На золотом крыльце (СИ) - Капба Евгений Адгурович

Становились ли из-за этого «сделанные» красотки хуже «селективных»? Да нет, наверное. Понятия не имею! Я вот, например, подумывал о том, чтобы «прокачать» организм, и даже почитывал кое-что об этом. Конечно, менять магию на железяки по образу и подобию киборгов — туповатая идея, а вот пообщаться с кем-нибудь из Скоморохов я бы хотел, уж больно интересные вещи про их зелья Лейхенберг рассказывал… Потому что есть такая штука, как негаторы. Фигак — магия не работает, и кто ты без своего дара? Я уж точно не собирался быть самонадеянным и полагаться только на телекинез…

Так или иначе, Анастасия Юрьевна кое-что в моей голове прояснила. И — да, она тоже была симпатичной, но без всякой магической косметологии — как и Иван Ярославович, психолог и педагог-организатор, выросла в земщине, где-то в Великом Княжестве Белорусском, в глубинке. Там, как и на 80% территории Государства Российского, магия была просто очередной историей из новостей, которая реальной жизни никак не касается. Типа землетрясения в Сиаме. Далеко и неправда!

В общем, получив доходчивые ответы на сложные вопросы, я теперь откисал на любимой лавочке — той самой, где мы с Ермоловой личи пробовали. И ждал занятий у директора. Кстати — в плане жонглирования я серьезно продвинулся, и с тестом Струпа и таблицами Шульте имелся прогресс. Не знаю, были ли связаны эти штуки, но и на занятиях по развитию дара телекинезом я теперь орудовал куда более эффективно — мог одновременно манипулировать двумя предметами до пяти килограммов каждый! И не только дергать туда-сюда, но и вращать, и двигать в разных направлениях, как если бы я удерживал их на длинной телескопической ручке. Это было интересно, это можно было серьезно использовать!

Я как раз думал о практической стороне использования телекинеза в целях личного обогащения, когда услышал голоса Яна Амосовича и Людвига Ароновича. Они шли по дорожке и обсуждали будущий выпускной. И, конечно, я стал выглядывать из-за кустов, напрягая слух:

— … «Неизвестный Артист!» — сказал Полуэктов. — Анастасия Юрьевна уже договорилась! Отыграют у нас на выпускном балу. Талантливые ребята из Архангельска.

— Эльфы, — буркнул кхазад.

— Эльфы, не эльфы… Что вы тут свою кхазадскую ксенофобию разводите? Нужно собрать сцену. Справитесь? — директор гномского тона не принял.

— Один — нет. Мне б напарника…

— Ну, Лугзака и Шнурга привлечем! — хлопнул в ладоши Ян Амосович. — Они как раз плитку класть у подстанции закончили.

— Только не снага… — ухватил себя за бороду столяр. — Нет уж, лучше сам!

— Я! — усидеть за живой изгородью, слушая, как уплывают к каким-то оркам мои денежки, было невозможно!. — Наймите меня! Ян Амосович, вы же обещали — если что-то подвернется…

— Тито-о-о-в? — два этих таких разных и по-своему великих старика синхронно повернулись ко мне.

— Титов! — закивал я, отряхивая с одежды щепочки и листочки. — Людвиг Аронович, мы же с вами сработались, когда мебель собирали? Сцену тоже помогу собрать, стулья расставить, ограждения — что угодно! И потом разобрать, разнести, и все такое прочее…

— Во-первых, Титов, у тебя через два дня экзамены. Во-вторых, выпускной — он для всех выпускной, и ты тоже десять классов оканчиваешь, — с сомнением проговорил Полуэктов. — И тебе аттестат вручат в торжественной обстановке, как и всем остальным.

— К экзаменам я готов — это раз! — аргументировал я. — На выпускной мне пофиг — это два! Видал я этот выпускной, я тут без году неделя, что мне там праздновать? Костюма красивого у меня нет, школьный вальс танцевать я не умею, игристое не пью. Отдадите мне аттестат в своем кабинете, руку пожмете — и я работать пойду.

— Молодцом, — запыхтел в бороду кхазад. — Дас гут! Дер рихтеге юнге манн! Работать — надо! Праздники — для празднолюбцев. Слыхали, Ян Амосович? Нанимайте опять Титова, мы на двоих все соберем.

— Ладно! Но если завалишь экзамены — пересдавать будешь до морковкина заговенья, я лично прослежу, — погрозил мне пальцем директор. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Осваиваю вторую профессию! — мигом выдал я. — Помимо помощника столяра стану еще и рабочим сцены! Неплохо, а?

