Метка клана (СИ) - Луст Стелла

Мира закричала от дикой боли и невозможности что-то сделать.

— Молодца, Серый, — одобрил один из тех, кто держал её. — Прям горизонтально! Красавчик.

Серый довольно осклабился и вновь поднес нож к Мириному плечу. Снова дикая боль пронзила и без того пылающее словно от огня плечо девушки. Скосив в страхе глаза, она увидела, что второй кровавый разрез лег под углом к первому. Её трясло от боли и страха. Мира перевела взгляд на Артура и вдруг увидела, как его рука чуть пошевелилась, на глазах покрываясь шерстью. Когти удлинялись, словно не настоящие, а киношные, вылезая из кончиков пальцев. В этот момент Серый, от усердия высунув язык, снова начал резать ей кожу. Мира закричала во всю мощь легких, не только от боли, но и чтобы отвлечь внимание от медленно шевелящегося Артура.

На её левом плече теперь истекал кровью равносторонний треугольник из далеко пересекающихся линий. Плечо горело болью, а двое мужчин уже рвали её колени в разные стороны. Мира снова завопила, и тогда Серый со всего размаха влепил ей затрещину.

Перед глазами девушки вспыхнул фейерверк, а лицо взорвалось жгучей болью. Она не глядя ткнула куда-то ногой, попала, потому что раздался вскрик и злобная брань — и в следующий момент ей прилетело с другой стороны.

Голова Миры откинулась на диван, а все тело расслабилось, так как она вдруг потеряла возможность его контролировать. Девушка почувствовала, как ей рывком широко раздвинули ноги, и что-то твердое тычется в промежность. Услышала довольный ржач в несколько глоток, одна из которых была женской.

А потом на неё хлынул водопад крови.

Слезы боли застили ей глаза.

Сквозь их пелену она видела, как что-то темное мечется по комнате, разбрасывая алые, огненно-горячие шлейфы. Все вокруг заполнило рычание и бессвязные крики. Эта какофония продолжалась несколько минут. Потом все стихло. Девушка осознала, что на ней больше не лежит тяжелая туша, а ноги никто не держит.

— Мира…

Она торопливо стерла слезы с глаз и огляделась. А оглядевшись, соскочила с дивана и бросилась по оскальзывающимся под ногами окровавленным телам к Артуру, тяжело привалившемуся к стене.

— Артур!

— Мира… — Он был в своей звериной ипостаси, и голос звучал грубо и низко. Огненно-рыжие глаза пытались сфокусироваться на ней, но то и дело закатывались.

— Я здесь, здесь! Как тебе помочь?! Что мне сделать?! — завопила Мира отчаянно, чувствуя себя абсолютно бесполезной. Словно почувствовав, что она рядом, Артур охнул и сполз по стене набок, оставляя на светлых обоях кровавый след.

— Ничего… — Она положила его большую мохнатую голову себе на колени и все гладила и гладила её, заливаясь слезами, которые была не в силах остановить.

Глаза и нос набухли от слез, Мира морщилась, но ничего не могла с собой поделать. У неё страшно болело лицо, она чувствовала, как распухла челюсть и скула. Но самая страшная боль была от того, что она держала на коленях только что ласкавшего её, а теперь умирающего мужчину и совершенно, абсолютно не знала, чем ему помочь. Она только судорожно трясла его и все повторяла и повторяла:

— Артур! Артур! Не бросай меня!

Оборотень молчал, лишь иногда резко вздыхая, отчего в его горле что-то противно клокотало, а на губах вздувались и лопались кровавые пузыри. Мира раскачивалась, неудобно сидя на поджатых ногах и ревела.

В какой-то момент Артур открыл глаза, нашел её взглядом, вымученно улыбнулся и, резко набирая в пробитые легкие воздух, отчего его голос поднялся, как-то рывками, словно торопясь, сказал:

— А… мы… могли бы… быть… отличной… парой… да?

— Да! Да! — закричала Мира, сразу поняв, что кричит она уже только самой себе.

