Чужая сила (СИ) - Васильев Андрей

– Нет, – искренне признался я.

– Если у тебя все будет хорошо, то ты не станешь промышлять разными непотребствами, вроде тех, что сегодня были на кладбище, – приблизив ко мне свое лицо, доверительно проговорил Нифонтов. – Смысла в этом не будет никакого. А значит, и мне не надо беспокоиться о твоем будущем, не надо ожидать того, что в один прекрасный день мне отдадут приказ встать на твой след. Я бы не хотел тебя убивать, ты хороший парень, нет в тебе зла. Ну и повторюсь – твои таланты мне тоже могут быть полезны. Если я к тебе как-нибудь обращусь за помощью, ты же мне не откажешь?

– Не откажу, – подтвердил я, понимая, что другого ответа быть и не может.

Кстати – а чем не вариант? Можно и медиумом поработать. Почему нет? Изучить рынок, провести маркетинговый анализ. Может, даже агента найти.

– Ну вот, – Нифонтов благожелательно посмотрел на девушку, которая принесла нам еду. – Про то и речь. Я тебе больше скажу – когда привяжешь к себе силу, и если всерьез надумаешь заняться тем, о чем шла речь, мы тебе поможем. К нам разные люди ходят, кое-кому из них твоя помощь очень может пригодиться. А там дальше в ход пойдет «сарафанное радио». И еще – на долю малую мы не претендуем. Нам она не нужна. Мы государственное учреждение. Бюджетники, понимаешь.

Я не удержался от смешка. Просто вспомнил, как всегда в первый день любой проверки со стороны любых государственных органов, зампред Димка Волконский обязательно отправлялся с ее руководителем в итальянский ресторан, который был по соседству с банком. Он отсутствовал где-то часа полтора, а в кабинете председателя правления его ждало все руководство в полном сборе и пило литрами кофе. Потом Волконский возвращался и показывал им самую обычную салфетку, бумажную, ту, которой рот вытирают и руки. На ней была написана циферка, это была стоимость благополучного завершения этой самой проверки. Так сказать – все в ваших руках. Устроит банк эта циферка – все пройдет быстро и безболезненно, с шутками, прибаутками и актом проверки, который будет прочитан до того, как придется ставить на нем подписи. И, при необходимости, даже подредактирован. Не устроит – никто никого специально топить не будет, просто тогда все будет по-взрослому, и работать проверяющие станут со всем усердием и прилежанием. Как должно. Выбирайте.

Да и других примеров у меня хватало. Но – из любого правила бывают исключения. В конце концов – он же и в самом деле не обязан был меня спасать тогда на поляне. Но сделал это.

– Знаю, о чем думаешь, – Нифонтов заправил салфетку за воротник рубашки. – Вот такие мы смешные чудаки. Да и потом – услуги, за которыми я буду к тебе обращаться, они ведь тоже в каком-то смысле мзда, так что не очень-то это и благотворительность.

Ну вот это больше похоже на правду. Меня его последние слова даже как-то успокоили, а то я уж начал свои жизненные ценности пересматривать. Просто не верю я в бескорыстие на постоянной основе, нет его в нашем мире. Вон, даже тот же Стас, несмотря на дружбу с Севастьяновым, все равно какую-то денежку с его редакции имеет. Не с друга, но с его работодателя. Это разные вещи.

И в этом нет ничего предосудительного, как по мне. Услуга есть услуга. Помочь хорошему другу в его личном деле – это святое. За подобное денег не берут, по-другому поступать просто свинство. Но если это переходит в служебную, общественную область – то здесь личного нет, это уже производственное. И тут счет другой должен идти.

– Да и рано пока об этом думать, – спустил меня с небес на землю Николай, вытирая руки влажной салфеткой. – Сила-то еще не твоя, приятель. Ну да, она дает тебе о себе знать, даже направляет, но этого мало.

– Знать бы, что ей надо, давно бы это сделал, – вздохнул я и взялся за нож с вилкой, собираясь разделать аппетитный кусок мяса, утопающего в трех соусах и обложенного овощами, приготовленными на гриле.

– Я думаю, тут нужен некий шок, – Нифонтов пальцами слепил из плова кругляш и отправил его в рот. – Мощный эмоциональный всплеск или что-то в этом роде. И лучше всего, если этот всплеск случится на кладбище. Раз уж тебе близка его природа, то надо на него и делать ставку.

