Иные - Яковлева Александра

— Гутен таг, — старательно выговорила Аня, чтобы сделать ребятам приятное. — А где… Борух?

Но никто ей не ответил. Дети прошагали мимо, некоторые снова заговорили о своем. Только Ансельм задержался — и то потому, что Аня вышла, преградив ему путь.

— Борух? — с нажимом повторила Аня.

Ансельм бросил взгляд на своих друзей, которые уже прошли вперед и теперь остановились, дожидаясь его. Пожал плечами.

— Ich weiß nicht. — Он махнул рукой на окно. — Jüdisches Schwein läuft irgendwo im Wald [1].

Друзья Ансельма прыснули в кулаки, но, когда Аня обернулась на них, сделали вид, что закашлялись. Ансельм широко улыбался. Аня готова была поклясться, он сказал что-то неприятное, но она не поняла ни слова.

— Anselm! — Широкой хромающей походкой к ним приближался тот долговязый человек, которого Аня видела вместе с Борухом на пустоши. — Halt den Mund! [2]

Ансельм вжал голову в плечи и метнулся к своим друзьям. Они почти бегом бросились к лестнице холла.

— Простите… — начала было Аня. Но долговязый прошел мимо нее, будто она превратилась в мебель, да к тому же не очень интересную, вроде стула или подставки под обувь.

И это стало последней каплей. Острое свербящее чувство накрыло ее с головой, в носу защипало от обиды и слез. Глядя в перекошенную хромотой спину, с отчетливой ясностью Аня почувствовала себя чужой.

Из всех обитателей замка она могла поговорить только с его хозяином. Только Макс понимал ее, а она — его. И рассориться с единственным человеком, который, пусть и странным образом, но помог ей, было очень глупо. Раньше она не доверяла никому, но теперь ей хотелось довериться. Раньше она любила одиночество, а теперь чувствовала себя как под пыткой. И на сей раз рубильник был в руках Макса.

Аня вернулась в свою комнату раздосадованная и совершенно обессиленная. И сразу, стоило ей переступить порог, она увидела желтое облако: на окне, рядом со швейной машинкой, собранный в округлую вазу, стоял букет чайных роз. Похожие она видела сегодня днем в саду.

Аня подошла к букету, обняла его и, зарывшись носом, глубоко вдохнула. От цветов пахло горькой сладостью и далекой осенней грозой. На сей раз нашлась и записка. Аня вытащила карточку за уголок, перевернула. Неровными печатными буквами на ней было написано по-русски:

«Они как ты».

Это мог написать только один человек.

Аня огляделась, будто Макс притаился в гардеробной или за кроватью. Но ее комната выглядела такой же, какой она ее оставила. Разве что Ингрид заправила постель и вычистила камин. Аня снова окунула лицо в желтое облако цветов. Глубоко вдохнула.

Она снова поужинала в комнате — из уважения к труду Ингрид, которая принесла ей полный поднос еды. Затем с наслаждением вымылась в ванной и надела шерстяные брюки в тонкую клетку и желтый свитер — как раз под цвет букета. За те дни, что Аня провела в замке, в ее гардеробной появилось немного повседневной одежды. Ингрид каждый день приносила ей то одно, то другое — и все это были молчаливые приветы от Макса. Он слал их, даже несмотря на то, что Аня ему наговорила. Каждая вещь была отличного качества, Аня сразу это видела: ткань, покрой, швы и фурнитура. Оставалось только гадать, откуда Макс берет такое богатство. Насколько Аня знала, Германия сейчас экономила на всем, в том числе и на тканях.

Она спряталась в брюки и кофту, как в уютный кокон, скрыв свое тело почти полностью. На виду осталась только коротко стриженная голова да тонкие белые кисти рук. Кровоподтеки на запястьях еще держались, хотя из фиолетово-багровых стали желто-зелеными, только клеймо кривилось уродливым вспухшим рубцом. «М» — значит мир? Аня натянула рукава почти до пальцев и вышла в коридор.

Где-то вдали звучала веселая музыка. Аня пошла на звук и обнаружила, что одна из комнат, которые раньше были заперты, теперь открыта. Она заглянула внутрь: это был маленький кинозал с тремя десятками красных бархатных кресел и громоздким стрекочущим проектором. Проектор выбрасывал пучок света на белое полотно, и в этом свете скользили тени. В оживленном городе отмечали весенний праздник. Посреди площади стоял шест, увитый цветами и лентами, а горожане танцевали вокруг него и пели под аккомпанемент бродячих музыкантов. Каждый музыкант нес за спиной птичью клетку. Дети в зале, кажется, хорошо знали этот фильм: они подпевали, качая головами в такт.

