Виконт особо опасен (СИ) - Лиманский Александр

— Уникальна? — я приподнял бровь. — Вы ведь понимаете, что я рассчитывал на это, когда приносил её вам.

— Конечно, конечно! Но одно дело рассчитывать, другое — знать, с чем мы имеем дело. Вот, взгляните, — он осторожно открыл шкатулку, и передо мной предстал тот самый артефакт.

Черный, гладкий, как зеркало, с едва уловимыми символами, которые мелькали на его поверхности, стоило лишь взгляду задержаться.

— Он изменился, — пробормотал я, инстинктивно вытягивая руку.

— О, не торопитесь, молодой человек! — резко воскликнул Чарский, ловко отодвигая шкатулку в сторону. — Этот артефакт нельзя трогать без подготовки. Более того, он настроен на вас, так что… прикасаться к нему другим будет и вовсе небезопасно.

— Настроен? — нахмурился я.

— Именно. Эти древние устройства… их создатели были истинными мастерами. Они работали с энергией на уровне, который современным магам кажется легендой. Знаете ли вы, Филипп, что артефакт обладает эхо-печатью?

— Эхо-печать?

Он вздохнул, поправляя пенсне.

— Эхо-печать — это древний метод связывания магии с носителем. Фактически, это клеймо, которое позволяет устройству «узнавать» своего владельца. Но это не просто узнавание. Эхо-печать «подстраивается» под вашего магического потока, усиливая или, наоборот, подавляя его. И вот здесь-то начинаются проблемы.

— Какие проблемы? — я пристально посмотрел на него.

— Ваш артефакт может усиливать не только одну, но и несколько печатей одновременно, — сказал он, приглушив голос. — Это значит, что вы сможете получить доступ к магическим резервам, которые у вас, возможно, никогда не открылись бы. Но есть одна загвоздка.

Я не стал торопить его, зная, что Чарский не любит, когда его перебивают. Он наклонился чуть ближе и продолжил:

— Чем больше печатей вы объединяете, тем сильнее напряжение на магических потоках вашего тела. Превышение допустимого порога может привести к тому, что вы… как бы это выразиться… взорвётесь изнутри.

— Взрыв — это звучит обнадёживающе, — пробормотал я, пытаясь скрыть нарастающее напряжение. — Но как он работает?

— Ах, юноша, здесь начинается настоящая магия, — глаза Чарского блеснули. Он, похоже, наслаждался моментом. — Этот артефакт черпает силу не из воздуха, как большинство современных устройств. Нет. Он использует эхо-каналы — тончайшие магические нити, которые связывают вашу силу с силой окружающего мира. Каждая активация открывает новые слои энергии, но! — он поднял палец, словно учитель в школе, — она также ослабляет вашу защиту.

— Вы хотите сказать, что каждое использование делает меня уязвимее?

— Именно. Чем чаще вы будете его использовать, тем сильнее нарушится ваша внутренняя гармония. Представьте водопроводную трубу. Она может пропустить много воды, но если вы увеличите давление сверх меры, она просто лопнет.

— И сколько может стоить такой артефакт?

— Вы что серьезно хотите его продать? — изумленно посмотрел на меня Чарский.

— Нет, — сконфузился я. — Просто интересно было бы узнать.

— Эта вещь бесценна! — отчитал меня Чарский. — Даже я со своим опытом впервые вижу такую. Но пользоваться ей, как вы понимаете, опасно.

— Полагаю у вас есть какое-то решение? — заметив его хитрую улыбку, сказал я.

— К сожалению, нет, — сказал Чарский. — Я бы предпочел, чтобы вы его уничтожили, вместо того чтобы им воспользоваться. Но этот вариант невозможен.

Я усмехнулся, откинувшись на спинку стула.

— Уничтожить? Чтобы потом жалеть о том, что упустил возможность? Нет, Иммануил Елистратович. Этот артефакт останется у меня.

Он покачал головой, рассчитывая на такой ответа.

— Тогда действуйте на свой страх и риск, — пожал плечами он. — Но! Если у вас получится, не забудьте рассказать своему старому другу об этом. Мне чрезвычайно интересны последствия и эффекты.

Хлопнув крышкой, я взял артефакт, а затем убрал его в карман.

— Спасибо, — сказал я, вставая и кидая на стол остаток суммы, которые был должен ему за исследования.