– Даже не знаю, что сказать, – чуть не поперхнулся я. – Например? Могилу вскрыть, что ли?

– Ну это уже крайности, – Нифонтов отправил в рот еще один рисовый шарик. – Тем более противозаконные, на этот счет есть статья в уголовном кодексе.

– Отвергая – предлагай, – вроде бы и в шутку сказал я, но давая понять, что от совета не откажусь.

– Нет проблем, – аппетитно причмокнул оперативник. – Как насчет того, чтобы свести через пару часов личное знакомство с Хозяином того кладбища, на котором мы сегодня были? Как по мне – та еще встряска.

Глава девятнадцатая

Я слегка опешил. Как ни крути, предложение все-таки довольно неожиданное. И, как бы так сказать… Щекочущее нервы. Опасностью от него немного попахивает. Даже не немного, чего себе врать. Насколько я понял из слов Кузьмича, Хозяева эти ребята резкие, не любят они, когда на их территории творят разные непотребства. А тут – такое. И неизвестно, как тамошний Костяной царь отреагирует на парочку типов вроде нас, особенно если учесть, что от одного ощутимо будет тянуть ведьмаком. Опять же – халявная сила, которая сама пришла. Соблазн, однако.

– Не знаю, – я побарабанил пальцами по столу. – Не знаю, Коль. Стремно это все.

– Не без того, – согласился со мной оперативник, знай наворачивающий плов. – Но тебе же нужны яркие эмоции, связанные с загробной жизнью? Вот они. Полной ложкой. Кушай, не обляпайся.

– Так-то оно так, – я вздохнул. – Вот только как бы нам там и не остаться, на погосте. Просто боюсь, что после сегодняшнего происшествия Хозяин наверняка лютовать будет, сердиться. А тут к нему в гости еще такие красавцы пожалуют. Вы нас не ждали, а мы приперлися!

– Не вижу повода для паники, причем ни малейшего. Мы под белым флагом придем, – без тени шутки сказал Нифонтов. – Понимаешь, на той стороне тоже есть свои правила и традиции, причем соблюдаются они куда более тщательно, чем у нас. Если ты гость – тебя не тронут до той поры, пока ты не перестанешь им быть. Если даже вы враги, но ты пришел поговорить, и соблюл при этом необходимый ритуал – тебя выслушают и проводят до порога. За порогом – да, вы снова станете врагами, но до той поры безопасность гарантирована. ОНИ никогда не убивают тех, кто пришел с белым флагом, и никогда не стреляют им в спину, понимаешь? Другая мораль, не такая как у нас.

– То есть – они больше люди, чем мы? – невесело пошутил я.

– В чем-то да, – признал Нифонтов. – Но тут тоже две стороны, как у монеты. Они убивают по правилам, это так, но при этом убивают не задумываясь и никогда не сожалея о сделанном. Для них нет понятия «ценность человеческой жизни». Мы для них разменная монета, назойливые существа, которые усердно ломают их вековые уклады, пища, наконец. Кто угодно, но только не равные им.

– Это ты маханул, – я вспомнил Родьку, Вавилу Силыча, лесного хозяина. – Не все же такие? Есть и те, что живут с людьми бок о бок, помогают им.

– Есть, – кивнул Нифонтов. – Но только это сущности, которые возникли после того, как человек стал доминирующим видом на планете. До того они были мелкими духами, никчемами, которых никто не принимал в расчет. А человек дал им возможность ощутить собственную полезность, найти свое «я». Естественно, что они встали на его сторону. Но тут тоже есть нюанс – эти создания человеку не друзья, а спутники. Не станет человека – не станет их. Ты знаешь, что происходит с домовыми, которых хозяева забывают забрать с собой при переезде?

– Нет, – ответил я.

– Они умирают на седьмой день одиночества, – жестко произнес Нифонтов. – Дом пуст – и они пусты, как этот дом. Пустота порождает пустоту. Мне одна коллега рассказывала, что, когда города начали теснить деревни и те обезлюдели, там целые кладбища домовых были. Под какую печь не полезь, там они лежат мертвые. Старики, что старину помнили, вымерли уже все, а молодежь просто не знала, что домовых с собой надо забирать. Им такое и в голову прийти не могло. И те умирали сотнями. Они к домам привязаны, им из них хода нет. А затопляемые территории в той же Сибири? Людей переселили, это понятно, а все остальные? Наши тогда, в шестидесятых-семидесятых, делали что могли, но сколько было их и сколько таких деревень? Не разорваться же?