Между добром и злом. Том 5 - Кири Кирико

— То есть он задержался в твоей комнате, — уточнил Кондрат.

— Может минутка… — жалобно произнесла девушка. — Не более. По факту, он просто заглянул, но…

— Тебя это напугало?

— Я… испугалась, да… — тихо подтвердила она. — Я никогда его таким не видела, этот человек и тот — совершенно разные люди. Совершенно не похожие на друг друга. И мне было некомфортно рядом с ним после этого, боязно… Он в тот момент выглядел так, будто был готов наброситься на меня, и пусть потом он протрезвел, я не могла избавиться это этого ощущения, что вот-вот, и он сорвётся вновь…

Кондрат кивнул.

— В деле сказано, что ты отказалась рассказывать о том, что произошло в комнате. Почему?

— Но я рассказала, — ещё жалобнее произнесла она.

­— Всё то же самое, что и мне?

— Да! Я рассказала! А они… ни сказали, что я лгу… а потом… а потом они начали…

Она осторожно протянула из-под пледа свои руки. То, во что они превратились после усиленного допроса. Кондрат бросил на её руки взгляд, после чего вновь посмотрел на девушку. Отвращения он не испытал, однако не видел смысла разглядывать их. Было достаточно и того, что на пальцах не было ни единого ногтя, и это было не самым страшным.

— И после этого ты оговорила себя, — подытожил он.

— Мне пришлось, — всхлипнула девушка. — У меня не было выбора… они ломали мне пальцы, они… прижигали меня… сажали меня на лошадь…

— Лошадь это…

— Такая балка… треугольная… — бормотала она через слёзы. — Меня…

— Я знаю, как ей наказывают, — произнёс Кондрат. — Почему он захаживал к тебе частенько в комнату?

— Хартергер? Он учил меня. Учил грамоте. Учил, как работает бизнес… Я же жила с матерью, а они… вы знаете, кто они. У них такое не в чести, они учат языки, но он учил меня жизни, всему меня учил… — лепетала она. — И я… они, слуги, они все думали, что мы спим… так как мы занимались вместе…

— Я понял. Ещё один вопрос. Что было между вами под дубом?

— Под… под каким дубом… — пробормотала Шейна.

— У вас на территории есть дуб. Он расположен в северо-западной части территории на небольшом холме за домом. Чтобы к нему подойти, надо обойти конюшню. Один из слуг случайно увидел вас из окна, и ему показалось, что граф слишком наклонился к тебе, будто перед поцелуем или сразу после него.

— Я… я знаю, что это за дуб, его видно с кухни… — кивнула она. Кондрат не сказал, кто именно их видел, но слова девушки подтверждали слова кухарки. То есть, кухарка действительно могла увидеть их с кухни. — Но… я не помню такого…

— Не помнишь?

— Нет, я не помню, я… мы гуляли часто. Он относился ко мне, как… как к родной, очень тепло и…

— Вы хоть раз целовались?

— Что? Нет! Нет, никогда! — у неё даже нашлись силы на возражение. — Никогда и нигде…

По факту Кондрат просто попросил её рассказать свою версию, чтобы сравнить их с опросом свидетелей, и почти полностью они совпадали по всем пунктам. Слова слуг ложились хорошо на слова самой служанки, и не было каких-либо проколов или несостыковок. По крайней мере, он их не заметил. Мог упустить что-то, но в общем плане всё сходилось.

— Ты знаешь, кто мог желать смерти графу? — спросил Кондрат.

— Я никогда не лезла в его дела…

— Но ты слышала, как он был зол, когда сорвался на тебе. На кого он ругался? Кто его вывел из себя?

— Я… я не знаю… клянусь… — слабо ответила девушка. — Он мне не отчитывался, просто кто-то перешёл ему дорогу… это же аристократы…

Как будто эти слова многое объясняли. Да если бы, конечно.

— Ты знаешь, как убийца мог проникнуть в поместье?

— Окна? — тихо предположила она. — Окна могли быть какие-то открыты, но… через ограду…

Через ограду как раз-таки иногда не проблема перелезть и пробраться в дом. Некоторые особо изобретательные выбирают плохую погоду типа ливня, чтобы пробраться и уже там ждут момента, чтобы напасть.

