Когда-то я была злодейкой (СИ) - Лей Лора

Девушка выпрямляется, поворачивается, и в полной тишине, преодолевая сопротивление движущегося поезда, медленно идет к подругам…Её лицо цветом напоминает вареного рака или задницу павиана…

Подруги пытаются спросить, что ТАМ произошло, девушка мотает отрицательно головой…К счастью, поезд прибывает на следующую станцию, и студентки стайкой выпархивают на перрон, не видя, что и смущенный столкновением парниша тоже выходит из вагона…

Девичья группа резко сворачивает к эскалатору, и когда юноша достигает его нижней ступени, девушки скрываются из виду…

Молодой человек садится на диванчик и закрывает глаза, пытаясь успокоить возбуждение в теле…Перед его глазами – распахнутые глаза кудрявой незнакомки, с мольбой смотрящие ему в душу…

Смешно и грустно…А если это была судьба? Она известная шутница! Но поезд ушел…

***

Лето, на станции «Площадь революции» пустынно и прохладно. Немногочисленные пассажиры ждут поезда. К диванчикам у места остановки головы состава приближается семья: невысокий пузатый мужчина в свободной рубахе, штанах, жилете и тюбетейке гордо шагает впереди, за ним, с объемной сумкой и детьми, держащимися за обе ее руки, семенит одетая на восточный манер худенькая женщина в платке.

Дойдя до крайнего диванчика, семья усаживается, мужчина что-то выговаривает женщине, та обессиленно проваливается вглубь сиденья и закрывает глаза. Дети тоже съезжают по скользким плашкам, которыми обито изогнутое сиденье дивана, к спинке, ноги их теперь торчат, не достигая пола, и ребятишки довольно ими дрыгают.

Раздается шум приближающегося поезда. Мужчина, сидевший на краю диванчика, бодро подскакивает и устремляется к дверям первого вагона, из которого выходят пассажиры, бросая семье странную для слуха фразу : «Киль манда, киль манда!».

Женщина, явно понукаемая им, пытается встать с диванчика, однако, это непросто: слишком глубокое и гладкое сиденье мешает покинуть его объятия быстро и легко, особенно обладателям недлинных ног. Пока несчастная барахтается, дети умудряются, перевернувшись на живот, покинуть сиденье и вбежать в вагон вслед за отцом, уже сидящим там и продолжающим орать на жену, повторяя все ту же фразу : «Киль манда, киль манда!»

Наконец, женщина смогла встать, подхватила сумку и рванула к дверям…Но! «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Курская»…Мать семейства не успела зайти в вагон и теперь стояла, растерянная, на платформе, а размахивающий руками в поезде мужчина и дети скрылись в тоннеле…

Промелькнул последний вагон и в наступившей тишине раздался четкий голос старика, сидевшего на соседнем диванчике:

-Э-хе-хе, киль ушел, манда осталась…Да-с...

__________________________________________

PS. Киль манда – на татарском (вроде и на казахском) означает «иди сюда, иди ко мне».

PPS. Все случаи реальны, автор или лично видела (2 раза), или была участником (1), или слышала из уст людей, которым верю))) А уж поверите ли Вы...)

Часть вторая Глава 11

Вторая студенческая жизнь давалась возвращенке совсем непросто по нескольким причинам.

Главной была, конечно же, разница в возрасте с однокурсниками. «Внешне – пионерка, внутри – пенсионерка» – с горечью шутила Елизавета Владимировна про себя. И как только в школе удалось два года продержаться? «Из-за Хантера, точно».

Как бы она ни стремилась не выделяться, предпочитая держаться особняком, не подпускать близко ни соседок по общежитию, ни, тем более, парней из группы, больше помалкивать и прочее, скрыть свою инаковость удавалось не очень: глаза и манеры пожившей дамы прорывались сквозь маску провинциальной дурочки, которую она старалась носить первое время. Тогда на неё смотрели с осторожностью, сторонились или, наоборот, заискивали, если её слова вдруг соответствовали интересам окружающих…

Так что, фактически после первой сессии Хмырова взяла курс на максимальное погружение в учебный процесс, чтобы создать образ заучки-ботана: на лекциях слушала преподов и записывала каждое слово, после пропадала в библиотеке или в спортзале, возвращаясь в комнату только для сна, в сообщества девиц не вступала, от парней шарахалась.

