По следам мистера Волка (СИ) - Кофей Ева

— Достал уже… — тянет взъерошенный Курт устало. — Элис, ты должна делать пудинг, а не убивать людей!

— Да что вы ко мне прикопались со своими пирогами все? — взвизгивает она, утирая кровь рукавом.

— В прошлый раз он был вкусным, — вспоминает Кроули, слегка успокоившись.

— Курт, это Джон Кроули, — представляет их Герберт. — Джон, это Курт, брат Элис. А теперь давайте просто попытаемся сделать всё, что нужно… Если вы не против.

— Я скрываюсь, — обаятельно и широко улыбается Курт, — так что помалкивай обо мне. Особенно стражи не должны ничего знать!

— А лошадей мы съедим? — спрашивает Элис, в этот момент хмурящая бровки, пытаясь что-то подсчитать в уме.

— Не знаю, — отвечает Герберт ужасающе спокойно и с серьёзностью, пока Кроули во все глаза разглядывает Курта.

— А скрываетесь, прошу прощение за любопытство, за что? Всё-таки убийца, это вы? А убийца девушек или этого человека на полу?

— Элис, нам надо поговорить, — надвигается на неё Курт, не обращая ни на кого внимание.

Она, заложив руки за спину, будто что-то спрятав, отступает.

— У меня полно дел!

— Так, — беспокоится Герберт, — что ещё?! Курт, что ещё?

— Как ты это допустил? — он останавливается и сверлит взглядом уже Герберта.

— Я не успел…

— Как это произошло?

— Случайно. Это несчастный случай, она просто перенервничала и сама не сразу поняла, что случилось. Курт… Мы…

Его перебивает Кроули:

— Мы закопаем его на заднем дворе.

Курт встряхивает головой, зарывается пальцами в тёмные, колкие волосы, скрежещет зубами и грязно ругается.

У Элис быстро и больно колотится сердце и болит голова. Она сверлит Герберта взглядом, хмыкает глухо и садится рядом с мистером Скандрелом, чтобы проверить его карманы.

Когда она заканчивает, Герберт, пытаясь взять себя в руки, не веря до конца, что делает это, подходит ближе и принимается тащить тело вглубь дома, чтобы затем вынести его через задний ход.

Кроули же, вздрогнув, спешит на улицу, собираясь выйти к фургону.

— Элис, вы со мной? — оборачивается он, спустившись с крыльца.

Курт собирается прижать сестру к стене и кое-что объяснить (правда, он сам не знает, что полагается говорить в таких случаях, кроме обвинений, разве что), но тут позади раздаются шаги. Дина спускается.

— Чёрт, — скулит он, — корова…

И спешит задержать её. Потому что всё это становится уже слишком неконтролируемым, и Дину будет гораздо сложнее убедить молчать, чем того же — кто бы мог подумать — Кроули.

Дина спускается так, словно и не думает уже скрываться на чердаке. Уверенная и гордая, полная решимости.

— Курт, — замечает она его, — ты ещё и бросил меня… Сколько тебя ждать? Я выхожу и не спорь! И вообще, я слышала странный шум…

— Я тебе сказать хочу, — начинает он, загораживая ей проход, — тебе некуда идти, так что теперь ты будешь моей. Идём наверх.

Дина плотно сжимает губы, глаза её сверкают, пальцы стискивают края блузы.

— Да что ты себе возомнил?! Решил воспользоваться моим положением? Но я не дама в беде и не настолько загнана в угол, чтобы позволять собой манипулировать за койку на пыльном чердаке!

— А то есть если бы койка была получше, тогда — да? — рычит Курт, подхватывая её на руки.

— Мда, — тянет Элис, переведя взгляд на мистера Кроули.

— Как всё-таки это случилось? — шёпотом спрашивает он её на пути к фургону. — Такой ужас, ужас! Хорошо, что уже стемнело почти… А если нас застанут там, скажем… — Кроули озирается. — Скажем, что нас в замке не было, и пусть граф решает вопрос?

Элис передёргивает плечом.

— Я разозлилась на этого… Он затронул мою тётю, наговорил про неё неизвестно что! Она была хорошей слугой. Герберт должен быть благодарен. То есть граф… он, наверное, жутко злится на меня.

— За то, что случилось? — Кроули вздыхает и решается на то, чтобы положить свою ладонь ей на плечо. — Вряд ли злится. Боится скорее… Это очень серьёзно. Что же теперь будет? Что будет… — качает он головой и с опаской, можно даже сказать, с ужасом смотрит на дверцу фургончика. — Мы… полезем внутрь?

