Лекарка поневоле и 25 плохих примет (СИ) - Муратова Ульяна

Когда в полдень пришёл пациент с уже не отрубленными пальцами, я мысленно всё прокляла. Мужик при виде меня аж затрясся и решил, что это из-за него мне настолько плохо, а потому принялся извиняться дрожащим голосом, противно дребезжащим у меня в голове, и сколько я ни пыталась его остановить, он всё равно не унимался. Даже стыдно стало за свой кикиморо-болотный видок.

Его жена принесла несколько банок янтарно-прозрачного растительного масла и коробку домашних козинаков.

— Честное слово, не стоило. Я бы сделала это для любого пациента, — заплетающимся языком проговорила я.

Помочь магией мужику я не могла — нечем было, едва наскреблось на два заклинания, которые я честно поделила между ним и Эрером, даже себе ни одного не оставила.

Ткани кисти отекли, несмотря на повязку, стали плотными и горячими на ощупь, но диагностика показала, что об отторжении речи не идёт. Сделала перевязку, снабдила пациента восстанавливающим зельем и отправила домой до вечера.

Разумеется, следом на крыльце появилась матушка сына-корзина с полным ненужных подробностей рассказом о том, что тот никак не может пойти в поле, ибо у него несварение желудка, и поэтому он послал её за лекарством. Я подозревала, что парень просто искал повод отвлечь чересчур заботливую маменьку, но зелье всё равно дала. Молча.

Хотела прикорнуть за столом, но тут показался Мистер Божий Дар с козой.

— Ясного дня. Ей хуже? — обречённо спросила я, с сочувствием глядя на парнокопытную страдалицу.

Мне тоже было хуже, но никто меня лечить не собирался.

— Ясного, так это другая! — удивлённо ответил сосед. — У коз мастит — дело частое. Я за зельицем.

Отдала ему сразу три флакона и отправила восвояси.

— Хорошая ты девка, Таиська!

Ну… хоть не Таська и на том спасибо.

Весь день, стоило мне на секунду прикрыть глаза, как на пороге показывался очередной пациент. Я щедро раздавала зелья, морщилась от любых громких звуков и мечтала о том, чтобы поскорее настала ночь, но день всё тянулся и тянулся бесконечной жвачкой, размякшей на жаре.

Вечером матушка с сыном-корзином пришли снова, на этот раз с раной.

— На Давлика петух соседский напал! — с трагическим придыханием чуть не прорыдала она.

Сам Давлик явно стеснялся происходящего, но руку с царапиной длиной сантиметра три всё же показал. Я щедро плеснула на рану антисептика и поставила диагноз:

— Жить будет.

— Но это колотая рана…

— Клюнутая рана, — на автомате поправила я. — И она совсем не смертельная. Через неделю и следа не останется.

— Так ему этот… как его… медовый отвод на завтра нужо́н! Куда же он в поле… Раненый! — с надрывом запричитала она, а я подумала, что за убийство некоторых людей должны не в тюрьму сажать, а награждать медалью.

Раненый переминался с ноги на ногу, пряча глаза.

— До завтра царапина затянется.

— А если не затянется? А если туда зараза попадёт? А если воспалится?

— Вот когда воспалится, тогда и приходите, — припечатала я, чувствуя, что выросла профессионально — одной этой фразой запросто обеспечила бы себе трудоустройство терапевтом в любой районной поликлинике.

Сколько горячего возмущения во взгляде получила в ответ! Однако к тому моменту я настолько обессилела, что мне было просто всё равно. Я даже не сердилась на эту несчастную женщину, нечем было сердиться.

Наконец все ушли, я напоила Эрера зельем и упала на постель рядом с ним. Он дышал редко, но ровно, и я не знала, что ещё могла сделать для него. Попросить отвезти к другому целителю? А не нарисую ли я этим мишень на его спине? И переживёт ли он дорогу? По виду он стабилен, но тряска однозначно не пойдёт ему на пользу.

Закрывая глаза и проваливаясь в муторный, душный сон, я могла только надеяться, что эту ночь он переживёт.

Примета восемнадцатая: беда, как луна, не приходит одна

Проснулась в середине ночи и первым делом потянулась к Эреру.

Жив.

