Лекарь для захватчика (СИ) - Романова Елена

– На закапывай себя глубже, Алан. Я уже подумываю о том, чтобы тебя женить.

– Ты сделаешь эту женщину очень несчастной, – бормочет герцог и поднимается.

Его взгляд неумолимо скользит по поверхности серебряного подноса. Он хочет знать, что внутри конверта. Что написал Эрт. Но его величество снова вскидывает взгляд, обжигая друга холодом.

– Принеси мне список семей, из которых ты выбрал девушек в штат фрейлин, – вдруг говорит он. – Я еще не утвердил его.

– Сомневаешься в моем вкусе?

– Бреаз.

Довольно и этой сухой брошенной, как кость, фразы, чтобы Алан умолк. Нет, он больше не знал этого человека. Где его друг? Куда делся принц Эсмара, Рэй, которого он знал?

До этого момента Алан даже не задумывался, бывало ли Рэю трудно? Справлялся ли он? Уставал? Ему казалось Уилберг – непрошибаемая скала. Теперь – да, его друг недалеко ушел от куска гранита. Он просто бесчеловечно циничен и жесток.

***

Реиган Уилберг

Не сразу, но император тянет руку к конверту. Гнетущая волна отвращения уже захлестывает его, едва он думает, что ему придется снова читать какую-нибудь ерунду о страданиях дражайшей супруги. Хочется пропустить этот момент. А лучше – сжечь письмо в камине.

Уилберг открывает его только после полуночи, когда заканчивает все другие дела. Его камергер, граф Мале, как раз принес поздний ужин. Император сел ближе к свечам, утонул в мягком уютном кресле, пока камергер подкатывал к нему столик и наливал густое сливовое вино.

Мале, высокий человек в черном, служил камергером еще его отцу. Реиган доверял ему, зная, что Ронан Уилберг был очень подозрительным к людям и, если держал Мале рядом, значит, тот был человеком надежным.

– Вы не бережете себя также, как ваш отец, – с кривоватой улыбкой произносит камергер, будто почувствовав, что император думает о нем.

А еще Реиган понимал, что граф Мале не одобряет того, что приходу его к власти предшествовала резня. Произошедшее чревато тем, что восстанут его собственные земли. Но Реиган будто сорвался с цепи – он не хотел терпеть при дворе любовников жены, казнокрадов, притворщиков или лицемеров. А ведь двор сплошь состоял из этих гадюк, Уилберг старший не мог от них отделаться. А Реиган отсек – за ним была армия, вся мощь Эсмара.

– Мой отец не отмщен, империя разрознена, и я чувствую угрозу от южан, – произносит Уилберг. – Кроме того, древние рода Саореля поднимают голову. Я не могу сейчас остановиться, не могу дать им почувствовать нашу слабость.

– Иногда признавать свои слабости – не стыдно, а напротив полезно. Это позволяет трезво смотреть на некоторые вещи, – раздаются слова камергера, – слабости нужны для осознания возможностей.

Реиган улыбнулся, вспоминая, какую жуть наводил на него Мале в детстве. Косматый, черноволосый, жилистый – просто порождение бездны. А теперь? Граф пугает окружающих теперь гораздо меньше, чем он сам.

– Я еще нужен вам, ваше величество? – спрашивает тот, видя, как император комкает в руках конверт.

– Нет, ты свободен.

Послание капитана Эрта жжет руку, и едва дверь за Мале закрывается, Уилберг ломает печать и вынимает два сложенных пополам листа бумаги. Делает глоток вина и внимательно читает первое письмо.

Сначала его лицо не выражало ничего, но затем брови поползли вверх.

Что это такое?

Реиган снова вчитывается в строки:

«Ее высочество Антуанетта-Аннабель проявляет большой интерес к жителям деревни, беспокоится об их судьбе, желает облегчить их участь…»

«… заказала у кузнеца некий лекарский инструмент по собственным наброскам, посулив три тысячи саваев вознаграждения, если работа будет выполнена в срок…»

«… взяла на содержание травницу Асинью для обучения и заготовки трав… и немого юношу двадцати лет по имени Эмин».

«…велела оплачивать продукты к барскому столу крестьянам и торговцам, принялась за ремонт и оплатила материал и работу».