Что мог вынести из всего услышанного Кондрат? Первое: все похождения в комнату к ней объяснялись учёбой. Это можно будет проверить, и тем не менее, учитывая, с кем она жила двенадцать лет, и что её мать хотела дочери лучшего места, для чего нужно образование хотя бы маломальское, в это можно было поверить. Второе: граф был на кого-то очень зол, раз напился и даже накричал на Шейну. Возможно, именно тот конфликт и послужил спусковым крючком.

Как бы то ни было, он услышал версию следствия и версию самой девушки вместе со всеми сопутствующими фактами. Оставался лишь вопрос, с чего теперь начать. Хотя к чему этот вопрос, начать надо с осмотра поместья, а там и видно будет. Да, отпечатки, наверное, сняли со всех окон, однако были и другие моменты, которые они могли упустить.

Кондрат бросил взгляд на выходи, и Шейна правильно поняла его.

— Вы… вы уходите?..

— Мне нужно идти.

— Но я… — прошептала она.

— Сейчас я не могу ничего сделать, — покачал головой Кондрат. — По крайней мере, я не могу вытащить тебя отсюда. Тебе придётся провести здесь ещё какое-то время.

­— Я больше не выдержу… — хрипло пролепетала она, начав плакать. — Я больше не вынесу здесь…

— Тебе придётся потерпеть, — твёрдо ответил Кондрат. — Когда они получили от тебя признание, тебя уже не будут пытать. А значит тебе остаётся пока что просто сидеть здесь. Я займусь этим делом и взгляну, что конкретно можно сделать здесь, но до тех пор тебе придётся потерпеть.

— Тогда… тогда… — она подняла заплаканные глаза.

— Что?

— Сделайте что-нибудь, чтобы охранники перестали меня… меня… — и она расплакалась.

Понятно, что они с ней делали, и понятно, почему. И больше всякого сброда, который он сдали на нары, Кондрат не любил тех, кто пользовался своим положением, чтобы измываться над окружающими или того хуже, пользоваться ими. Кто-то скажет — некоторые ублюдки заслуживают этого. Возможно, возможно… но где проходит эта граница?

— Кто именно это делает?

— Те… те, что привели… вас… — всхлипнула она. — Которые в смене… которые следят за нами…

— Я поговорю с ними, — произнёс он и выше.

Охранника он нашёл у лестницы, ждущего подальше от них. Окликнув его, Кондрат дождался, пока охранник закроет дверь, после чего сопроводит его к пропускному пункту в это крыло. И уже здесь, на посту, где сидело ещё двое, — один, видимо, откуда-то пришёл, — он остановился. Повернулся к охранникам, впившись в них таким взглядом, что тем стало не по себе.

— Что-то случилось? — негромко спросил один из них.

— Девушка, — голос был пропитан металлическими струнами. — Если я ещё раз услышу, что кто-то из вас к ней притронулся… вам мало не покажется.

— Мы не…

— Вы понимаете, — холодно обрубил он. — Передайте своим дружкам, чтобы к её камере забыли дорогу. И если я узнаю, что вы что-то ей сделали, даже мне покажется это, я даю вам слово, ваше будущее лишится любого солнечного света. Вы можете попытаться заставить её молчать, но я всё равно узнаю, и тогда вы пожалеете, что вообще решили здесь работать.

Кондрат мог пожаловаться на них начальству, но, к сожалению, система, где подобное поощрялось или, по крайней мере, не осуждалось, не станет с ними ничего делать. Что ему скажут? Что она заслужила, ведь убила графа. Что убийца должна страдать и заслуживает этого. Но именно в этом и заключалась проблема подобной практики: всё это быстро выходит за границы. И издевательства «над теми, кто заслуживает» перерастают в «над всеми».

И будто в подтверждение того, что это не просто месть, а упивание властью, пусть тако маломальской, но той, которой ни с кем делиться они не собираются…

— При всём уважении, вы не имеет власти приказывать нам, что делать здесь, а что нет, — произнёс тот, что сидел на стуле. — И если мы захотим…

Кондрат сделал быстрый шаг к нему, схватил за волосы и со всей дури ударил об столешницу. Не ожидавший такого поворота, тот даже не успел оказать сопротивления. Глухой удар об столешницу, и на ней оказалась кровавая клякса. Ещё один, и крови стало больше. Третьего удара не произошло, потому что Кондрат запрокинул ему голову и протолкнул дуло пистолета тому прямо в рот.