Дубль два. Книга вторая (СИ) - Дмитриев Олег

Когда одна из коряг справа развела челюсти, и потоки воды, рванувшие внутрь, едва не втянули меня следом, я забыл не только про то, что надо было бить Ярью, но и про то, что такое Ярь вообще. И про то, кто я и где я. Пасть размером с багажник Форда Галактики распахнулась мгновенно, явно быстрее, чем за полсекунды. Остался только первобытный безотчётный, но неодолимо сильный страх. Ужас даже, я бы сказал. Который и заставил меня вылететь на поверхность, забыв про то, что всплывать надо плавно и осторожно, а выходить тихо и без брызг. Хорошо хоть, не особенно глубоко было. Наверное.

Когда я выскочил из воды и едва ли не бегом по её поверхности рванул на берег, старики-разбойники оборвали какой-то свой неспешный разговор. Саня в нём участия не принимал, по-прежнему обнимаясь с деревом. А я, помимо брызг, поднял фонтан идиоматических выражений, который начал ещё под водой. Поэтому вступление монолога чуть смазалось бульканьем и пузырями. Но уже через несколько секунд стало разборчивее гораздо. Удачно, всё-таки, что ни девчат, ни Павлика не взяли.

— Кажись, клюёт? — флегматично предположил Раж.

— Навроде как да, — кивнул Степан неторопливо. Внимательно глядя на меня подозрительно ярко горевшими глазами.

— Чего без рыбы-то вылез, рыболов-спортсмен? — спросил он, изучив, кажется, на предмет травм и открытых ран. Ну, или просто дождавшись, когда я перестану выражать глубокое несогласие с местными традиционными способами лова и категорическое неприятие здешней ихтиофауны.

— Это кто был⁈ — первые три приличных слова подряд вырвались из меня, кажется, на вдохе.

— А тебе какая разница? Ты свататься, что ли, собрался? — удивился дед Сергий. И этим вопросом породил ещё один монолог, бесконечно далёкий от уважения к сединам.

— Ого! Красиво завернул. Твоё? — с уважением обернулся к леснику епископ.

— Не, Оська, наверное, научил. Мне тоже понравилось. Не зря сходили, — кивнул тот.

Я выдохся минут через семь-восемь.

— Наконец-то. А то уж повторяться начал, — удовлетворённо пробурчал Степан. — Пошли, Сергуня, покажем детям, как надо рыбку ловить?

— А и давай, чего бы не размяться? Аспид, ты с нами? Или вон с мальчиком под ёлочкой постоишь? — старые язвы били без промаха. Я глубоко и судорожно вздохнул. И молча кивнул. И мы пошли рыбачить.

Когда при свете костра старики разделывали рыбу, отчекрыжив предварительно огромную голову, которая была сплошняком покрыта костяными пластинами, напоминая старый немецкий танк, я прокручивал в голове картинки той рыбалки, попутно показывая их вздрагивавшему от увиденного Сане. Он следил за костром и в его неровном свете вязал что-то, напоминавшее недоделанные санки. Я откуда-то теперь знал, что это — поняга, древний предок рюкзака. На эту рамку можно было погрузить много и унести далеко. Над огнём шкворчали, исходя сытным духом, куски каких-то внутренностей рыбы. Которые Раж выдернул из неё голыми руками, пробив шкуру, жёсткую, как старый армированный брезент.

— Так кто это был? — решил я утолить-таки тягу к знаниям.

— А теперь-то уж какая разница? Рыба и рыба. Жирная, кстати. Вкусная. Хорошо, соли не забыли, а то, помню, как-то три седмицы постной давились. И взять неоткуда было — не возили в её те года в наши края, сольку-то. Обложили тогда чёрные плотно, на все торговые пути сели…

Неопознанная фауна на вкус неожиданно оказалась чем-то средним между осетриной и нежнейшей курятиной — никогда такого не пробовал. А ломтей, что мы допёрли-таки до пещеры, и которые предсказуемо исчезли из предбанника, лишь стоило нам зайти сполоснуться, могло и впрямь хватить до весны — не обманул епископ.

А на исходе второй недели меня вызвал Белый.

— Состав, что позволит освободить Древо из чёрных силков, готов, Аспид. С тем, что сможет сделать вас иммунными, пока не выходит. Для Хранителей годится, а Странников с Мастерами сгубить может. Слишком много Яри для активации потребно, мало в ком столько есть, — поведал он. Ольха и Осина в его присутствии почти не разговаривали — видимо, с субординацией у предвечных всё было в полном порядке.