Тень отделилась от стены у самого входа и шагнула к Ане, оказавшись очень близко.

— Это новая комедия, — прошептала тень, и Аня узнала вкрадчивый голос Макса. — Хочешь посмотреть? Заходи.

Он посторонился, пропуская Аню. На экране две женщины в традиционной немецкой одежде смотрели на праздник из окна и о чем-то беседовали.

— Что они говорят? — спросила Аня тоже шепотом.

— Говорят, что в город пришли продавцы птиц.

— А кто это?

— Они целый год живут высоко в горах и дрессируют певчих птиц. А потом продают их, — перевел Макс.

— Странное занятие, — сказала Аня, не отрываясь от экрана.

Макс тихо рассмеялся.

Наблюдать за тем, как женщина, сияя улыбкой, выбегает на улицу и любуется птицами, было намного проще, чем повернуться и взглянуть на Макса. Аня чувствовала исходящее от него тепло и в то же время — опасное напряжение. Весь день она настраивала себя на то, что нужно извиниться, — а теперь, когда можно было протянуть руку и найти его в темноте, не могла связать и двух слов от страха, что сейчас он снова уйдет, оставив ее одну. Она набрала воздуха и проговорила:

— Прости, что…

— Аня, мне очень жаль, что…

Они взглянули друг на друга и рассмеялись. С задних рядов к ним обернулись несколько голов, и Аня отступила к выходу.

— Лучше пойду, — сказала она, — все равно не понимаю, о чем кино.

— А я видел его уже много раз, — сказал Макс. Он вышел следом за Аней и прикрыл за собой дверь в кинозал. — Не хочешь небольшую экскурсию по замку?

— Сегодня я и так обошла его весь, — ответила Аня. «Чтобы найти тебя», — чуть не сорвалось с языка. Теперь ей было неловко за свои отчаянные поиски и расспросы.

— Но ты вряд ли смогла попасть, например, в мой рабочий кабинет, — заметил Макс, — потому что обычно он закрыт на ключ. Или в восточную башню. Кстати, оттуда хорошо видно звезды.

— Только погода сегодня неподходящая… — Аня вспомнила низкое серое небо, которое несколько раз за день проливалось мелким дождем. Вряд ли к ночи погода изменилась. Но башня казалась интереснее и безопаснее кабинета, который можно было запереть на ключ.

— Давай рискнем.

Макс махнул рукой прислуге, высокой женщине средних лет, которая как раз поднималась по лестнице, и о чем-то попросил ее по-немецки. Та кивнула и поспешно удалилась.

— Отлично, нам принесут горячий чай и теплую одежду, — перевел он. — Не знаю, видно ли сегодня звезды, но воздух на высоте точно холодный.

Макс повел ее совсем новой дорогой, которой Аня еще не ходила: через галерею с воронами на полу, по винтовой лестнице — только не вниз, а наверх. Лестница закручивалась спиралью морской раковины, и от этого у Ани кружилась голова. Казалось, в любой момент она может оступиться и покатиться по ступеням кубарем. Но Макс шел следом за ней, и, хоть и не касался ни ее локтя, ни спины, она чувствовала его кожей, слышала дыхание. Он был слишком близко. Если она оступится — он подхватит.

Опираясь на кованые перила, Аня наконец поднялась на площадку башни и огляделась. Наверху и впрямь было прохладнее. В щели задувал пронизывающий ветер. Аня очутилась в круглой комнате с окнами, которые смотрели на все стороны света. Помещение напоминало обсерваторию с множеством карт, книг и измерительных приборов, о назначении которых Аня могла лишь догадываться.

— У тебя необычные увлечения, — сказала она, касаясь то замысловатой астролябии, то пожелтевших страниц атласа звездного неба. — Астрономия, благотворительность…

— Просто мое наследство, как и замок, — отозвался Макс. — Мой отец… — Он выдержал задумчивую паузу, будто пробовал это слово на вкус. — Он был коллекционером. Любил уникальные вещицы. Редкости, вроде меня. Собирал с огромной страстью. Даже владел наконечником того самого копья, со следами божественной крови. Только это копье у него украла какая-то русская из древнего княжеского рода, настоящая femme fatale, и наложила проклятье… Впрочем, — тут он усмехнулся лукаво, — думаю, у этой истории… Как это по-русски? Другой смысл? Отец рассказал ее, чтобы объяснить мне, ребенку, почему не может иметь своих детей.