Поймать хамелеона (СИ) - Григорьева Юлия

— Не скажу, — прервал словесный поток розыскник. — Я уснул тут вовсе не от того, что мне негде было спать, попросту задумался, и сон сморил меня. Сейчас я приведу себя в порядок, и мы позавтракаем. — Он поднялся с кушетки и направился к выходу из гостиной, но уже на пороге обернулся: — Доброго утра, Глафира Алексеевна, вы чудесно выглядите. Простите, оставлю вас ненадолго.

И он отправился в комнату Степана. Барышня вышла следом за хозяином квартиры в коридор и, остановившись, смотрела ему в спину с недоумением.

— Неужто обидела? — спросила она себя, после пожала плечами и, переступив с ноги на ногу, ушла в отведенную ей комнату, попросту не понимая, как стоит себя вести.

Олег был раздражен. Он резкими порывистыми движениями снимал одежду и очнулся только, когда послышался негромкий треск оторванной пуговицы. Котов в растерянности посмотрел на рубашку, после тяжело опустился на кровать, вновь потер лицо ладонью и выдохнул.

На Глашу Олег не злился, на за то, что разбудила его, ни за то, что вообще застала спящим на кушетке в гостиной. Состояние Котова было следствием ночного провала и тяжелого сна. Он был зол на себя, и избавиться от этого внутреннего недовольства никак не выходило. Такой провал!

О чем только думал? Да известно о чем. О юной прелестнице, о скором завершении дела. Даже где-то успел полюбоваться собой таким умным и коварным, и вот, пожалуйста. Тут же получил оплеуху от реальности. Как там говорил его прежний напарник? «Легкомыслию нет места в розыске», — да именно так и говорил. И был совершенно прав.

— Ну хватит, — покривился Котов. — С каждым могло случиться.

Они могли бы и вдвоем со Степой также ломиться, не глядя ни перед собой, ни под ноги. Слишком спокойно жили долгое время.

— Довольно оправданий, — отчитал себя Олег и вернулся к прерванному занятию, теперь стараясь думать о том, что будет делать сегодня.

А сегодня должен был последовать отчет от Кондратия Евстафьевича. Еще было бы недурно узнать, сумел ли пробиться к узнику Сан Саныч. Но прежде все-таки отчет от петербургской шпаны. Ну и взглянуть на карту, возможно, и отчета не понадобится.

— Допросить охрану Бэлы? — спросил сам себя розыскник.

Да, это было уместно и логично, но… Он оставался в одиночестве, а их там не меньше десятка, возможно, и больше. Полянский и его люди сейчас занимаются поисками и поимкой Бэлы, а привлекать полицию не имеет смысла. В чем он обвинит горе-учеников? В том, что пытался ночью влезть в чужой дом, а ему дали отпор? Да и как вести допрос при городовых?

— А что если…

Что если взять людей у Кондратия Евстафьевича? Эти ребята лихие и могут стать недурным подспорьем. К тому же нос совать в допрос не будут. Только будет ли толк от допроса? И вообще, там ли еще вся эта свора, готовая рвать глотки за свое самозваное божество?

Если они — единственная подпитка Бэлы, то уже спешат за ней, тогда их в Петербурге тоже уже нет. Но если просто разбежались и затихли на время, значит, не знают, куда делась магиня. Тогда и смысла нет туда вновь соваться. А если кто-то и остался, то это какая-нибудь прислуга или сторож. Эти точно ничего не знают.

— А что если она вернулась, но не на Малую Охту, а в другую часть Петербурга? — спросил себя Олег и стремительным шагом, покинув комнату Степана, направился в кабинет.

Однако остановился на полдороги, выругался и вернулся назад. Котов забрал изрядно опустевшее хранилище и поспешил туда, куда намеревался зайти, в кабинет. Однако прежде посмотрел на второй поисковик и досадливо фыркнул. Хамелеон не появился.

Вздохнув, маг уместил на карте второе хранилище и усилил его собственным воздействием, потому что большая часть сохраненной энергии Бэлы была отправлена ночью Полянскому.

— Нет, не вернулась, — с досадой констатировал Олег. Магини в Петербурге не было.

Котов развернулся к шкафу и увидел Глашеньку. Девушка в нерешительности переминалась с ноги на ногу, и когда встретилась взглядом с розыскником, смущенно потупилась.

