Левиафан. Черное Солнце (СИ) - Фролов Алексей

Гифу, лицо которого полнилось густым румянцем от выпитой силы банши, на миг остолбенел от слов кельта, но затем собрался и не опустил взгляда.

– Я дерусь, как умею, – холодно ответил шаман. – Мы живы, они нет. Остальное не важно.

Фергюсон глухо зарычал, но ослабил хватку на рукояти клеймора. Затем он отступил на шаг, широко размахнулся и вонзил клинок в снег почти до середины. Ушей Карна коснулся скрежет, с которым сталь пробуравила лед, а затем и каменистую плоть гор. Кельт встал на одно колено перед мечом, положив могучие руки на перекрестье. Он что-то прошептал, затем поднялся, хлестнул взглядом Гифу и начал спускаться.

Странники вновь сняли заспинные мешки и потащили их за собой на веревках, Фергюсону даже не пришлось подсказывать. Спускаться было проще и настроение в группе само собой поднималось, даже кельт начал тихонько насвистывать, надо думать – боевой марш родного клана.

На одном из плато они укрылись за угловатым серым валуном и разожгли костер, чтобы согреться и перекусить остатками вяленого мяса. Фергюсон сказал, что им везет – ухудшения погоды не предвидится и вряд ли снова придется зарываться в снег, пережидая метель на открытом участке. Столь позитивное заявление, прозвучавшее из уст несомненного эксперта, еще больше подняло моральный дух отряда.

Вскоре путники оказались в предгорьях по северную сторону Сумеречного Хребта и этот регион разительно отличался от той части Хельхейма, где они начали свое путешествие. С высоты ничего нельзя было разглядеть – мир внизу попросту терялся в плотной молочной дымке. Но по мере спуска, когда они преодолели марево тумана, окружающий пейзаж предстал перед ними в своем ужасающем великолепии.

Снег под ногами превратился в холодную хлюпающую жижу цвета человеческого праха, воздух наполнился спертым зловонием гнили. Местами земля и вовсе пропадала под неглубокими озерцами застоявшейся мутной воды. Редкие клочки относительно твердой почвы были усеяны серо-зелеными обломками скал и колючей рыжей травой. Были здесь и деревья – низкие, разлапистые, лишенные листвы, с тонкими и темными, будто обугленными стволами. Казалось, какой-то колдовской огонь уничтожил их, но Карн видел, что деревья не мертвы, они лишь кажутся такими.

В энергетическом спектре болота полнились бледным лиловым светом, зловещее сияние которого пронизывало все вокруг – и черные деревья, и рыжую траву, и губчатые камни, местами напоминавшие кости вымерших чудовищ. Физическое зрение выхватывало лишь обрывки пейзажа – серо-желтый смог, сверху выглядевший как обычный туман, был настолько плотным, что, казалось, царапает кожу. Он надежно скрывал все, что находилось на расстоянии далее двадцати шагов – были видных только смутные силуэты деревьев и призрачные тени, различимые лишь боковым зрением.

– Мири аф фордамду, – прошептал Фергюсон и сплюнул на землю, жадно впитавшую его слюну. В голосе кельта слышалась злоба, но Карн видел, что за ней здоровяк прячет инстинктивное опасение, которое уже готово перейти в полноценный страх.

– Болота Теней? – Мидас хмыкнул, на лету переведя слова северного языка, который хорошо знал. Именно на этом языке много столетий назад с ним впервые заговорил Всеотец. Собственно, после той памятной встречи на краю мира они виделись лишь дважды – при штурме Гелиополиса и в землях пиктов.

– Проклятое место, заселенное злом, – Фергюсон говорил тихо, но в окутавшем их беззвучии слова его отдавались в ушах точно удары погребального колокола. – Отсюда возвращается один из десяти, да и тот, как правило, безумен.

– Так зачем мы сюда пошли? – Карн, пользуясь тем, что истинное зрение вернулось к нему и ментальный радар действовал относительно стабильно, пытался определить, есть ли рядом что-то живое. Ну, или мертвое, как те банши в горах.

– Это самый короткий путь к Пику Грез, – пояснил кельт, поудобнее перехватывая клеймор, покоившийся на мускулистом плече. Внезапно он остановился и медленно развернулся на месте. Его угрюмый взор уперся в шамана, который замыкал походный строй.

– А еще у вас есть я, – Гифу степенно прошествовал мимо Фергюсона и бесстрашно вошел в туман. – Так что бояться нечего.