Если бы не модная одежда, умение краситься и наличие бойфренда в лице экзотического Хантера, носить ей ярлык «зануды уродливой» определенно. С Манджиевым, конечно, осечка вышла – не хотела Лиза его показывать публике, но так получилось, и она, без комментариев, приняла факт, что дистанцированность её ещё больше усугубилась женской завистью.

Отсутствие общения Хмырову нисколько не напрягало, а вот невозможность иметь личное пространство –да. Она даже подумывала иной раз переехать к Давыдовым, чтобы хоть на время окунуться в привычные (относительно) комфортные условия обитания с отдельной ванной, удобной постелью и возможностью читать в тишине, лежа на диване. Но – пересиливала себя и продолжала терпеть суету общаги и многолюдность аудиторий.

Правда, «странности» принесли и «приятности»: её стали выделять преподаватели, и Лиза получила несколько предложений о подработке в качестве лаборантки, секретаря-машинистки и даже библиотекаря!

Она остановилась на машинописи для завкафедрой зоологии (лекции, рефераты, статьи в рамках кафедральной методической работы, потом дипломы – 40 коп. за лист по договоренности в частном порядке), и библиотекаря: два раза в неделю помогала принимать, сортировать, раскладывать, оформлять поступления литературы, иногда – работать в читальном зале, а главное – выслушивать сетования, жалобы и прочие разговоры взрослых теток, похожих на героиню фильма «Влюблен по собственному желанию», о трудностях семейной или одинокой жизни, делиться кулинарными и рукодельными советами и пить чай с домашней выпечкой, не брезгуя пыльными закутками и простыми щербатыми чашками.

Во время таких чаепитий Хмырова с горечью обнаружила, что известная в свое время сентенция некоей советской матроны, рассмешившая миллионы людей, и звучавшая как «В СССР секса нет», имела под собой реальные основания: её коллеги никогда не говорили об интимной жизни и проблемах в ней. И дело было не в их излишней скромности, как поняла Лиза, дело было именно в незначительности этой составляющей брака в глазах собеседниц.

Однажды, пребывая в лирическом настроении, Лиза блеснула, как ей показалось, остроумием, рассказав товаркам популярный в её первой жизни анекдот.

«Встретились две подружки, недавно вышедшие замуж. Обе грустные, поделились проблемами.

-У меня муж – импотент, представляешь? –сказала одна.

-Ха, подумаешь! У меня трижды импотент…-вздохнула другая.

-Это как же? – удивилась первая.

-Да так! Мало того, что импотент, так он палец обрезал и язык обжог! – припечатала вторая»

Реакция на байку была…никакая: женщины недоуменно переглянулись, поджали губы и ничего не сказали. Лизе стало ясно, что коллеги не поняли «изюминки»…Только одна смущенно отвела глаза в сторону.

Зато второй анекдот публику рассмешил:

«В спальне муж и жена, совершая совместные поступательные движения, вдруг разговорились. Жена спросила пыхтящего мужа:

-Вань, я слышала, во время этого дела вроде как стонать положено…

-Ну так стони! –ответствовал супруг.

Женщина закатила глаза и громко застонала:

-Ой, денег нету, денег нету-у-у!»

Библиотечные работницы долго хохотали, повторяя стон и поддерживая героиню относительно нехватки средств к существованию, а Лиза решила больше не юморить.

И все же эти посиделки возвращали Лизе душевное равновесие и помогали справляться с тоской по Хантеру и другой проблемой, неожиданно вставшей перед ней.

***

Елизавета скоро осознала, что выбранная стезя ветеринара её не устраивает, потому что видеть и ласкать забавных зверушек – одно, а заниматься больными безмолвными пациентами – другое. Попаданку накрыло не по-детски: бросать? Стиснуть зубы и продолжать?

На борьбу с собой уходили силы и время, но здравомыслие победило: взялся за гуж – не говори, что не дюж. Без бумажки ты – букашка, а с бумажкой – человек, это она усвоила ещё в первой жизни. И она решила доучиться, а там – куда кривая вывезет.