Обмякнув, она выпрямила ноги и привалилась спиной к стене, все также держа голову Артура руками. Все мысли и чувства мгновенно вылетели из головы, оставив только болезненную сосущую пустоту. Почувствовав движение под пальцами, Мира вытерла слезы и посмотрела на Артура. Его тело и лицо трансформировалось. Пропадала шерсть, черты лица потеряли нечеловеческую массивность и остроту. Теперь перед ней был тот самый Артур, которого она уже — казалось, в другой жизни — встретила в автобусе. Только тогда его улыбка не была обрамлена рваной линией подсыхающей крови. Мира медленно протянула руку и вытерла ему губы. Потом также медленно закрыла широко распахнутые рыжие глаза. Теперь он улыбался с закрытыми глазами, словно в ожидании её очередной ласки. Мужчина, который больше никогда не посмотрит на неё так, что потяжелеет низ живота, который больше никогда не сожмет её своими сильными руками. С которым она больше никогда не познает сладость неведомого доселе наслаждения…

Такой её и застал Герман.

Неподвижной, державшей на коленях рыжеволосую голову его старшего брата. Лицо Миры было опухшим, а из глаз, оставляя чистые дорожки в застывающей крови убитых врагов, катились по щекам слезы.

11.

— Мира, лови!

Ви ловко спрыгнула с качелей прямо в объятия девушки. Мира едва не упала.

— Ого! Ви, да ты просто лошадь! Сколько ты весишь? Я чуть спину не надорвала! Давай в следующий раз будешь прыгать в эту кучу листьев? Мы специально с Азадом договорились их оставить как раз для этого.

— Хорошо! Тогда давай подгребем её поближе!

— Нет уж. Я вот тут на скамейку сяду, пока спина успокоится. А ты сгребай. Черт меня дернул тебя ловить…

— Ладно! Я сгребу! А потом давай наберем самых больших и красных? И сделаем гербарий! Через неделю в школу, а потом снег пойдет, они почернеют!

— Хорошо.

Мира тяжело опустилась на лавочку в углу площадки. Действительно не стоило её ловить. За два последних месяца Ви здорово прибавила в весе, хотя совершенно не потолстела. Гай объяснил это тем, что у вулфраа очень плотные мышцы. И, соответственно, тяжелые. Она вообще узнала очень много о повадках оборотней за последнее время. Например, их жутковатую способность бесшумно являться домой, а потом громко осведомляться из своей комнаты, куда запропастились две служанки и где кофе, заставляя их с Ви подпрыгивать при внезапных звуках голоса.

Никого из сваргов Мира больше не видела. Она не знала, как Герману и клану удалось замести следы четырех убийств, и некоторое время со страхом ждала вызова в полицию. Но никто её никуда не вызывал, а на робкую попытку Германа пообщаться, она красочно описала, где она видела его и всех сваргов вместе взятых. Правда, потом извинилась и теперь редко перебрасывалась с ним ничего не значившими сообщениями. Больше на связь с ней никто не выходил, да и сам Герман объявлялся все реже и реже. Так что тайна булавок так и осталась тайной.

В тот же день, когда погиб Артур, Мира перебралась к Гаю. Весь первый месяц, видя её состояние, прострацию, в которую она то и дело впадала, так что непонятно было, кто кото должен был расшевелить, Мира — Ви, или наоборот, он никак не тревожил её. Все это время он вел себя, как джентльмен, но когда Мира начала понемногу оттаивать, начал постепенно завоевывать её внимание, пока однажды они не оказались вдвоем в ванне. Большую часть дня Ви не отходила от неё ни на шаг. Ночи же были их с Гаем собственными. И, хотя они расползались потом по своим комнатам, Мира была почти уверена, что Ви что-то подозревает.

Они никогда не разговаривали о том, что произошло с ней. И даже треугольный шрам — метка клана сваргов — никогда не был предметом разговоров.

Она часто вспоминала Артура и тосковала по нему. Где покоится его тело, Герман сообщить отказался, так что постепенно яркость воспоминаний притуплялась, замещаемая все новыми и новыми ласками. Правда, в отличие от страсти Артура, страсть Гая была глубокой и уважительной, что начало нравиться Мире гораздо больше. Гай тактично не приставал с расспросами в те минуты, когда она замирала, глядя в одну точку. Никогда не заговаривал он и о том, чтобы она сняла браслет Артура, хотя Мира поняла, что именно из-за него Гаю и показалось тогда, что у неё есть собака, и что запах, исходивший от браслета, был неприятен его тонкому обонянию. Но она не смогла избавиться от памятной вещи.