Вторая жизнь доктора Лейлы (СИ) - Хайд Адель

Но когда из палаты раздалось:

— Мисс Лейла пришла, кто первый?

Лицо Шушеля скривилось, и он поджал губы и прошипел:

— Я, вероятно, здесь лишний?

— Пьер, — попыталась я сгладить ситуацию, — прошу тебя, давай сделаем обход и потом я расскажу тебе почему я опоздала.

Но Шушель сунул мне в руки папку с и, быстро проговорив, что его пригласили ассистировать на операцию, просто взял и ушёл.

Это было крайне непрофессионально, но с точки зрения профессиональной зависти к более успешному коллеге, я могла понять Пьера. Он просто не знал, что у него нет шансов, потому что тот объём знаний, который был накоплен у меня, не шёл ни в какое сравнение с его небольшим пока опытом.

Но будь Шушель поумнее, наоборот воспользовался бы тем, что может работать рядом с человеком, который знает больше. Тем более, что я всегда делилась какими-то общими вещами, которые могли сделать лечение более эффективным или принести облегчение больным.

Но долго размышлять над странностями в поведении Шушеля я не могла больные не ждали и я, взглянув на больничные карты, которые лежали в папке, которую сунул мне Шушель, вдохнула, и улыбаясь вошла в палату.

День начался.

Сегодня вечером я снова собиралась поехать в лабораторию доктора Роберта. Нужно было начинать работать над вакцинами. Мне было страшно каждый раз, когда в больницу приходили с детьми, я каждый раз боялась диагностировать инфекционное заболевание, против которого у меня не будет лекарства. И лучший способ перестать бояться — это начать делать вакцины. По крайней мере для создания вакцин против дифтерии, туберкулёза и коклюша здесь в этой реальности уже всё есть.

И что самое интересное, мне не надо будет проводить испытания, получив формулу я точно буду знать, как она действует.

Я намеренно не просила доктора Листера перевести меня в детское отделение, которое, по сути, даже не было отделением, а просто под детей была выделена большая палата. Но я каждый день после того, как заканчивала обходы в травме, шла к детям.

Там на ежедневной основе работали двое докторов: сам доктор Листер и доктор Грум, который больше занимался женскими болезнями, ну и вёл детей. Подростки уже находились во взрослых отделениях.

Как интерн я должна была отработать в каждом направлении определённое время, поэтому к педиатрии я целенаправленно шла, как к последнему этапу интернатуры.

Доктор Грум тоже был последователем доктора Листера и применял его методы обеззараживания, поэтому в нашей больнице смертность рожениц была крайне низкой. Женщина могла умереть только в результате имевшейся патологии, а с точки зрения того, как у нас принимали роды, у доктора Грума всё было очень чётко.

Но, видимо, сегодня был какой-то сложный день, потому что стоило мне подойти в «женское» крыло, как меня тут же схватил доктор Грум и потащил в сторону операционной.

— Мисс Лейла, вы должны мне помочь, я один не справляюсь. Доктор Листер сегодня дежурил ночью и уже уехал, Шушеля вашего я выгнал. Его чуть не стошнило. Совсем не годится для хирургической работы.

В предоперационной комнате была медсестра, она тут же помогла мне вымыть руки, и обработать их карболовой кислотой. Я подумала, что, если в ближайшее время не введу перчатки, то попав на постоянной основе в хирургию, останусь без кожи на руках.

В операционной находилась роженица, выглядела она обессилено.

Я спросила доктора Грума сколько уже идут схватки. Он сказал, что женщину к ним привезли после того, как она около двенадцати часов пыталась родить дома с повитухой, ребёнок первый.

— У неё ребёнок лежит неправильно, — сказал доктор Грум, — и родовая деятельность слабая, у неё схваток нет уже, она не может родить. И я вас позвал, Лейла, чтобы вы помогли мне вытащить из неё ребёнка.

— А чем мы с вами будем зашивать матку? — спросила я, понимая, что кетгута у меня так и нет.

