недавно приехавший откуда-нибудь с дальней окраины Сообщества Девяноста Иллюзий, впервые попавший на настоящую вечеринку студент. И на гостя он смотрел с нескрываемым восхищением, как положено юному первокурснику. От избытка эмоций даже руки прижал к щекам.

– Ну ты даешь! – сказал Шала Хан. – Вот это перевоплощение!

– Да, пришлось постараться, – улыбнулся ему Тэко Машши. – Таким меня знают и любят в Улимхайских степях с того дня, когда я впервые там появился. Дело было довольно давно, но по меркам Улимхайи недавно. Там долго живут и взрослеют, соответственно, медленно, особенно пастухи. Я думаю, это все из-за духов, создавших тот мир. Люди не просто их почитают, а стараются во всем брать с них пример. И у них иногда получается, вот что мне в РЬ-14 нравится больше всего!

– Ничего себе! – присвистнул Шала Хан. – Я не знал.

– Так про Хойну почти никто ничего и не знает. У нас не только специалисты, а даже любители этой темы наперечет. Я сам когда-то попал туда совершенно случайно. И полюбил их с первого взгляда, всем сердцем, навек. Но как ни бился над изданием Карашского эпоса, адаптированного, с комментариями, читателей он пока не особенно заинтересовал. Ничего, в следующем году подготовлю к печати… А вот даже не знаю, как мою добычу следует называть! Такого термина в нашем литературоведении пока просто нет. Еще не придумали. Повода не было. Но теперь-то он есть! По сути, это художественно переработанные отчеты о реальных событиях – встречах с духами. И стенограмма их голосов. Это так интересно, не представляешь! Хотя, возможно, как всегда, только мне одному. Но я оптимист и надеюсь, что у этой книги будут читатели. И я наконец-то найду, с кем подробно ее обсудить.

– Считай, я уже занял очередь. Голоса духов – ну надо же! О чем бы они ни рассказывали, я хочу это прочитать.

– Чур, я первая, – сказала Дилани Ана. – Он меня тоже заинтриговал.

– Отличное начало рекламной кампании. Книги нет, а очередь уже есть! – Тэко Машши рассмеялся, бережно ссадил на пол кота, поднялся, взял со стола два бокала. Один протянул Шала Хану, другой оставил себе. Сказал:

– За встречу! Я рад, что тебя дождался. Но теперь мне пора. У меня грандиозные планы. А времени – всего до утра.

Чокнулся с Шала Ханом, едва пригубил вино, поставил бокал обратно, что-то невнятно буркнул под нос и исчез. Кот Туча недовольно мяукнул ему вслед и вперевалку потопал к Дилани Ане. Дескать, давай утешай.

– Во дает! – восхищенно покачал головой Шала Хан.

– Да не то слово, – согласилась Дилани Ана. – Крутой у нас шеф.

(На самом деле все Ловцы примерно так и уходят, как Тэко Машши. Сказал вслух: «Я там-то», – и ты уже там. Но обычно это делают без свидетелей. Общеизвестно, что уйти в одиночестве гораздо легче, чем у кого-нибудь на глазах. Поэтому поступок Тэко Машши, с точки зрения коллег, выглядел как спортивное достижение – словно тот одной рукой поднял тяжеленную штангу или запрыгнул с улицы на подоконник третьего этажа.)

– И шуба у твоего шефа крутая, – подхватил Шала Хан. – Спроси его при случае, где заказывал. Я бы зимой в такой погулял.

– Если в этом году зима вообще будет, – пожала плечами Дилани Ана. – Одна-то уже была! Правда, мы с тобой ее не застали. Но остальным, по рассказам, досталось снега по пояс. Так, может, и хватит с нас?

– Синоптики предполагают, еще как будет. Причем долгая, аж на пару декад. У меня на такую погоду почти нет одежды. Шуба нужна позарез!

– Кто о чем, а ты о тряпках! – рассмеялась Дилани Ана.

– Да, – подтвердил Шала Хан. – Одежда – важная штука. Считай, она у меня вместо стихов.

– В смысле? – изумилась Дилани Ана, но тут же горячо закивала: – Да, наверное, понимаю. Одежда – это как бы твой персональный художественный язык?

– Что-то вроде того. Сколько себя помню, у меня всегда была внутренняя потребность в образном высказывании; уверен, родись я в какой-нибудь подходящей потусторонней реальности, стал бы поэтом. Но в моем положении и пробовать смысла нет. Все-таки наша речь для поэзии совсем не подходит. Поэзия не может быть осторожной и точной. И не должна. Но, кстати, на потусторонних языках у наших все равно ерунда получается; многие пробовали, но ни одной удачной попытки я припомнить не могу. Возможно, поэту необходим опыт повседневной, обыденной лжи?

– Скорее всего.

– Ну вот. Я в свое время влюбился в стихи ТХ-19 даже сильнее, чем в их романы, буквально с первой строки. Надеялся, что однажды пойму, как их следует переводить. Но со временем убедился, что поэзию, в отличие от прозы, невозможно нормально перевести.

– Да, – вздохнула Дилани Ана. – Я несколько раз пробовала переводить тексты любимых песен. Такое фуфло получалось, что я в итоге велела себе все забыть.

– Я тоже забыл свои переводы. Хорошо, что мы умеем забывать по заказу, это нам повезло; посмотришь порой на людей из потусторонних реальностей и понимаешь, что искусство забвения спасло бы их как минимум от половины проблем. Но важно сейчас не это, а Юратина книга. Почему ты не орешь и не прыгаешь, размахивая ею у меня перед носом? Не узнаю тебя.

– Да потому что размахивать нечем.

– Как – нечем?! Ты же сказала…

– …что держу в руках сигнальный экземпляр, – подтвердила она. – И в тот момент я его ух как держала! Но потом отвезла Ший Корай Аранаху. Подумала, хуже-то точно не будет. А еще лучше вполне может стать… Эй, ты чего? Все в порядке, я не навсегда ему книгу оставила. А только почитать до утра.

– До утра, – повторил Шала Хан. – Почитать. Ший Корай Аранаху. Так, погоди. Ты что, в нее высшего смысла решила добавить? Но его в этой книге его и так больше, чем читатель способен вместить.

– Ший Корай Аранах то же самое мне сказал. Типа, куда еще добавлять-то? Но отдавать наотрез отказался. Да и кто бы на его месте новинку не читая отдал.