Лика Семенова
Невеста по приказу, или Когда свекровь ведьма
Глава 1
— Барышня, кажется, приехали…
Пилар отпрянула от суконной шторки, закрывающей покрытое инеем оконце кареты, и уставилась на меня. А я вся заледенела от страха, несмотря на жаровню с углями в ногах. Сердце сейчас выскочит.
— Встречают? Много народу? Он там, да? — Я нервно схватила ее за руку: — Посмотри, миленькая, герцог Кальдерон де ла Серда там?
Служанка потерла пальцем замерзшее стеклышко, вновь глянула, но, тут же, покачала головой:
— Никого, барышня. Ни души. Будто вымерли… — Она растерянно помедлила, надула губы: — Да как такое возможно? Ведь известили же, что вы едете. Как так: невесту не встретить? В такую холодину! Да вы же здесь хозяйка!
Я забилась в угол салона, будто пыталась спрятаться.
— Может, и к лучшему, что никого. Чем меньше шума — тем лучше. Я здраво сужу о своем положении. Меня навязали, Пилар, этим все сказано. Нам не рады. Я могла это предвидеть.
А в голове уже кружилась шальная мысль, что сейчас постоим у запертых ворот, и поедем обратно. Домой. Но я пыталась гнать ее. Назад дороги нет — отец дал это понять, яснее ясного. Мне некуда возвращаться. Он откупился ненужной дочерью по приказу короля. Свадьба по доверенности уже состоялась, я уже жена. Жена незнакомца… Даже бог не поможет.
Вдруг открылась каретная дверца, и показался один из стражей сопровождения:
— Донья Лорена, нет никого. Что прикажете?
Пилар даже подбоченилась, вскинула остренький подбородок:
— Так чего ждете, олухи? Всему учить? В ворота колотите! Кричите погромче, что хозяйка прибыла! Пусть вся округа слышит! Где это видано, чтобы благороднейшую донью у ворот держали!
Я чуть не подскочила:
— Не смейте кричать! — Повернулась к служанке: — Пилар, не смей так себя вести. Мы больше не дома. Крепко это запомни, слышишь? Не надо позориться. — Я взяла ее за руку, сжала: — И не смей меня объявлять здесь хозяйкой, не сотрясай воздух раньше времени.
Та лишь фыркнула:
— Думаете, сестрица ваша ждать бы стала? Здесь бы уже пыль столбом стояла. Донья Финея и одной минутки бы не прождала! И такого отношения не потерпела!
Я покачала головой:
— Я не сестрица. Я не донья Финея. Поэтому, будь добра, веди себя осторожно. Это чужой дом. Понимаешь? Совсем чужой. И люди, и стены. Негоже начинать со скандала, не разобравшись, что к чему.
Пилар закатила глаза:
— Но если я не посмею, то кто постоит за вас, душенька моя ненаглядная! Нет уж! Пусть сразу узнают, что с моей госпожой так нельзя! Вы из семьи Абрабанель! Где это видано, чтобы таким именем пренебрегали?
— Не смей!
Служанка сдалась, посмотрела на сопровождающего:
— Что уши развесил, олух? Сказано: колотите без криков, пока не отворят. Госпожа шуму не хочет.
Казалось, мы ждали у запертых ворот целую вечность. Наконец, меня попросили покинуть экипаж.
Пилар опять всполошилась. Бойкая она у меня. Порой, даже слишком… Зато честная и преданная. С малолетства со мной.
— Выйти на дорогу? У ворот? На холод? Барышня, они там с ума посходили, что ли? Предлагают вам пешком идти? По такому снегу?
Я постаралась взять себя в руки, хоть на душе было сквернее некуда.
— Если нужно выйти, Пилар, я выйду. Мне не сложно.
— Барышня!
Я лишь подтолкнула ее к дверце. Охранник подал руку, и я спустилась на дорогу, на рыхлый снег перед запертыми коваными воротами. По ту сторону решетки суетился, звеня ключами, старый краснолицый привратник в плаще на овечьем меху. Низко поклонился, увидев меня, стянул шерстяную шляпу:
— Благородная донья, мое почтение. Мое почтение. Мое почтение…
Он разогнулся, снова зазвенел ключами, но кинулся не к воротам, а к глухой калитке в высокой каменной стене. Наконец, отпер, вышел сам и снова согнулся в поклоне. Прижимал шляпу к груди:
— Прошу сюда, благородная донья. Соблаговолите. Уж, простите, ворота заклинило — никак не отпереть. За кузнецом послали еще с утра, да не явился еще, мерзавец. А вас только к вечеру ожидали. Думали, поспеем. — Он вытянул руки, приглашая: — Извольте белыми ножками, не побрезгуйте, благородная донья.
