Ветрогон (СИ) - Плотников Сергей Александрович

Неудивительно, но отнюдь не похвально. Так и потеряться недолго! Кандалаусский горный хребет, возле которого расположился Атомоград-58, тянется на пару сотен километров.

На меня надвигалась вершина большой горы, перевалив через которую, я внезапно увидел внизу огонь.

Издалека любой источник света кажется прежде всего яркой точкой, и понять, что это такое — фонарь или костер — не так-то просто. Но тут мне сразу стало ясно, что это не электричество: рыжий язык огня трепетал на ночном ветру. Приглядевшись, я увидел рассыпанные вокруг пламени мелкие голубоватые огоньки, которые очерчивали контор многоугольной площадки, похожей на место для посадки вертолета.

Я сразу понял, что мне сюда и надо, потому что это — Убежище.

Что за Убежище? Не знаю. Просто Убежище. Это слово пришло мне на ум точно так же, как имя Ветрогона и сведения о моих новых способностях.

Не раздумывая долго, я приземлился на освещенном пятачке. Приземление тоже затруднений не вызвало: просто пожелав этого, я вскоре мягко коснулся ногами каменных плит.

Многоугольная площадка оказалась вершиной приземистой башни (снижаясь, я это увидел), а мелкие голубые огоньки — фосфоресцирующими цветами, растущими в длинных каменных клумбах по краям башни. Главный язык огня представлял собой высокий, в человеческий рост факел, горящий на постаменте, которым оканчивались — или, наоборот, начинались — перила винтовой лестницы, ведущей с площадки вниз. Насколько мне было видно с того места, где я опустился, винтовая лестница освещалась таким же рыжеватым теплым светом. Видно, там горели еще факелы.

— О, новенький! — услышал я незнакомый детский (разумеется!) голос. — Привет. Ты откуда?

— Привет… — я обернулся и увидел мальчишку примерно моих лет, одетого броско, как все дети-волшебники: в кожаную куртку с кучей молний, металлических заклепок и значков, и к ней невозможно широкие ярко-алые шаровары. Сразу вспомнилась фраза про цветовую дифференциацию штанов, но этой культурной отсылкой я делиться не стал. — Я из города… В смысле, из Атомограда Пять-Восемь.

Вдруг я улетел достаточно далеко, чтобы рядом с Убежищем были и другие города?

— Я имею в виду, из какого ты Убежища? — терпеливым тоном пояснил мальчик. — Из Трехголовой? Или откуда-то с югов?

— Не из какого, — я нахмурился. — Только что сюда прилетел.

— О, так ты совсем новенький? — мальчик как будто скис. — Слушай, я бы тебя провел и все показал, но мне некогда. Договорился с одними пацанами слетать в Жало Скорпиона, в страйкбол поиграть. Давай ты сам, лады? Тут легко все. Или Стешку найди, она любит новеньким все рассказывать. Ну, бывай, пока.

С этими словами он взмахнул руками и был таков. В смысле, улетел. Я даже не успел рассмотреть, какой у него предмет-компаньон. Правда, тот мог быть и маленьким: не всем так повезло, как мне с моей алебардой. У некоторых предметы-компаньоны размещаются на теле в виде кулонов или перстней.

Хмыкнув, я начал спускаться вниз по слабо освещенной лестнице.

А ты что, великий защитник цивилизации Кирилл Ураганов, он же Ветрогон, думал, тебя с фанфарами встречать будут?

Лестница заканчивалась в общем зале.

Вообще архитектура убежища, как я быстро понял, соответствовала какому-нибудь средневековому донжону: огромный зал без разделения на отдельные помещения и… И все. Но впечатление это место все равно производило приятное и уютное, как будто этот самый средневековый донжон поручили отдизайнить опытной художнице, рисующей для компьютерных игр.

Почему художнице? Потому что мужик не стал бы так заморачиваться на многочисленные альковчики и ниши, устланные разноцветными подушками и покрывалами, не развесил бы по стенам столько цветочных драпировок — в смысле, реально драпировок из цветущих лиан, а не гобеленов каких-нибудь — не разместил бы по периметру пола столько тепло мерцающих желтых светильников и уютно потрескивающих очагов. Да и в самом зале кроме огромного очага, короля всех прочих каминчиков, в одном конце и длинного стола имелись еще и хаотично расставленные диваны и банкетки —некоторые вполне современного вида, некоторые как будто из прошлых десятилетий и даже веков. В итоге получилось не суровое жилище феодала, а коллективное местопребывание хоббитов.

