Наследный принц (СИ) - Зиентек Оксана

Предслава, одна из подружек Либуше, только наморщила нос.

— Няня, и зачем ты княжне голову всем этим забиваешь? Станет она у заксов крулевной, какое ей будет дело, чем там у нас хлопы хаты кроют?

— Не скажи, Славо, — Либуше покачала головой, — отец учил, что свое и у заксов забывать не след.

— Князь у нас мудрый, — не стала спорить Предслава, — но разве ж все упомнишь.

Либуше только улыбнулась. Красавица Слава была первой певуньей и плясуньей в девичьих покоях, хотя в прочих ученьях старательностью не отличалась. Шептались по углам, что своей красотой она затмевала саму княжну.

— Предслава просто расцвела раньше, — успокаивала мама Либуше, нежно гладя дочурку по голове. — Подожди, цветочек мой, придет и твое время цвести.

— А толку с того цвету, мамо? — Тревожилась княжна, глядя на портрет будущего мужа. — Кому он нужен, если тата уже все решил.

— А ты думала, красота нужна только чтобы замуж выйти? — Княгиня рассмеялась, обнимая взрослеющую дочку. — Только вот, Предславе — ей и красоты хватит, а тебе, доченька, тебе ум нужен.

И княжна училась, как велели отец и мать. Языки заксов и фразов, дунчи́ков. А до кучи еще и странный язык, на котором давно никто не говорил, но на котором заксонские храмовники писали свои хроники.

— Ну этот-то зачем? — Капризничала девочка, но князь был непреклонен.

— Лишним не будет. Надо будет что-нибудь посмотреть, хроники там старые или родовые книги, возьмешь и посмотришь. Не придется на весь дворец кричать, чего тебе надобно и зачем.

При воспоминании о родителях на княжну накатила грусть. Любили ее родители, учили, а потом взяли и отдали старому заксу. Как-то оно дальше будет? Заметив, что княжна загрустила, нянька незаметно толкнула Предславу. Дескать, развлекай давай, для того тебя князь с дочерью в дорогу снаряжал.

«Либуше, а покажи еще раз портрет жениха», — попросила Предслава. Нянька только глаза закатила от такой просьбы. Нашла чем утешить! Ее бы воля, она бы эту пустозвонку к своей воспитаннице и близко не подпустила, да отец ее с князем Любомиром очень уж дружен. Княжна в ответ на просьбу только пожала плечами, было бы на что смотреть, и протянула подруге шкатулку.

Сама она за столько лет лицо на портрете, кажется, знала до последней черточки. Тонкий шрам на скуле, тянущийся к виску. Словно принца с размаху хлестнуло веткой, да так след и остался. Крупноватый нос. Внимательные светлые глаза. Небольшая бородка, стриженная на заксонский манер. Обычный парень, только и того, что кронпринц. Не красавец, но и не урод.

Предслава, тем временем, насмотревшись, вернула портрет хозяйке.

— Хоро-ош! — мечтательно протянула она. — Славного мужа тебе князь выбрал, Либуше. Только по всему видать, характером заксонский княжич крутенек. Зато, наверное, и в обиду не даст.

— Не даст, — не стала спорить Либуше. — А характер… Так он у заксов за главного воеводу. Куда ж там без характера?

Предслава еще что-то щебетала, но Либуше слушала ее, что называется, вполуха. Отец говорил, что норов у кронпринца Генриха как раз-таки не страшный. В бою его, правда, ни сам князь, ни посол Велимир не видели. Ну, так и ей с ним не воевать. А так Велимир докладывал, что кронпринц не гневлив, не криклив, по придворным девкам не бегает, а если что и где, то так, чтобы ни одна сплетня во дворец не просочилась. Вельможам много воли не дает, а с простыми дружинниками из одного котла не гнушается. Неглуп, в общем, и весьма.

Это, конечно, радовало. Только девочка понимала, что ей не только править вместе с королем Генрихом Какой-он-там-по-счету, а и жить с мужчиной. И, если верить тому, что рассказывала мать, поначалу мужу придется годить. Тем более, князь, с присущей ему прямотой, дал понять, что хоть в обиду свою младшенькую-любименькую не даст, но и в дела жены с мужем мешаться не намерен. В общем, называется, если что жалуйся, но лучше смотри сама, чтобы не пришлось.

— Славо, хватит уже! — как ни старалась княжна, но щебетание подружки пробивалось и сквозь тяжелые думы. — Щебечешь и щебечешь об этом заксе. Хвалишь его, будто тебя, а не меня за него просватали.