— Да, — Элис достаёт из кармана щепку и поджигает её магией. Страх и сумятица в голове будто делают её сильнее. — Сам фургон надо разобрать и сжечь сейчас же. Я затоплю все печи, прогреем замок. Но что делать с лошадьми и вещами?

— Вещи, — пятится Кроули, только теперь поверив, что она действительно ведьма, — можно спрятать или закопать вместе с телом. А фургон, д-да, конечно… Только нужны инструменты. Я это… Схожу за ними в замок?

— Даже не знаю, можно ли вас отпускать… — с сомнением тянет она. — Вещи хорошо бы продать. Он вроде торговец, должен быть товар. А деньги нам нужны. Но это слишком опасно. Неизвестно, будут ли его искать…

— Будут! Наверняка у него много знакомых, а быть может и постоянных клиентов. Нет, от вещей нужно избавиться. А я… Я сейчас вернусь, Элис. С топором и чем-нибудь ещё! — и Кроули поспешил обратно.

— Но нам нужны деньги! — говорит Элис ему вдогонку. — Вы могли бы купить эти вещи!

— Хорошо! Будь по-твоему. Я их покупаю и волен делать с ними, что захочу. А я хочу, чтобы их не было! Раз уж, — скорбно вздыхает он, останавливаясь, — я в это ввязался… Мне нельзя, чтобы кто-то узнал о моей причастности. Элис, — оборачивается он к ней с отчаянным взглядом, — у меня дети, пойми!

Она сегодня необыкновенно внимательна к нему, так что даже не пропускает мимо ушей последние слова.

— Нет у тебя никаких детей!

— Будущие! — кричит он едва ли не впадая в панику. — Будущие дети! Я хочу семью. Я правда ищу невесту. Хочу детей!

Элис отрывается от фургончика, подходит к нему и отвешивает слабую пощёчину.

Кроули замолкает, замирает на месте, а затем звучно проглатывает ком в горле.

— Благодарю. Не будем терять время, я… Я сейчас…

— Если они его найдут, они не узнают, что вы имеете к этому отношение. Я признаюсь, — улыбается она.

Кроули смотрит на неё с сожалением, но всё-таки едва заметно кивает.

— Надеюсь, тебе не придётся.

Она кивает, обводит взглядом замок и забирается в фургон.

Внутри оказываются какие-то ящики, свёртки бумаги, в которых упакованы ткани, платья и что-то из оружия. Склянки пустые и чем-то наполненные. Беспорядок, хорошо хоть не пыльно и паутины нет! Что-то ценное мешается с сущей ерундой, не скажешь сразу, где были его личные вещи, а где товар. Разве что фарфор, видно сразу, дорогой, искусно расписанный, загляденье.

Элис облизывается на него, но тут же себя одёргивает. Нельзя хранить это в замке. Нельзя навлекать беду на графа Оуэна.

Она находит мешок и принимается сваливать в него всё, что нельзя сжечь, одновременно ведя в голове подсчёты, чтобы назвать Кроули примерную сумму, когда он вернётся.

Не сразу, но удаётся вскрыть деревянный сундук, в котором оказываются две бутылки виски и стопка писем.

Элис выгибает бровь, ведь узнает почерк.

Она оседает на пол, вчитавшись в слова.

Вскоре возвращается Кроули с топориком, ломом и верёвками.

— Вот, разломаем, свяжем, чтобы легче нести было и в замок. Да? Что там у тебя? — пытается заглянуть он в одно из писем.

— «Знаешь, о чём я мечтаю, мой рыжий лисёнок? Как здорово было бы дождаться, когда парниша вернётся и… Нет, не убить его! Я уже так привыкла к этому месту, к Бонсбёрну, к замку! Хочу остаться, а если бедолага помрёт — меня попрут. Я хочу сделать так, чтобы он слёг… буду травить его. Он одиночка, изгой. Никто ничего не поймёт и не станет разбираться. Я буду заботиться о нём, ты сможешь переехать… Пора бы уже осесть, не думаешь?» — зачитывает Элис вслух.

— Оу… Это… Эм, речь о замке Оуэна?

— Да, — Элис зажмуривается на мгновение — и о графе… Она, видимо, решила, что род Оуэнов совсем ослаб, раз надеялась на такое! Он прав, вот что за внезапная смерть. Всем этим она сама себя убила! А ещё… «Когда же ты приедешь, мой вулкан? От скуки я даже стала переписываться с дальней родственницей, глупой сироткой. Она мечтает во всём походить на меня. Правда, забавно?»