– Проклятого проклятье не берет, – проговорил кельт одними губами и кивнул Мидасу, чтобы они с Карном следовали за шаманом. Сам он намеревался идти в арьергарде.

Гифу на ходу читал заклинание, от которого бледный свет перед ним начал сгущаться, а потом брызнул в стороны черными всполохами. Отвратительные миазмы густой волной отхлынули от путников и вокруг них образовалась сфера чистого воздуха, даже болотная вонь исчезла. Мидасу показалось, что откуда-то справа донеслось низкое утробное рычание. Фригийский царь быстро глянул на Карна, тот кивнул – не показалось.

Сам парень точно не видел, что двигалось с ними параллельным курсом. Это была парящая над землей тень, бесформенная, пульсирующая, а в самом ее центре – лиловое око, полное ужаса. Образ постоянно распадался, Карн не мог фокусироваться на нем дольше мгновения и он не понимал, что тому виной – проклятие кельтов, лишавшее его ментальной силы, или само это жуткое место, проникнутое давящей аурой обреченности и застарелого страдания.

Гифу плавно повернул голову в ту сторону, где его спутники почуяли чье-то присутствие. Шаман улыбнулся и сделал странный жест рукой – будто лениво поприветствовал старого друга. Тень тут же застыла на месте и вскоре исчезла из поля энергетического зрения Карна, оставшись далеко позади.

– Говорят, это был цветущий край, – низкий голос Фергюсона нарушил гнетущую тишину и звук человеческой речи мгновенно снял напряжение. Но не дал расслабиться. Все они тут были, как гитарные струны. Кроме Гифу – тому было все равно, он напоминал кота, плывущего брасом через крынку, полную жирных сливок.

– Но однажды здесь случилась битва – армии темных колдунов, ведомые своими кровожадными богами, сошлись в непримиримом противоборстве и уничтожили друг друга, – продолжил кельт. – Доподлинно неизвестно, кто с кем бился, это произошло до того, как сюда пришла Хель, а она – старейшее из существ в этом мире, кто еще сохранил относительно здравый рассудок. Но то было страшное сражение, навсегда изменившее эту часть Хельхейма. Отчего-то погибшие не переродились, как им положено, они потеряли плоть и были заточены здесь, скованные своей ненавистью. Это обитель мертвецов и призраков.

– Мир смерти в мире смерти, – Мидас истерически хохотнул. Он пытался держаться, но ему было страшно – Карн чувствовал это. Парень и сам ощущал подлинный страх – едва они оказались здесь, волосы у него на загривке непроизвольно встали дыбом, а ладони вспотели.

Энергетически место казалось стабильным, но на фоне, среди эфирного шума, он постоянно замечал искаженные агонией силуэты, лица, переплетения тел. Его слуха поминутно касались звуки боя, крики и стоны, которые, он точно это знал, не звучали в физическом спектре. Парень чувствовал, как безумие обступает их плотной стеной и только защитная сфера Гифу не дает ему обрушиться на них всей своей мощью, мгновенно обратив в бесплотные сгустки животного ужаса, навеки потерявшие свою память и самих себя.

– Не уверен, что все произошло именно так, – шаман продолжал возглавлять отряд. Он шел уверенно, забирая то вправо, то влево, казалось – болотный смог совсем не мешает ему и он отлично видит на многие сотни метров. – Но что-то здесь определенно случилось. Это место действительно создано смертью, не знаю, как сказать по-другому. Нечто подобное, но в гораздо меньших масштабах, я ощущал в развалинах панафинейских храмов. А еще – в тайных санктуариях римских гаруспиков. Но это…

Он глубоко вздохнул и покачал головой, а Карн увидел, как по внешней ауре шамана пробегают оранжевые вспышки безумного экстатического наслаждения. Парень не знал и понял, что не хотел знать, откуда вообще взялся Гифу – из какого он времени и региона, как оказался здесь, как узнал все, что знает. Как сошел с ума.

Гифу продолжал говорить, но Карн уже не слышал его, потому что где-то впереди, метрах в ста от них, может чуть дальше, он уловил несколько бледных аур. Ментальный радар вновь начал сбоить и его радиус стал стремительно уменьшаться. Через несколько секунд парень потерял истинное зрение, но то, что он успел видеть за миг до того, как снова ослеп, поразило его, отпечатавшись в сознании столь ярко, будто он видел это физическими глазами вот только что прямо перед собой.