— Ну а как же, Либуше, — возмутилась Предслава, — если ты за последние несколько дней вся с лица спала. Словно не к мужу едешь, а на костер идешь. Портрет мне протянула, не взглянувши. Вот я и уговариваю тебя, чтобы присмотрелась. А то ведь тяжело жить с постылым.

— Да что я, портрета того не видела, что ли?! — Настала очередь княжны возмущаться. — Как прислали его на обручение, так с тех пор и смотрю. А ты и не подумала, небось, что на портрете парень нарисован, братцу — княжичу Мстивою — ровесник. А ведь столько лет с тех пор прошло. Может, он так подурнел, что мы его при встрече и не узнаем?

— Так, сороки, хватит!

Нянюшка, видя, куда ведет разговор, решила вмешаться. Свои-то все свои, а не хватало еще, чтобы сплетня пошла, будто княжна жениха своего старым и безобразным обзывала. А долго ли, с этими свиристелками? Одной подружке шепнешь на ушко, а назавтра уже весь хоровод поет на все село. Надо будет сказать старшей обоза, чтобы при случае заменила попутчицу на кого-нибудь поспокойнее. Или хоть потолковее.

Случай представился на ближайшей стоянке. Останавливать большой обоз по каждому чиху было тяжело. Опять же, остановись, народ разбежится. А потом жди, пока все соберутся, пока снова в порядок выстроятся да пока тронутся. Поэтому на обед останавливались, просто съехав на обочину дороги. И обедали тем, что запасли с утра. На ужин же и ночлег останавливались в крупных усадьбах. И каждый шляхтыч в округе считал за честь принять княжну или людей из ее окружения.

Так что, когда вечером обоз остановился в богатой усадьбе, нянька поделилась своими тревогами с пани Мераной. Почтенная вдова была старшей над женской частью обоза до самого Пограничья, где к обозу присоединится княжья сестра с семьей. Они-то и будут передавать молодую жениху в столице заксов. Пани Мерана была женщиной почтенной и, что главное, понятливой. Она внимательно выслушала нянькины тревоги и пообещала еще раз поговорить с девушками, чтобы не забывались. Скоро граница, а уж там чужих ушей и глаз будет не в пример больше.

Сейчас же пани Мерана вместе с волхвом была занята другими делами. Почти в каждом поместье, где останавливался обоз, народ стекался со всей околицы, желая одарить княжну подарками к свадьбе.

— Так нам скоро телег не хватит, — озабоченно жаловалась Мерана воеводе, сопровождавшему обоз. — И не оставишь все это, обида будет смертельной, и с собой не потащищь. Ну вот скажите, зачем княжне у заксов наши рубахи? Где она их там носить будет? Лучше б просто полотном одарили!

— Не сердись, хозяйка, — посмеивался воевода, лениво подставляя лицо вечернему солнышку. — Княжны подарки, ей и решать. Захочет, будет дома при муже в одной рубахе ходить. В ее покоях ей никто не указ. Захочет, отошлет обратно в Любице. Княгиня найдет, кого одарить. А то просто отдадим знакомым купцам, те у заксов на ярмарке расторгуются.

— Ну, хоть так…

А перед тем, как подарок попадал на телеги с приданым, его пристально осматривали по очереди волхв, воевода и сама пани Мерана. И только убедившись, что ничего вредоносного в подарке нет, укладывали вещь в сундуки, к остальным.

На следующее утро недовольная Предслава ехала в повозке с девушками, а княжну в дороге развлекала разговорами серьезная Любина. Довольная нянька позволила себе даже недолго подремать под девичьи разговоры. Темнокосая Любина была одной из любимиц княгини.

Спокойная, рассудительная девушка из хорошей семьи к своим семнадцати годам давно бы уже нашла себе пару. Но по просьбе князя Любомира ее лишние пару лет придержали в девицах, чтобы потом выдать замуж за одного из ближников кронпринца. Она, по княжеской задумке, должна была в числе других девиц остаться при княжне. Ближним кругом — опорой и защитой.

Так, сменяя в дороге одну собеседницу на другую, княжна постепенно подъезжала к границе. Перед самой границей отряд свернул, чтобы проехать через город. Здесь княжна отдохнет с дороги, отоспится у родной тетки, отмоется в бане. И уже послезавтра Либуше ждут на той стороне реки, у наместника заксонского короля.