(Замечу в скобках, что местная мода «прошлых десятилетий» не повторяет западную, и уж тем более советскую моду моего прежнего мира: полных близнецов мебели в стиле диско, «сталинский ампир» или хюгге тут не найти. Однако некоторые тенденции все же перекликались и, видя ярко-желтый, весь словно бы надутый диван на высоких ножках, я довольно уверенно заключал, что он был изготовлен лет за тридцать-сорок до рождения Кирилла Ураганова).

Что мне не сразу бросилось в глаза (точнее, в нос), но что стоит упомянуть сразу же: факелы на стенах и очаги в нишах не чадили, запаха копоти тоже не было. Чистота стояла такая, какая никакому средневековому замку и не снилась. И на полу вместо свежего сена лежали милые коврики. Тоже полная эклектика, от половичков в деревенском стиле до роскошного ярко-синего ковра с геометрическим узором — ну чем не персидский?

Вот она, магия в действии! Никогда прежде я не видел в этом мире ничего достоверно магического, не считая самих детей-волшебников — и сподобился, наконец. И почему я никогда раньше не слышал про Убежища? То есть слышал, но почему-то считал, что это какие-то элементы самоорганизации детей-волшебников. Дескать, построили где-то палаточный лагерь или что-то похожее и живут. А тут, оказывается, целый волшебный хостел.

Да, точно, хостел: вон, в нишах, народ лежит, читает книги, плюет в потолок, кто-то сидит за маленькими столиками или на краю большого стола, играет в карты или в домино. А двое парней — я сначала глазам своим не поверил! — в приставку режутся! Офигеть, тут и электричество есть?

Присмотревшись, правда, я понял, что это не обычная приставка, а специальная портативная версия для путешественников с солнечными батареями. Как по мне, геймить на такой неудобно, да и местная игровая индустрия сильно уступает той, какую я помню. А этим двоим ничего. Пихаются локтями, азартно переговариваются вполголоса и вполне увлечены процессом.

Общая атмосфера в этом помещении напомнила мне детский лагерь незадолго до отбоя, когда вожатые свалили бухать, все буйные сбежали из корпуса искать приключений, а остальные уже позевывают, но идти спать никто не спешит. Разве что одежда на детях все больше слишком яркая, дорогая и броская, так может быть лагерь какой-нибудь с подвывертом, типа для юных художников — они вечно с завихрениями. Правда, было два существенных отличия. Во-первых, у многих ниш лежали, висели или стояли прислоненными к стене разного рода причудливые штуковины, порой простые на вид, порой очень искусно изукрашенные: тут тебе и луки со стрелами, и арбалет, и меч, и копье (с фигурным острием, немного похожее на мою алебарду), и серп (я машинально поискал глазами молот, но ничего похожего не оказалось), а у одной кровати — весло с выложенным жемчугом орнаментом. Во-вторых, в самом большом очаге натурально булькал огромный котел с варевом, откуда аппетитно тянуло грибным духом. Ни в одном лагере, даже сильно тематическом, такого не встретишь.

У очага на деревянном столе бодро стучала ножом, нарезая какую-то зелень, девочка, одетая поскромнее прочих: в желтое, почти что строгое платьице, украшенное белым шелковым воротником и бантом. Волосы, заплетенные в два хвостика, прикрывала такая же шелковая и кружевная, но вполне функциональная косынка, руки защищали тонкие нитриловые перчатки. Подумав, я подошел к ней.

— Привет, — сказал я. — Меня зовут Кирилл, мой предмет-компаньон — Ветрогон.

Я помнил, что дети-волшебники представляются именно именами предметов-компаньонов, вот и сказал так. Кроме того, у меня было чувство, что глефу нужно упомянуть. Не то чтобы я боялся, что она обидится — нет, собственной личностью предметы-компаньоны все же не обладают. Просто так показалось правильнее.