— А зачем ей зашивать, там же должен образоваться внутренний рубец, — сказал мне доктор Грум

— Нет, не образуется, женщина погибнет раньше, — сказала я

— Но…

— Послушайте меня, доктор Грум, — сказала я, уже плюнув на то, что буду говорить вещи, которые здесь пока неизвестны, жизнь человека важнее моих тайн, — если не зашить матку кровь попадёт в брюшину и летальный исход гарантирован. Поэтому пока нет возможности зашить матку, мы с вами этого делать не будем.

— А что ж мы сделаем? — доктор Грум недоумевал

— Мы стимулируем родовую деятельность, и я рукой поверну ребёнка, — сказала я и показала руку, — видите у меня рука маленькая я смогу.

Доктор Грум колебался недолго, похоже он мне так до конца и не поверил, но махнул рукой, и сказал:

— Действуйте, говорите, что надо.

С помощью Надин, нашли слабительные настойки из пижмы и сенны, в дополнение к этому добавили касторовое масло. Я подумала, что бедной женщине будет невкусно и неприятно, но зато останется жить и с божьей помощью и ребёночка спасём.

Хорошо, что её привезли через двенадцать часов, а не через сутки.

Через час после приёма матка начала сокращаться, и сперва я попробовала сделать наружный акушерский поворот через брюшную стенку, но после некоторых усилий поняла, что плод разворачивается обратно в тазовое предлежание.

Тогда пришлось делать комбинированный. Это было и больно для роженицы и опасно, потому что воды уже отошли, и можно было травмировать роженицу. Но это всё-таки было гораздо безопаснее «кесарева», без возможности зашить разрезы на внутренних органах.

Всё-таки правильно говорят «глаза боятся, а руки делают», быстро нашла ножку плода, обхватила и начла осторожно поворачивать, помогая себе другой рукой, снаружи живота роженицы. Сложность была в том, что надо было сразу очень быстро вытащить плод, как только удастся его развернуть.

Здесь помог доктор Грум, Я его попросила, «работать» с роженицей и ему удалось уставшую измученную женщину уговорить начать тужится в нужный момент, благодаря чему мне удалось вытащить ребёнка и избежать асфиксии* плода.

(*Асфиксия — удушье)

Доктор Грум смотрел на меня как на чудо, когда роженицу медсёстры протёрли влажными пелёнками. Небольшие разрывы, конечно, были, но внешние.

— Это прорыв — сказал доктор Грум

На что я ответила, что прорыв будет, когда мы сможем зашивать внутренние органы.

Ближе к обеду в больницу кто-то «принёс» новость о том, что ночью сгорел дом семьи Белтон.

Мы как раз решили перекусить и все доктора и интерны, кто сегодня работал, находились в ординаторской, когда одна из медсестёр рассказала об этом.

И здесь Шушель проявил осведомлённость:

— Мисс Лейла, а Белтоны, это случайно не та семья, в ломе которой вы снимаете комнату?

Я вздохнула и кивнула:

— Да, Пьер, это их дом сгорел, к сожалению

— Так вы поэтому сегодня опоздали? — с неподдельным сожалением воскликнул Пьер

Я снова кивнула. А вечером, когда я собиралась уходить домой, ко мне подошёл доктор Стен и протянул мне небольшую пачку крон.

— Что это? — недоумённо спросила я

— Лейла, это для тебя коллеги собрали, возьми, мы же понимаем, что у тебя всё сгорело, — произнёс доктор Стен

Это была чистая правда, все платья, подаренные мне супругой доктора Листера, всякие нужные женские штуки, обувь, даже вещи, которые я хранила в память о Лейле, и те больше не существовали, превратившись в пепел.

— Бери, — ещё раз повторил доктор Стен и просто впихнул мне деньги в руку, — даже Шушель поучаствовал, и не волнуйся не последнее отдали, возьми, это от души.

И я взяла, и подумала, что несмотря на какие-то вещи, в основном мне очень везёт в этом мире.

Я вышла из больницы и увидела большой чёрный автомобиль Его Высочества.

Глава 33

Интересно, а он может отвезти меня к Роберту Тиндалю в лабораторию? — подумала я, — и не будет ли большой наглостью его об этом попросить?

Я перевесила на другое плечо большую сумку, которую мне одолжила Надин, и в которой сейчас лежал самый ценный компонент, банка с зелёной плесенью. Будущий пенициллин.