«Доподлинно известно, что выразила желание иметь при себе лошадь, привезенную из Саореля, по кличке Молния, а также научные труды по врачеванию и лекарскому делу и своды законов».

Это шутка?

«Свою служаку по имени Софи ценит и любит, с солдат за постой не требует. Вежлива и уважительна со всеми работниками. Взялась выплачивать господину и госпоже Ройс жалованье выше, чем выделяла корона».

«Интересуется градостроением, системами подачи и вывода воды. Просит разузнать о столичных исследователях в областях естественных наук для приготовления некого эфиру, что будет полезен при врачевании».

«Ухаживает трепетно за леди Голлен, которой стало худо».

«Все дела ведет лично».

Реиган вдруг смеется, раскрывает второе письмо, и смех встревает у него в горле.

«Ваше величество,

сообщаю вам, что ее высочество Антуанетта, ведет себя безупречно и сострадательно. Давеча милосердно пожертвовала старосте Рьена две тысячи саваев и обсудила с ним, как восстановить пасеку и улучшить качество сыров на местной сыроварне, а также облегчить труд деревенских жителей при добыче руды на болотах. Как фрейлина, приставленная вашим величеством к Антуанетте, я сознаю всю вину перед вами и Эсмаром, и клянусь жизнью, что мои слова чистая правда».

И снова перед мысленным взором Реигана возникают ярко-голубые, наполненные решимостью, глаза принцессы Саореля.

Ему ведь плевать, что именно она затевает в Рьене. Хочет проявить характер – пусть так. Он посмотрит, что из этого выйдет. А то, что не выйдет ничего хорошего, он уверен.

Глава 18

Антуанетта-Аннабель

Последние три дня постоянно стучат молотки – еще бы, за деревянным каркасом крыши последовала черепица. И я, воодушевившись изменениями в замке, мечтала хоть что-то сделать и с отхожим местом, потому как действующая система сбрасывания «балласта» прямиком со стены в открытую канаву, меня удручала. А еще постоянные завывания ветра и сквозняки, отчего ночами в коридорах замка становилось не только холодно, но и страшно.

Но все это было лишь малой крупицей моей большой беды. Основная проблема заключалась в положении изгнанной жены, и каждый прожитый день в Рьене приближал меня к Уилбергу. Вернее, к его чудовищному желанию сделать меня матерью его детей.

Стараясь не думать об этом, я проводила долгие часы с Асиньей, изготавливая настойки на основе опия и мандрагоры, а также средства для обеззараживания ран. Мы увлекались нашим делом настолько, что порой могли очнуться от работы только вечером.

Почти на закате капитан Эрт выводил лошадей, и мы с Софи учились верховой езде. Признаюсь, я влюбилась в это занятие. Определенно, для того чтобы овладеть всеми приемами и работе с лошадью необходимы тренировки. А, когда в высокой траве стрекочут кузнечики, а последние лучи солнца золотят деревья и подсвечивают крышу старого замка – трепетное благоговение касается самого сердца.

По утрам в Рьене пахло хлебом, а с деревни доносились крики петухов. Эмин поднимался одним из первых, я слышала, как он топчется у двери, дожидаясь Софи, чтобы к моему пробуждению приготовить ванну.

Но сегодняшним днем все пошло наперекосяк.

– Ваше высочество… – в комнату заглядывает служанка. – Прибыл мэтр Финч, лекарь императорской семьи.

Она говорит это как раз в тот момент, когда я с жаром толкаю речь о стерильности и необходимости мыть руки, о бактериях, которые для травницы означают не больше, чем для современного человека вера в барабашку. А еще о вреде кровопотери, от чего Асинья бледнеет, будто сказанное мною – настоящее святотатство.

– Спасибо, Софи.

Я давно жду этого славного врачевателя, поэтому иду к нему без промедления. И страха нет – мэтр Финч полностью подотчетен моему мужу, а главный Карабас-Барабас убивать меня до родов не собирается. Кроме того, я накануне подробно расспросила Элизабет, и она не смогла припомнить о мэтре ничего плохого, за исключением того, что Финч боготворит моего супруга.

Лекарь прибыл не один, с ним явился его подмастерье и вооруженная охрана. А также карета с чемоданами. Что ж, делаю вывод, что он заскочил ни на минутку… Как и говорил Уилберг, мэтр пробудет в Рьене до моего отъезда.