Встреча у водопада (СИ) - Пучков Дмитрий Юрьевич "Гоблин"

— Некромант не врет, — неожиданно громко сообщила язвительная дама и бросила на меня полный надежды взгляд. — Я вижу это. И знаю, что все мы однажды встретим тех, кто нам дорог. Ничего не бойтесь. Идемте.

Все желающие уйти разом потянулись к порталу. Когда я закрыл врата, в саду особняка остался едва ли десяток человек.

Николай Иванович откашлялся, привлекая мое внимание, и подошел ко мне.

— Павел Филиппович, — начал он. — При жизни мне довелось принять участие в десятке войн, так что боец я опытный. И хотел бы послужить еще на славу Империи.

Я удивленно поднял бровь. А затем осторожно ответил:

— Николай Иванович, если я вас правильно понял, вы хотите пойти в мою дружину?

Призрак кивнул, и я продолжил:

— Все мои бойцы живут в межмирье на болотах. И боюсь, члену императорской семьи там будет… неуютно. Там свои правила, и людей княжеских кровей там нет…

Мужчина улыбнулся:

— Я видел двух разбойников, которых вы призвали на разведку. Неплохие бойцы. Своеобразные, но не дурные. Я такое сразу вижу. А про то, что среди бойцов дворян нет — так это не беда. Я и при жизни то мог найти общий язык с солдатами. А за долгое время посмертия многое переосмыслил. Так сказать, обрел мудрость. Так что думаю, мы сработаемся.

— Хорошо. Вам придется принести клятву верности. Как будете готовы…

— Можно прямо сейчас, — с энтузиазмом откликнулся призрак, и я произнес:

— Тогда повторяйте за мной…

Князь произнес клятву, и замерцал. Довольно улыбнулся:

— Сработало. Я это ощущаю. Спасибо за возможность, мастер-некромант.

Я только кивнул и обернулся к оставшимся призракам:

— А вы дайте мне слово, что не будете нарушать покой живых.

Духи переглянулись и послушно произнесли клятву. Я кивнул, довольный результатом. И произнес:

— И помните: когда я вошел в то заброшенное крыло, покойный император пообещал, что убьет меня. И вот он, я, а где тот Павел?

Духи озадаченно переглянулись.

— Вот то-то же! — многозначительно закончил я, а затем развернулся и с видом победителя направился к машине.

Глава 21

В гостях хорошо, а дома лучше

Когда я устроился на заднем сиденье, машина тронулась в путь. Как только мы выехали за территорию резиденции, я откинулся на сиденье с глухим стоном.

— Что с вами, Павел Филиппович? — воскликнул Фома, давя на газ.

— Ничего страшного, дружище, — ответил я, не открывая глаз. — Просто я ужасно устал.

— А виду не подавали, — уже спокойнее проговорил Питерский.

— Нельзя показывать слабину перед посторонними. Иначе они поймут, что ты не бессмертный.

— Так вы и не такой, — философски заметил шаман.

Я приоткрыл веки и уточнил:

— Как твои руки?

— Да что с ними станется? — отмахнулся парень.

— Ты в перчатках, — отметил я и нахмурился.

— Ожоги от мороза сойдут к вечеру. Не извольте об этом беспокоиться. У меня все заживает быстро. Да и лекарь мне немного помог, пока вы отводили мертвых на тот вокзал.

— Не знаю, как вышло, что я выбрался из зеркала. Это было странно.

— Странно, — повторил Фома и скривился, словно попробовал лимон. — Я бы сказал, что это было жутко, вашество. Хорошо, что я не стал ожидать вас снаружи и вошел в тот зал. И еще рад, что остальные не видели, как стекло треснуло и из него показались ладони.

Я невольно содрогнулся, представив это зрелище.

— Но я узнал манжеты вашего пиджака. Да и запонки у вас запоминающиеся.

— Значит, права была Яблокова, что надо всегда одеваться прилично, — хмыкнул я.

Питерский кивнул и продолжил:

— Если бы не запонки, то я наверняка бы разбил то зеркало. Но как увидел герб, то ухватил вас за руку и потянул на себя. А когда понял, что не удержу долго от холода, то дернул. Немного перестарался, конечно. Но другого выбора не было.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я. — Не хотел бы я остаться там…

Я вспомнил странное ощущение, которое испытывал, находясь в пустоте. Оно не было жутким. Но казалось противоестественным.