— Дайте мне еще несколько минут, Глафира Алексеевна, — произнес Олег, и вышло у него это с толикой раздражения, впрочем, не имевшего к гостье никакого отношения.

Однако она, кажется, поняла иначе и, бросив:

— Простите, — выбежала из кабинета.

Котов проводил ее взглядом, после тряхнул волосами и открыл шкаф, откуда достал уже иную карту — карту Российской империи. Расстелил ее поверх первой, но вдруг остановился и повернул голову в сторону двери. Отчего-то он ощутил неловкость и никак не мог понять ее причины. Однако это лишнее сейчас чувство вело его прочь из кабинета, и маг поддался внутреннему чутью.

Он неспешно прошел к своей спальне, ныне занятой гостьей, постучав, заглянул внутрь и тут же направился к гостиной. Девушка нашлась именно там. Она, ссутулившись, сидела на кресле и смотрела на свои руки, сложенные на коленях. Она казалась расстроенной, даже потерянной, но невероятно трогательной. Всякое раздражение окончательно покинуло Олега, сменившись щемящей нежностью.

Он приблизился к Глашеньке, но не успел открыть рта, когда она вскинула на него взгляд и заговорила первой.

— Наверное, мне и вправду лучше попроситься на постой к Федору Гавриловичу. Это будет более прилично, и Миша не станет меня бранить. Вы проводите меня? Я могу и сама, но у меня же багаж… Или это неуместно?

Котов присел перед ней на корточки, упер колено в пол и заглянул в глаза. Она была хороша, изумительно хороша и столь же трогательна. Мужчина совершенно позабыл о том, что говорил ночью спящей девушке, он потерялся в том чувстве, которое сейчас захватило его

— Что неуместно, Глафира Алексеевна? — машинально спросил он.

— Просить вас еще и об этом, — ответила она и отвела взгляд. — Кажется, я уже сильно стеснила вас, а мне не хочется быть навязчивой…

Договорить барышня не успела. Розыскник вдруг обхватил ее голову ладонями и прижался к губам. Ошеломленная девушка застыла, кажется, опасаясь даже вздохнуть. Впрочем, ошеломлена была не только она. Олег отстранился так же порывисто, как и поцеловал гостью, и посмотрел на нее шальным взглядом.

— Простите… — пробормотал он, всё еще пребывая в растерянности.

— Ч… Что это было, Олег Иванович? — запнувшись, пролепетала Глашенька. — Вы меня поцеловали?

— Поцеловал, — интонация Котова вышла больше вопросительной, чем утвердительной, и девушка кивнула:

— Именно так. Но… — она на мгнвоение замялась, а после все-таки закончила, — почему? Зачем вы поцеловали меня?

Он и сам не мог сказать — зачем. Просто эмоции, обнаженные ночным провалом и дальнейшим самобичеванием, так и не успели подернуться пеплом. И в эту минуту розыскник оказался полностью открытым, наверное, потому и ответил, всё еще будучи в ошеломлении от собственного порыва:

— Я люблю вас.

— Меня? — переспросила Глашенька.

— Вас, — кивнул Олег.

Барышня смотрела на мага широко распахнутыми глазами.

— Любите? — снова спросила она, и Котов опять кивнул:

— Похоже на то.

Глаша наконец встала с кресла, и, осторожно обогнув мага, так и стоявшего перед ней на одном колене, отошла от него. Она с минуту нервно сплетала и расплетала пальцы, вдруг обернулась и воскликнула:

— Зачем вы издеваетесь надо мной, Олег Иванович⁈ Это низко! Да, я наивна и совершенно не разбираюсь в жизни. Да, неравнодушна к вам, но зачем же вы издеваетесь?

На миг Олегу подумалось, что сейчас лучший момент исправить ситуацию. Попросить прощения за «неудачную шутку», или же сказать что-то еще. И вправду проводить ее к Ковальчуку и, уже находясь вдали, продолжить делать то, что и намеревался: вытащить Мишу из застенков, отыскать хамелеона и защитить девушку от всяких угроз ей и брату. И пусть она больше не посмотрит на него тем доверчивым взглядом, от которого сладко поет душа, но так и вправду будет лучше. Сердце Глафиры Воронецкой будет ранено, но не разбито. Да, так будет лучше всего, именно так и надо ответить…

— Я не издеваюсь над вами, Глафира Алексеевна, — произнес он вслух и замолчал, не в силах сказать того, что намеревался.