Поверь мне (СИ) - Власова Мария Игоревна

Вижу в ее глазах страх, но только мгновение. Злость, ярость, в мутных глазах, а затем улыбка. Она хоть замечает, что наклоняется ко мне для поцелуя? Или ее просто тошнит? Плевать, притяжение просто неизмеримое, но длится оно только долгое мгновение. Дальше Даша замечает кого-то за моей спиной и отводит виновато взгляд в пол.

Оборачиваюсь, конечно же это тот «Ю-ра»! Братец пока не понимает, что происходит, но делает шаг в комнату и приходится остановить его рыком. Нельзя, просто нельзя что бы остальные об этом узнали, по крайней мере пока я ее отсюда не заберу.

— Надоели, — вздыхает эта пьяная зараза и отвлекает от гляделок с братом.

Кажется, просто не говорить на эту тему, больше не получится. Поворачиваюсь что бы проверить как она и получаю по лицу кулаком. Серьёзно, эта толстая зараза меня ударила! Кулаком! Меня в жизни женщина не била! Да еще так резко и не понятно за что. Что-то я совсем теряю нить ее мысленного процесса, в ней совсем отсутствует логика.

— Достал, — с невинным видом пояснило это чучело, и я просто слетел с катушек.

Как будто кто-то нажал переключатель, заставив наорать на эту сумасшедшую! Дальше вообще началось что-то невнятное, толстуха со стола свалилась, начала нести какую-то ерунду, а где-то там на заднем плане обо всем догадался кудрявый этот. Вот как-то странно меня только и заботило в тот момент, что эта дура под юбку только колготы надела. Серьёзно, я только и думал о том, что эта зараза теперь точно простудится, просто потому что не догадалась засунуть свою толстую задницу в джинсы. О чем она вообще думала, собираясь в горы в летней юбке? А я, о чем думал, она же как ребенок, честное слово! Вот правильно с собой взял, а то не понятно, что бы было потом с ней?

— Даша, — вздыхаю тяжело.

Кажется, начинаю понимать откуда у меня такие странные мысли касательно заботы о ней. Это связывание, только оно может так действовать. Может заставить чувствовать потребность защищать и оберегать ее, даже если ненавижу. По тему проходят мурашки, мне кажется я теперь точно ему проиграю. Не знаю сколько ещё смогу смериться с ним. Не знаю, как объяснить все это брату, но он сам все решает. Его решение и несколько шагов в сторону моей толстушки заставляют насторожиться зверя. Но вот взгляд, такой много говорящий, которым они обмениваются, говорит, что эта их любовь, или что у них там было совсем не в прошлом. Она прикусывает губу до крови и отводит взгляд от кудрявого — это говорит мне намного больше чем слова. Так же, как и то, что братец делает почти так же, толь сжимает руки в кулаки.

Я теряю контроль, вот он был, и уже нет. Все происходит быстро, Даша закрывает лицо руками, ее комнатная собачка улавливает запах ее крови с прокушенной губы, и бросается на нее. Мы со зверем сливаемся в едино, и впервые меня это не заботит. Гнилая волчица разбивает мебель своим тельцем, а я уже поворачиваюсь что бы отбросить превратившегося кудрявого, но не успеваю. Реакция срабатывает быстрее, чем я понимаю кто пытается меня ударить. Честно, ее смелость, подогретая алкоголем уже в печенках, сидит. Отправляю ее к волчице, как раз перед тем, как брат сбивает меня со стола и просто вминает в ближайшую стенку. Даша кричит так жутко, что моё сознание заглушается почти полностью и зверь выбывает братом стену насквозь. Кирилл и Дима добавляются в нашу кучу, и мы летим с каменного уступа вниз. Зверь плевать кого рвать когтями, кого ранить, он хочет только одного — убивать.

Приземляемся сбив несколько деревьев и почти сразу расходимся в разные стороны. Громкое рычание осыпало снег с ближайших деревьев. Кирилл и Дима почти сразу отходят, знают, что со мной им ничего не светит. Но вот с Юрой все по-другому, глупый малец не понимает, что я не могу себя контролировать. Или возможно ему тоже снесло крышу от ревности, как и мне?

Его зверь в половину меня меньше, чёрная шерсть встала дыбом, глаза красные с вертикальными зрачками. Мне кажется мы оба понимаем кто проиграет в этой схватке и просто оттягиваем неизбежное. Кудрявый срывается с места первым, сносит меня и несколько деревьев на своем пути. Казалось бы, мелкий и подвижный, ему нет места в грубой лобовой атаке, но у брата удивительный талант с помощью своей небольшой силы ронять противника, убрав его точку опоры. Чем ты больше — тем громче падаешь. Вот и со мной он проделывает то же самое, мы катаемся по склону и падаем в ещё один обрыв. Эта драка продолжается долго, настолько что все решает один удар.

Брат ранен, не серьёзно, но двигаться не может. Нависаю над ним, прижав одной лапой к красному от нашей крови снегу и замахиваюсь другой что бы распороть ему глотку. Время как будто останавливается, и я с ужасом понимаю, только что чуть ли не сделал. Из-за какого-то связывания, из-за какой девчонки я чуть не убил брата, лучшего друга. От этой мысли перехватываю контроль и превращаюсь в человека.