Влила в него крупицы сил, которые скопились за несколько часов, и снова напоила. Подхватила плед и Шельму, шатаясь, вышла во двор. Пока забралась на крышу, вспотела и чуть не свалилась с лестницы от слабости, но потом растянулась в лучах Гесты и закрыла глаза.

Ладно… всё не так плохо. Наверное.

Ещё раз я проснулась, когда киса неожиданно прыгнула мне на живот. Я распахнула глаза и увидела, как она с урчанием поедает здоровенную лунную бабочку. Заметив, что я проснулась, киса начала начала тыкаться мне в лицо вибриссами. Щекотно… и так мирно!

— Ты от меня плотоядных бабочек отгоняла? — умилилась я и ласково потискала свою пятнистую защитницу.

За ночь я набралась сил и чувствовала себя почти сносно. Шельма же ускакала прочь и начала рыскать по крыше в поисках нормального спуска, потрогала лапой приставную лестницу, но ближайшая ступенька была слишком узкой и располагалась слишком далеко внизу.

Когда я спустила питомицу на землю, она с очень осуждающим видом засела в дальних кустиках. Бедненькая…

На утреннем небе алела полоска зари, но было ещё слишком рано, чтобы проснулись деревенские.

Поторопилась к Эреру и нашла его в том же состоянии — вроде бы удовлетворительном, но всё ещё бессознательном. Это пугало. По всем признакам он уже должен был очнуться…

Или он просыпался, пока меня не было?

А ведь ему тоже не повредит немного лунного света, но тащить его сначала во двор, а потом обратно никакого здоровья не хватит. Я села рядом, потрогала лоб. Температура чуть повышена. Не критично, конечно, но всё же.

Раны чуть подзатянулись и поджили, покрылись корочками. Хорошо.

На прикосновения он по-прежнему не реагировал. Плохо.

Напитала его целительской силой, напоила зельем из ложечки, а потом перевернула на живот и на всякий случай помассировала ноги, зад и спину. Сколько дней нужно, чтобы образовались пролежни? Ни я, ни Лана точного ответа не знали, однако тревога требовала каких-то решительных действий вот прямо сию минуту.

Перевернула своего пациента обратно на спину и попыталась пропальпировать живот. Бесполезно. Скорее пальцы себе сломаешь, чем что-то нащупаешь сквозь такие мышцы.

Нарисовала ещё одно диагностическое заклинание и получила ровно такой же результат, что и раньше. Открыла окно в спальне, чтобы немного проветрить, а потом заперла.

На этом идеи и варианты помощи кончились.

— Только не умирай, ладно? — тихо попросила я. — А то придётся копать здоровенную яму, а у меня опыта нет, яма кривая получится, некрасивая. И Шельма потом обязательно раскопает. Вот оно тебе надо? Так что лучше выздоравливай…

Он ничего не ответил, хотя я и не надеялась. Это только в низкокачественных мелодрамах такое бывает, а у нас мелодрама самого высокого качества. Когда только она уже закончится? Можно сразу к счастливой концовке перемотать? Джонни, сделай мне монтаж!

Шельма моего уныния не разделяла, она запрыгнула на кровать и принялась нюхать Эрера. Вдумчиво. Тщательно. Настойчиво. Даже в подмышку ему залезла, а я не стала её одёргивать — пусть знакомится. Может, она его разбудит щекоткой?

Тщательно закрыла двери и ставни, прилегла рядом с Эрером и положила руку ему на грудь, чувствуя, как мерно бьётся сердце. Отвратно он выбрал, к кому пойти за помощью. Наверняка были варианты получше, чем маркетолог с мутными воспоминаниями недоучки-лекарки.

Устало вздохнула и сама не заметила, как уснула…

Открыла глаза, потому что отчётливо почувствовала на себе чужой взгляд. Приоткрыла веки и с трудом сфокусировала зрение на ярком пятне окна. Из него торчали двое — староста и сосед, оба с любопытством изучали идиллическую картину: меня, Эрера и Шельму, лежащих в обнимку. За их спинами маячили другие деревенские, пока незнакомые.

А ведь я точно помнила, что закрывала ставни!

— Это не то, что вы думаете, — сипло пробормотала я, садясь. — Он просто пациент. Я переживала, что он может умереть, вот и контролировала сердцебиение. А потом уснула случайно, так как утомилась.