— Нет, вы посмотрите на него? — всплеснул руками директор.

— Эйн вундербарер бетругер, — ласково посмотрел на меня гном. — Подметки на ходу рвет. Если мы решили — жду тебя, Миха, вечером у Клетки — будем сцену собирать.

— Так я зайду в канцелярию договор подписать? — выжидающе уставился на директора я.

— Заходи, — махнул рукой Полуэктов. — А потом жду тебя на занятиях!

* * *

На занятиях не было Эли. И, честно говоря, я из-за этого расстроился.

— Она танец репетирует, — сказала одна из девчонок-скороспелок. — К выпускному.

Ну, и ладно, зато я не отвлекался. Даже стрички ни одной не получил от Яна Амосовича. А еще — он, похоже, начал те самые штучки, о которых меня предупреждали.

— Сядьте в кресло, расслабьтесь и закройте глаза, — сказал Полуэктов. — Представьте большой кувшин и белый шарик, а затем то, как этот шарик отправляется в кувшин. Представили? Теперь — красный шарик. Он медленно залетает в кувшин… Так! Теперь черный. А теперь — по очереди вылетают оттуда в обратном порядке — черный, красный, белый. Не торопись, Титов, куда ты их все три сразу-то попёр! По очереди, один за другим!

Я аж вздрогнул — откуда он знает??? И открыл глаза, и посмотрел на директора. Он беззвучно смеялся:

— У меня педстаж — сорок лет, — сказал он. — Мне для того, чтобы понять, что в твоей голове творится, менталистом быть не нужно. У тебя на лице оно написано, Михаил. Давай! Всё заново.

А на занятиях по развитию дара он приготовил по мою душу настоящий аттракцион: под защитным куполом уже была расставлена целая полоса препятствий: кольца, арки, столбы, длинные трубы-тоннели… И две гири по пять килограммов каждая — у входа.

Ян Амосович по кругу обошел тренировочную площадку и чуть ли не из воздуха достал несколько стеклянных бутылок из-под пива. Такой контраст получился: не сочетался у меня в голове Полуэктов с бутылочным пивом.

— Итак, Михаил, твоя задача — провести гирю сквозь полосу препятствий и разбить одну бутылку. Вот эту, зеленую. Остальные стекляшки не должны пострадать. Сшибешь препятствие — получишь стричку, разобьешь две бутылки — получишь две стрички. Сделаешь аккуратно — предложу подработку на пару недель летом. Ты ведь не уезжаешь на каникулы?

Я скрипнул зубами. Хотелось бы к деду с бабой съездить, но кто ж мне разрешит? Я ведь представления не имею, где та усадьба располагается! Лукоморье, блин. Где его искать? Я как-то забил в поисковик на компе в библиотеке — мне выдало не то десять, не то пятнадцать агроусадеб, три десятка ресторанов, база отдыха и фигова туча кафе и кабаков! Так что я ответил:

— Нет, пока никуда. А что за подработка?

И тут же получил стричку.

— Гиря, полоса препятствий, бутылка! — погрозил пальцем директор. — Вперед! Не сходя с места!

«Вперед» и «не сходя с места», отлично. Я смотрел на все это дичайшее нагромождение и медленно выпускал воздух. И как мне, ёлки-палки, все это провернуть? Закрыв глаза, я разглядел серебряные нити: они раскинулись сплошной паутиной внутри площадки. От моих пальцев — к гирям, от гирей — к бутылкам, от бутылок — к кольцам и аркам… Их было много, очень много. Но в принципе… В принципе, если вести маршрут от одного перекрестка эфирных путей к другому, шаг за шагом, то…

— Поехали, — сказал я и пошевелил пальцами.

Гиря дернулась и поднялась в воздух. Это было похоже на бег по пересеченной местности с ракеткой для настольного тенниса и шариком на ней. Когда нужно и шарик не уронить, и под ноги смотреть, чтоб башку не расшибить. Капец, как сложно, но — возможно! Гиря медленно продвигалась вперед, я пыхтел, потел и пытался унять сумасшедший сердечный ритм. Просунуть чугунную штуковину через пластиковую водопроводную трубу, которая всего-то на два-три сантиметра шире в диаметре, чем чертова гиря… Это не нитку в иголку продевать! И я продел! И дальше уже пошло веселее — гиря лавировала-лавировала и вылавировала, и я сжал кулак и выкрикнул: