Демон Жадности. Тетралогия (СИ) - Розин Юрий

— Гх…

Кровь. Снова кровь. Но теперь она текла у меня изо рта. Я попытался вдохнуть — и чуть не потерял сознание от новой волны боли.

Ворона лежала неподвижно. Ее стеклянные глаза смотрели в вечное небо Изнанки. Из перерезанного горла медленно сочилась алая пена.

Я лежал рядом, чувствуя, как золотые линии на моей груди пульсируют, пытаясь залатать повреждения. Но они становились тоньше… Маске нужно было больше золота.

— Чёрт… — прошипел я, сжимая зубы.

Нужно было встать. Добраться до тайника.

С трудом повернув голову, я увидел распахнутые ворота. Воздух перед ними все еще дрожал от остаточного жара.

Попытка подняться началась с нелепого перекатывания на бок. Казалось, все мои мышцы взбунтовались против этого безумного решения. Сперва плечо, потом локоть… Холодный пот залил лицо, когда я, скрипя зубами, сумел встать на колени. Мир вокруг поплыл, окрасившись в черно-красные тона. Я зажмурился, чувствуя, как желудок сжимается в спазме.

Не сейчас… Только не сейчас…

Когда темнота перед глазами рассеялась, я увидел, что моя правая рука судорожно вцепилась в выступ скалы. Пальцы побелели от напряжения, но держали.

Постепенно, с проклятиями на каждом движении, мне удалось поставить одну ногу, потом вторую. Я стоял. Шатко, криво, но стоял.

Ворота тайника зияли передо мной черным провалом. Внутри мерцали знакомые синие огоньки мана-светильников. Мой тайник. Моя страховка. И теперь — моя самая большая проблема.

Я провел окровавленной рукой по лицу, оставляя липкие полосы. Замер на пороге, втягивая носом затхлый воздух тайника. Губы сами собой искривились в оскале.

— Ну что ж, Макс… — прошептал я сам себе хриплым голосом, — похоже, ты снова влип по самые уши.

Пальцы мои дрожали, когда я протянул их к замочной панели. Правильный код отличался от того, что активировал ловушку на пару легких штрихов, и теперь нужно было все составить как надо, чтобы тоже не поджариться.

Палец дернулся невпопад, едва не сбив последовательность. Я закусил губу до крови, заставляя кисть повиноваться. Наконец система отозвалась — где-то в глубине помещения раздался мягкий щелчок, похожий на звук открывающейся банки с консервами.

Кажется, все сработало как надо.

Шаг внутрь. Я застыл на пороге. Голубоватое свечение мана-светильников струилось по стенам, как жидкий лунный свет, выхватывая из полумрака десятки пустых постаментов.

Они стояли идеальными рядами, словно солдаты на параде. Каждый держатель на них зиял угрожающей пустотой. Угрожающей для меня, ведь тот старовый капитал, что я хотел использовать, оказался давно разграблен.

— Ну конечно же, суки… — мой голос эхом разнесся под сводами.

Проковыляв к ближайшему постаменту, я протянул руку, проводя пальцами по поверхности. Пыль осела на подушечках, превращаясь в серую пасту. Отпечаток остался четкий, будто на свежей краске — значит, здесь давно не было посетителей.

Ничего святого. Интересно, через сколько дней после моей смерти они заявились сюда и вынесли все подчистую?

Шаги гулко отдавались в тишине, когда я шел между рядами. Сапоги оставляли на плитке четкие следы — сначала кровавые, потом просто мокрые от раны на животе.

Книжные стеллажи, занимавшие всю левую стену, были, разумеется, тоже пусты.

Несколько сундуков у дальней стены выглядели чужими в этом царстве пустоты. Простые, грубой ковки, с массивными железными оковками. Впрочем, еще не факт, что в них что-то было.

Первый сундук раскрылся с недовольным скрипом. Внутри…

— Это шутка?

Там, где в аккуратных коробочках должны были лежать ядра артефактов, драгоценные камни и образцы редких, пусть и не магических минералов, лежала груда обычных камней.

Я перевернул в пальцах гладкий булыжник. Речная галька, идеально отшлифованная временем. Смешно. Я швырнул его в угол, где он глухо стукнулся о стену.