— Отличные новости, хозяин, — вежливо и вполне культурно ответил я. Прекрасно понимая, что звал он меня явно не за тем, чтоб похвастаться достижениями в химии и жизни.

— Да, не за тем. Дело есть, что никому, кроме тебя, не сладить, — ну да, недолго музыка играла. — Проведал я, что в западных землях не так давно сгинул Хранитель чёрный. Из тех, что долгие годы ростку помогал. Осталась Черёмуха в плену без пригляда. Паразит, что в ней, какой-то уж вовсе изуверский, из таких мук да пыток людских силу черпал, что и помыслить мерзко. И сейчас он на голодном пайке сидит. Твоих сил и знаний хватит, чтоб совладать с ним. И спасти Черёмуху.

Я внимал его Речи молча. Как-то неожиданно по-новому для себя обдумывая услышанное где-то очень глубоко, этажа на три-четыре ниже обычных-привычных мыслей. Наверное, это и было то самое подсознание. И в нём реликтовыми рыбами, плавно и без тени эмоций повисали образы. И Черёмухи, что, как и Ольха, попала в лапы тварей-насильников. И тайного состава, что поможет уберечь сестру с сыном, Лину и Саню. А ещё Мастеров из Каргополя и Устюга. И талантливую мастерицу-художницу Лидочку. Но снадобье ещё только предстояло синтезировать Перводреву. Ловко он меня. Красиво.

Картина и глиняные игрушки, как и четыре наглухо затянутых в чёрную стрейч-плёнку паллеты, прибыли к перрону вчера. Поезд пришёл без людей, сам. Только не тот, на котором приехали мы, сине-голубой, а какой-то жёлто-оранжевый, с грузовой платформой вместо пассажирского вагона. Степан, выкатив откуда-то из-за камня пугающе-современного вида тележку на гусеничном ходу, с манипулятором и светящимися дисплеем и кнопками на поручне, принялся руководить погрузо-разгрузочными работами. То есть, в понимании обывателей, орать и грубо бессодержательно ругаться. Мы с Саней, как самые младшие научные сотрудники, сдёрнули неподъемные паллеты с платформы на того плоского робота, которого епископ почему-то обидно назвал «рохлей». Как, в принципе, и нас.

В одной из «шлюзовых камер» по пути епископ велел нам оставить телегу. Когда через пару часов заглянули — тара была совершенно пуста. Даже плёнки не было ни кусочка. Мы с Саней перегрузили дощатые ящики обратно на оранжевую платформу — и та, звякнув, уехала в непроглядный мрак тоннеля. А мы, размышляя о причудливом переплетении сказок, преданий, легенд, науки и техники, пошли обратно. Чтобы у стола успеть как раз к распаковке подарков — они в отдельном бауле лежали поверх, и Степан с ним сразу отправился дальше. То, что на пакете белела большая наклейка «Аспиду» ничуть не мешало старикам-разбойникам начать дербанить его до того, как я появился на мостике, что вёл к ресторану-арене.

Сперва порадовали Павлика. Игрушки пришлись ему явно по душе, особенно — свистулька, которую он тут же признал, сказав: «О! Белый!». Мне же очень понравилось, хоть и удивило, то, что свои новые глиняные сокровища он сразу отодвинул подальше от края стола. Меня беречь подарки учил батя. Его, наверное, Алиска. Вот она, преемственность поколений. Налицо.

Деды, развернув картину, поразили, наверное, и нас, и себя самих. Пока Саня раскладывал какой-то не то мольберт, не то штатив, словом, то, на что можно было установить холст в раме, эти сабанеевы и аксаковы, рыболовы заядлые, глаз с неё не сводили. И я таких сроду у них не видел. Разве что у Сергия было похожее выражение лица, когда он «отпускал» Осю в корзинь Перводрева. Тогда ещё не зная, что это был не гроб, а лифт.

Когда молодой Мастер-инок отошёл от картины, старцы замерли перед ней в молчании. Казалось, они переговаривались о чём-то, известном им одним, на каком-то из тех глубинных уровней, до которых мне по-прежнему пока было не дотянуться. Вдруг Раж сделал какое-то неуловимое движение — и оказался прямо перед ней. Коснувшись ладонью какого-то участочка, что почти скрывали нарисованные лепестки пламени. А потом отшагнул в сторону, опустив голову и плечи, будто разом постарев ещё на вечность. Дойдя, медленно и тяжко ступая, до ограды плавучего ресторана, он склонился над перилами, опершись на локти. Что-то подсказывало, что трогать, окликать или хоть как-то беспокоить его не стоило совершенно.