— Мир мертвых такой холодный? — тихо уточнил Питерский.

— Если смотреть со стороны живых, то он пустой, — ответил я, немного подумав. — Все, что мы ощущаем, отвлекает нас от по-настоящему важных размышлений. А мертвые могут себе позволить не замечать боли, холода или голода.

— Людмила Федоровна говорила, что она испытывала голод. И тоску.

— Потому что она не смирилась со смертью. Призраки, которые остаются здесь, все еще считают себя частью этого мира. Мира живых. Но им тут не место.

— Всем?

— Всем, — кивнул я. — Просто кто-то должен получить последние уроки, кто-то обязан смириться с тем, что вернуть жизнь не получится. Кому-то важно попрощаться и, наконец, перестать бояться.

— А говорите, что мертвые не испытывают ничего, — заметил Фома.

— Не совсем так, — я усмехнулся. — Они помнят свои прижизненные эмоции. Это память, которая продолжает контролировать их после смерти. Они цепляются за прошлое, потому что ничего другого у них уже нет. Когда они осознают, что обратного пути нет, то могут идти вперед. Некоторым для этого надо много времени.

— Я рад, что Яблокова не ушла, — буркнул Фома.

— И я этому рад. Она погибла внезапно. Хорошо, что тот артефакт был на ней. Он помог ее душе задержаться в этом мире. И он дал ей возможность остаться собой настоящей.

— Вы никогда не спрашивали ее о смерти? — вдруг спросил парень. — О том, как она погибла на самом деле?

— Это очень личное, — я поерзал на сиденье, ощущая, как саднит спина. — Такие вещи рассказывают по своей воле. Даже мертвых спрашивать о таком неприлично. Но обычно они сами охотно об этом говорят.

— А наша женщина не говорит, — заметил Фома.

— Есть такое, — согласился я. — Быть может, так и лучше. Все произошло давно. Времена тогда были лихие. А Виноградова была далеко не невинной овечкой.

— Скорее она была тигрицей, — усмехнулся Питерский. — Некоторые ее истории кажутся остросюжетными фильмами.

Парень помрачнел и продолжил, словно размышляя вслух:

— Иногда она задумывается о чем-то и смотрит сквозь окно. И при этом становится такой холодной и чужой. Мне кажется, она вспоминает о том дне. Или о тех людях, которые причинили ей зло. И в этот момент я боюсь напугать ее лишним словом. Беспокоюсь, что она не сможет больше улыбаться.

— Людмила Федоровна — сильная женщина, — уверил я друга. — Она пережила страшное. Осталась в своем доме. Заботилась о себе, как умела. И смогла принять нас в свою семью до того, как вернулась к новой жизни. Не каждый призрак способен на такое.

— Никто не способен, — предположил Питерский и я кивнул. — Надо ее вместе с Иришкой позвать в театр. Думаю, что ей понравится. Как считаете?

— Для начала стоит выяснить, какие выступления ей по вкусу. Полагаю, что это будет уместно. Наша женщина ужасно переживает, что ты уедешь и она будет надолго оставаться одна.

— Ей стоит чаще выходить из дома. Она и так была к нему привязана много лет. Мне казалось, что она захочет его покинуть, как только получится.

— Дом кажется ей чем-то надежным и привычным, — я пожал плечами и вновь охнул.

— Болит? — обеспокоенно уточнил Фома. — Я вызвал Лаврентия Лавовича. Он обещал ждать нас дома.

— Надеюсь, Козырев не станет озорничать с нашим лекарем.

— Василий — мужик неглупый, — усмехнулся Питерский. — Он может дурить для вида. Но вреда от него не будет.

— Ну, раз ты так считаешь…- вздохнул я.

— Я в людях разбираюсь, вашество. Вы только придумывайте для него заботы, чтобы старик ощущал себя полезным. Хотя, раз у меня будет кусок его зеркала, то я стану об этом беспокоиться.

— Может он к тебе и заглядывать не станет, — предположил я.

— Уж поверьте, у меня Козырев будет бывать часто, — хохотнул Фома.

Спорить я не стал. Питерский и впрямь хорошо разбирался в людях. По крайней мере в живых. А призраки чаще всего продолжали хранить привычки, которые имели до смерти.