Я лишь кивнула, стараясь не думать об этой ситуации. Потом, не сейчас… Прошла в калитку. Пилар семенила рядом, неся мой дорожный несессер, куталась в накидку на заячьем меху. Аж подпрыгивала от возмущения. От нее почти искрило.
— Почему не встречают, госпожа? Какое неуважение! — Она посмотрела на длинную подъездную аллею, обсаженную соснами. Белую от снега, как чистая простыня. — Могли подать вам коляску. Или портшез. Где это видано: благородной донье своими ногами столько идти! По сугробам! Не ровен час, башмаки промочите! Заболеете!
— Прекрати, Пилар! Больше не смей причитать. Считай это прогулкой. Здесь прекрасный воздух. Дыши поглубже. И помалкивай.
Я прекрасно понимала, чем возмущена Пилар. Все, что она говорила, было справедливым. Но я не могла сейчас позволить себе поддаться эмоциям. Я должна была сохранить лицо. Тем более, я даже не сомневалась — все это неспроста. Мне дают понять, насколько я нежеланна. Хоть и очень горько было осознавать, что такое позволяет себе мой… уже муж. Пусть церемония по доверенности была формальной, но она уже имела юридическую силу. Как бы то ни было, у нас теперь общее имя. И общая репутация… Но мне не дали выбора.
К тому же, как узнала Пилар, здесь живет его мать, ведет все хозяйственные дела. Я обязана относиться к ней с почтением, как к родительнице, и постараться произвести благоприятное впечатление. Я не слишком надеялась понравиться этой госпоже, и из кожи вон точно не буду лезть. Но для спокойной жизни следует попытаться найти с ней общий язык и, хотя бы, не конфликтовать. Лучше просто держаться подальше. Лишь выказывать дочернее почтение ровно столько, сколько требуют приличия. Не меньше. Но и не больше.
Идти пришлось гораздо дольше, чем казалось на первый взгляд. Словно аллея растягивалась и растягивалась, как старый вязаный чулок. Пилар тоже так показалось. Она и сама уже устала, хоть и привыкла бегать, как угорелая. Старалась поддерживать меня под локоть, но на деле просто висла на мне, сжимая озябшими руками несессер и кутаясь в накидку. Но я была благодарна ей за молчание. Ноги, впрямь, давно промокли, но я не говорила об этом. Пилар все равно ничем не сможет помочь — только причитать станет. А мне и без того было тошно.
Наконец, аллея завернула влево, и я увидела огромный, присыпанный снегом замок с многочисленными башнями и островерхими крышами. На ступенях у парадного входа толпились люди. Тут же из-за кустов выскочили два ливрейных лакея с портшезом, будто сидели в засаде, опустили его на снег. Согнулись пополам.
— Благородная донья, соблаговолите, сделайте милость…
Я смерила взглядом оставшееся ничтожное расстояние и выдавила улыбку:
— Благодарю, любезные. Здешний воздух чудесен, а погода прекрасна. Ваши услуги без надобности.
Я обошла портшез и продолжила путь, стараясь держать себя в руках. Но даже мне сейчас пришлось призывать на помощь все свое самообладание. Я никогда не была вздорной. Сестрица Финея уже давно бы рвала и метала, но… не думаю, что с ней осмелились бы так обойтись. Она — законная дочь. А я… Я выпрямилась, стараясь держать идеальную осанку: имеем, что имеем… И первую порцию унижения я уже получила…
Сердце колотилось, как у зайца. Я старалась прямо не рассматривать людей на ступенях, это было неприлично. Но пыталась увидеть своего мужа — ничего не могла с собой сделать. Я не видела даже его портрета.
Впереди восседала в кресле пышнотелая дама, закутанная с ног до головы в медовые соболя. Рядом стояли несколько молодых сеньоров. Как на подбор, черноволосые, темноглазые, с правильными чопорными лицами. Казалось, старшему из них было никак не больше девятнадцати. Остальные четверо — младше. Самому маленькому, пожалуй, и вовсе миновало лет восемь… По тому, как все они были похожи, можно было смело судить о родстве и сильной крови. Я точно знала, что герцог Кальдерон де ла Серда был старше меня. Значило ли это, что на ступенях его не было? Я не понимала: радоваться или огорчаться. Он даже не вышел встретить свою жену?