Брат вырывается, пытается укусить и мне приходится снова прижать его к земле, но теперь обеими руками. Смотрю в его красные звериные глаза, пытаясь пробиться к человеческой половине. Слов не хватает, чтобы высказать все что чувствую. С одной стороны, злость на себя, на свое поведение, ярость от того что это случилось именно со мной и стыд. Жгучий стыд за то, что позволил себе потерять контроль, смешанный с виной.

— Прости, брат, — все что приходит в голову сказать, — ты проиграл.

Поднимаюсь на ноги, подбираю чистый снег и смываю им кровь с лица. На кудрявого стараюсь не смотреть, но замечаю, что он тоже превратился в человека и продолжает лежать на земле. Поворачиваюсь к нему, протягиваю руку что бы помочь подняться, но он отмахивается. Брат поднимается сам и почти сразу уходит, явно показывая грозным рыком, что не хочет, чтобы его останавливали или сопровождали.

В отличие от него возвращаюсь в особняк, где меня поджидают остальные оборотни. Думаю, они явно слышали большую часть наших разборок в доме. Путь к двери пригородил Ильнар и его два дружка.

— Так эта пышка не твоя? И что же это значит? Ты ее специально для нас привез? Как забавную игрушку? — слащаво выговаривает каждую глумливую фразу этот гад.

Я устал, сил особо нет, а мысли совсем не помогают здраво размышлять. Есть только желание хорошенько пройтись по его роже, но сейчас мне этого никто не простит, так что нельзя вводить смуту.

— Отойди, — говорю, пребывая в пограничном состоянии между безудержной яростью и полной апатией.

— А то что? — глумится дикий, не понимая, что я не в настроении.

— А то пожалеешь, что не умер во время перехода.

Верзила расправляет плечи, он больше меня у комплекции, но я все равно сильнее, благодаря опыту. Остальные только и ждут мордобоя, мы всегда так развлекаемся на новый год. Вот только я уже на развлекался, и все чего хочу — это умыться и завалится в чистую постель, чтобы поспать.

— Кай, — зовет Дима где-то в коридоре.

Теряю терпение и просто расталкиваю от чего-то хохочущих оборотней из своего пути. Внутри пахнет мясом, похоже Дима и Кирилл не тратили время попусту и охотились.

— Все хорошо? — от чего-то обеспокоено спрашивает наш романтик.

У меня нет сил даже ответить ему, так что просто знакомым до боли движением спутываю его волосы пятерней проходя мимо. Не хочу ничего слышать, не хочу знать зачем он меня искал. Плевать, на все плевать! Не хочу думать, хочу забыться. Захожу в свою комнату и сразу иду смывать с себя грязь и кровь. Переодеваюсь в такую же одежду, только она сразу промокает от влаги, вытираться полотенцем, когда твоя температура тела на пять градусов выше обычной не имеет смысла.

Дима ждет в спальне, нервно переступая с ноги на ногу. Хочет что-то сказать, но я не хочу слушать. Срываюсь и несусь по коридору в кабинет Михаила, по запаху нахожу нужный путь. Они все здесь, она здесь. Сидит в кресле и поспешно отводит взгляд, как только вхожу.

Зверь и собственное сердце грохочет внутри. На ее лице швы и синяки, свежие, еще пахнут кровью и перекисью. Марго что-то спрашивает, я что-то отвечаю. Это все так не заметно на фоне этого жуткого запаха, непроизвольно подхожу к камину, но путь мне преграждает дикая волчица в моей байке. Зову ее, не знаю зачем, но зову. Впервые замечаю, что мне нравится звать ее просто по имени. Вот только ее реакция говорит, что мой необдуманный поступок оставил следы не только на ее теле. Она боится, запах ее страха почти невыносим так же как запах крови. В ушах бешено стучит ее сердце, непроизвольно снова начинаю считать дуры. Так легче не думать о том, как дрожит еще недавно смелая толстушка, как до бела сжимает собственные плечи, пытаясь то ли успокоится, то ли заставить себя разрыдаться от боли. Пульс перескакивает за сто тридцать — это уже паника, не просто ужас, а паническая реакция. Возникает довольно сильное желание схватить ее за плечи и затрясти, чтобы привести в себя. Она не должна так легко ломаться. Должна быть сильной для того что бы я перестал чувствовать вину за то, что вовлек ее во все это. Как же мне хочется, что бы она на самом деле была какой-то стервой, которую и ранить невозможно, а не слабой плаксой. Этот мир не для нее, она слишком слаба и беззащитна. В груди щемит от желания защитить, от оборотней, от всего мира, но главное от себя и своего зверя… Это связывание пробудило во мне желание защищать, а не владеть. Можно сказать, это его суть, зверь хочет владеть, я хочу оберегать. Но делаю ли я это на самом деле? Во мне играет мимолетное желание защитить и почти постоянная ненависть.