Еще три сундука, в которые при мне клали доспехи с изящными позолоченными узорами и клинки, в рукоятях которых были инкрустированы драгоценные камни, пахнули в лицо затхлостью ржавчины от груды железных обломков.

В конце ряда на полу остались следы от когда-то стоявших тут сундуков с золотом и слитками. Их забрали целиком и, видимо, не придумали никакого прикола, связанного с деньгами.

Крышка откинулась с тихим скрипом, и я замер.

— Ну надо же…

Серебро. Океан мелких монет общей ценностью, наверное, тысяч в тридцать золотых. Они переливались в свете, создавая иллюзию движения — будто живая чешуя какого-то гигантского существа. Я опустился на колени, слыша как хрустят суставы и сломанные ребра, а золотые узоры на груди начинают пульсировать в предвкушении.

— Ленивые сволочи, — я усмехнулся, протягивая руки. — Слишком тяжело оказалось тащить, да?

Первая же монета, коснувшись ладони, начала таять. Задержки, как в прошлый раз, уже не было. Как будто Маска торопилась поглотить ценности как можно быстрее.

Серебро превращалось в жидкий металл, впитывающийся в кожу с легким шипением. Я погрузил руки глубже, наблюдая как монеты исчезают одна за другой, оставляя после себя лишь холодное покалывание.

Процесс ускорялся с каждой секундой. Теперь целые горсти серебра растворялись мгновенно, едва касаясь моей кожи. Я чувствовал, как мана наполняет тело — горячие волны растекались по венам, заставляя татуировки пульсировать ярче, ритмичнее. Боль от ран притуплялась, сменяясь приятным теплом.

— Да… Вот так-то лучше, — я закрыл глаза, вдыхая металлический запах.

Прежде чем в моих ладонях растворились последние монеты, я отдернул руки. Мне еще нужно было на что-то жить. Но они бы все равно мало на что повлияли бы. В сундуке осталась только россыпь крошечных металлических шариков — оставшиеся после поглощения примеси.

Я поднялся, ощущая как силы возвращаются. Более того, как будто бы часть серебра Маска потратила не на ману, а на скорейшее заживление самых критичных моих ран. По крайней мере ребра уже не так сильно болели и я не чувствовал давления в груди, а кровь перестала вытекать из раны на боку.

Я провёл ладонью по груди, ощущая под пальцами выпуклые золотые линии. Они пульсировали ровно и мощно, будто живая карта под кожей, став яркими и четкими, а также расширившись примерно до толщини карандашного грифеля.

Камень пола был холодным и неровным подо мной, когда я опустился, скрестив ноги. Лёгкий озноб от соприкосновения с плитами быстро сменился внутренним жаром — мана разливалась по жилам, согревая лучше любого костра.

Закрыв глаза, я сосредоточился на ее контроле. Вдох — через нос, выдох — через рот. Представить поток. Сначала медленно, осторожно…

Рассеянная мана сопротивлялась, как дикий зверь, не желающий идти в узду. Я чувствовал, как отдельные струйки энергии уворачиваются от моего ментального захвата, выскальзывают между пальцев сознания.

Но я не торопился. Капля за каплей, искра за искрой — постепенно в груди начал формироваться водоворот.

Поток крепчал с каждым циклом дыхания. Теперь это была уже не тоненькая речушка, а бурная горная река — пенистая, неукротимая, бьющаяся о скалы моего контроля. Я сжимал её силой воли, заставляя вращаться всё быстрее, плотнее. В висках стучало, по спине струился пот, но я продолжал.

И вдруг — щелчок. Едва уловимый, почти неосязаемый, но предельно понятный. Где-то в центре этого магического урагана что-то сформировалось, закрепилось, начало жить собственной жизнью.

Ядро.

Оно было крошечным — не больше лесного орешка, — и нестабильным, пульсирующим неровным светом. Но оно было моим. Я чувствовал каждую его вибрацию, каждый всплеск энергии, как чувствуешь биение собственного сердца.

Вообще-то, чтобы сформировать ядро, требовалось несколько месяцев стабильного и неторопливого поглощения маны и ее конденсации.

Но у меня, во-первых, уже было куда больше маны, чем нужно для создания ядра. А во-вторых, мои навыки контроля маны были несравнимо выше, чем у начинающих Артефакторов.