— Что-нибудь еще? — ловко пряча в карман купюры, спросил Чарский. Даже не пересчитал их.

— Давайте еще зелий на ману, — кивнул я.

Закончив с формальностями, я направил к выходу. Чарский проводил меня взглядом, полным сомнений.

— Берегите себя, Филипп, — сказал он. — Магия — это всегда вопрос цены. И цена часто оказывается выше, чем мы готовы заплатить.

Я кивнул и вышел за дверь под звон колокольчиков. Но его слова всё ещё эхом звучали в моей голове, когда я шагал по улице. Артефакт был несомненным преимуществом в грядущих событиях, но те последствия, к которым он мог привести меня жутко напрягали.

Что ж мне не впервой.

Мясокомбинат встретил меня сыростью и удушливой пустотой. Это место давно превратилось в заброшенный монумент прошедшим временам. Стены, покрытые пятнами плесени, изъеденные ржавчиной металлические конструкции, потолок, готовый обрушиться под тяжестью старости — всё говорило о том, что сюда никто не заглядывал годами. Никто, кроме таких, как Андрей.

Шум доносился из глубины здания. Гул голосов, прерываемых раздражёнными выкриками, вперемешку с приглушёнными стонами, направлял меня, словно путеводная нить. Когда я вошёл в просторный зал, первое, что бросилось в глаза, — это единственный источник света: лампа, висящая на обвисшей цепи. Её мягкое, тусклое свечение разгоняло тьму, обнажая картину, которую я уже видел много раз.

В центре стоял пленник, привязанный к стулу. Его лицо было побито, губы треснули, кровь подсыхала на подбородке. На полу неподалёку лежал ещё один — связанный, но явно уже без сознания. Андрей стоял неподалёку, опираясь на стену, его рубашка была порвана, а руки в крови. Натан, напротив, развалился на перевёрнутом ящике, словно находился на театральной постановке. В углу маячили Дубовый и Мелкий, их фигуры выглядели так, будто они были здесь специально, чтобы добавить сцене нужной мрачности.

— А вот и наш благородный виконт, — хмыкнул Натан, заметив меня. — Добро пожаловать! Ты как раз вовремя. Мы тут уже начали, но для тебя приберегли самое интересное.

— И что это за представление? — спросил я, проходя ближе.

— Этот, — Андрей кивнул на сидящего пленника, — Валентин. Из Красносельских. Второй пока молчит, но он и так не жилец.

Я перевёл взгляд на Валентина. Его глаза, несмотря на побитое лицо, всё ещё горели вызовом. Этот парень явно держался из последних сил, но не собирался сдаваться.

— Вот как, — усмехнулся я, разглядывая его. — Даже не из Свердловых. Ну, и что он сказал?

— Почти ничего, — ответил Андрей. — Но это вопрос времени.

— Тогда давай ускорим процесс, — сказал я, подходя ближе. — Ты знаешь, кто я? — я наклонился, чтобы наши взгляды встретились.

— Филипп Калашников, — прохрипел он, с трудом разлепляя губы. — Ловелас. Кутила. И профессиональный пьяница. А еще заноза в жопе у уважаемых людей!

— Осведомлен хорошо. Лучше многих я бы сказал, — сказал я, выпрямляясь. — Говори и, возможно, ты уйдёшь отсюда живым. Или…

— Или я займусь тобой, — внезапно продолжил за меня Дубовый, его голос был низким, почти звериным. — И я не буду торопиться.

Он подошёл ближе, сжимая в руках ремень. С его крупными руками это оружие казалось ещё более устрашающим.

— Ты же знаешь, что я большой человек, — произнёс он, скаля зубы. — А когда большой человек начинает сердиться, обычно страдают другие.

Мелкий хихикнул, нервно перебирая в руках маленький нож.

Натан сидел на ящике и весело наблюдал за этим спектаклем.

— Ставлю пятьсот рублей, что этот парень не продержится дольше десяти минут, — заявил он, улыбаясь.

— Не-а. Не больше семи, — пробормотал Мелкий, ковыряя ноготь.

— Заткнитесь оба, — огрызнулся Андрей. — Это допрос, а не цирк.

— Скучный ты, Андрюша, — сказал Натан, качая головой. — У нас тут драма, интриги, а ты как всегда.

Тем временем Дубовый обмотал ремень вокруг руки и посмотрел на Валентина.