Перекресток Теней (СИ) - Гельман Юрий

- А вы сами, сеньор? - спросил Тибо. - Пока я буду в Англии, будьте осторожны, мало ли что...

- Обо мне не беспокойся, - ответил де Брие. - У меня не так много врагов, как ты думаешь.

- Отправив нас, вы поедете в Париж?

- Не сразу, Тибо. Сначала я хочу посетить Вьерзон и поблагодарить ту, кто помогла устроить нам эту встречу.

2

Ничто так не меняет человека к лучшему, как поздняя любовь: окрыляя, как в юности, она, вместе с тем, указывает направление для полета. Впрочем, когда к человеку должна прийти любовь, чтобы ее можно было отнести именно к поздним подаркам судьбы? Разве любовь сама по себе не является высшей наградой жизни, которую, как и всякую награду, еще нужно суметь заслужить? Вот и получается, что к одному она приходит в ранние годы, возможно даже, что - авансом, другой идет к ней длинной и тернистой дорогой, а иному и вовсе не случается до конца жизни встретиться с ней. Таких, конечно, меньшинство, и это меньшинство стоило бы пожалеть, как жалеем мы иногда самых ущербных и больных.

Бывает и так: чувство прерывается на самом взлёте, пресекается обстоятельствами и остается либо разрушенным, либо гонимым... Чаще всего при таких условиях любовь медленно затухает, колебания истерзанного сердца становятся всё менее значимы, и через какое-то время рыхлая земля зарастает новой травой, бугры и рытвины сглаживаются, будто и не было здесь никогда раньше рваных ран.

Бывает и по-другому: любовь продолжает жить в угнетенном сердце - тихо, незаметно тлея и озаряя человеку дорогу бледным, но ровным огнем негасимых воспоминаний. С таким светом можно пройти весь жизненный путь - как с неповторимым отблеском счастья, однажды повстречавшегося на пути. Но если вдруг земная ось повернется как-то по-особенному, если в книге судеб, начертанной рукой Бога, внезапно откроется страница со ссылкой на предыдущие главы, - любовь способна из едва живого огонька вспыхнуть с новой, непредсказуемой силой, и возродиться в полной мере, и одарить счастьем того, кто нежно и бережно сохранял в себе ее осколки.

" Меня в жизни никто и никогда не предавал - не было случая. И я даже не подозревал, что это может быть так болезненно. Нет, я с самого начала понимал, что далеко не каждому, кто близок мне в качестве соратника или, современно выражаясь, подельника - можно доверять. Чувства во Сне - самые настоящие, это так, и я ощущаю, как меняется моё настроение в зависимости от ситуации, но никогда не знаю наперед, как станут развиваться события. Вернее сказать, не знаю я, Андрей Глыбов. Что касается Венсана де Брие... в мозг которого мне пока никак не удается проникнуть... и удастся ли вообще, позволят ли... Я не знаю, как с этим быть. Мне симпатичен этот образ, я несу его через Сон с интересом и даже с гордостью. Но пока не понимаю, куда мой герой идет, к чему стремится. Судя по всему, это откроется лишь тогда, когда должным образом сложатся какие-то обстоятельства - я еще не знаю, какие...

А пока... пока он отправил Тибо в Англию разыскать брата и выполнить еще одно, жестокое, но необходимое поручение. И написал Северину письмо... Знаешь, Инна, я держал в руках этот кусок пергамента и не мог прочитать на нем ни одной буквы, ни одного слова. Это письмо как-то само собой возникло в моих руках, будто мне его передали из того, далекого от нас времени. Это - тайнопись тамплиеров, но мне, так тщательно исполняющему роль, все же не доверили тайну. И я не знаю, что написано в письме. И я не знаю, что с нами будет дальше...

Одно только греет душу, и ты, наверное, понимаешь - что именно. Да, Ребекка... Это юношеская любовь, сохранившаяся в потаённых уголках сурового сердца. Я чувствовал во Сне, как каждая клеточка моего тела воспрянула и торжествует! Я чувствовал во Сне, как за спиной Венсана де Брие вырастают крылья. Это непередаваемые ощущения, поверь.

Когда я проснулся, долго не мог прийти в себя. У меня в этой жизни, как и у всякого, наверное, была первая любовь. Эту девочку звали Катей, я и дочку в свое время предложил назвать так только поэтому... а жене понравилось... Так вот, здесь, в нашем мире, с той поры прошло столько же лет, как и у де Брие во Сне, но я совершенно точно знаю, что ничего во мне не вздрогнет уже, если доведется встретиться с той, кому двадцать лет назад я посвящал стихи... Ушло, растаяло. Истлело в душе под толстым слоем жизненного опыта. Как-то так...

А во Сне я погружен в иную реальность, в иные обстоятельства, в иную драматургию и, соответственно, в иные чувства. И мне безумно хорошо в них купаться! Мне ново и необычно, а от того еще больше интересно и восхитительно испытывать то, что не случилось, но вполне могло случиться в реальной моей жизни. Знаешь, Инна, это как альтернативная история, это как другое русло одной и той же реки. Мне его показали, оно еще сухое, но вот-вот туда хлынет стремительный поток, сносящий всё на своем пути. И у меня есть только две возможности спастись: либо успеть выбраться на высокий берег, отказавшись от перемен, либо отдаться этому потоку и нестись вместе с ним, не сопротивляясь, - к устью, к финалу, к развязке... И я, наверное, так и поступлю... А ты?"

***

" Господи, Андрей, о какой жестокости ты говорил? Что еще за поручение для Тибо? Мне страшно... С нами что-то случится, да? Впрочем, я понимаю, что мой вопрос неуместен: мы оба не знаем, что там - впереди...

А мне во Сне тревожно... Иногда бывает даже не по себе, не знаю, как это объяснить... как рыбки в аквариуме или птицы загодя чувствуют землетрясение, так и я, наверное... Вроде бы ощущаю постоянную защиту со стороны де Брие, а все же как-то страшно... Это во мне, наверное, проявляется Инна Журавлёва. Ее, то есть мои знания истории не позволяют Эстель оставаться беспечной в каждую минуту навязанных событий. Она, то есть я, постоянно чувствует какое-то нагнетание... Это и не мудрено: наша история, скорее всего, приближается к кульминации...

Андрей, дорогой, мне знаешь, что подумалось... даже не знаю, как сказать... вот если была бы такая возможность: нам с тобой реально встретиться в жизни, посмотреть друг другу в глаза, подержаться за руки... Мы бы обсудили живьём то, что с нами происходит, может, придумали бы что-то - чтобы избежать самого плохого... я не знаю... Ты мне с некоторых пор так дорог... не представляешь даже... услышать твой голос, увидеть, как дрожат твои ресницы...

И если я могу, если в моих силах - словами - подарить тебе счастье, хоть немного сделать полегче твою жизнь - то не в этом ли смысл жизни вообще - дарить Любовь, и не в пространство кому-то там, и не всем, а - одному, Тебе одному, мой рыцарь Венсан де Брие, мой любимый грустный Поэт... Я Слова твои с ладони на ладонь пересыпаю бережно и нежно, и только блики по стене - цветные, калейдоскопом - возвращая Детство, и ту же свежесть и непосредственность восприятия, когда кажется, что Любовь - навек, и Разлука - навсегда... Господи боже ты мой! Ну, не может же этого быть! Не можем мы, современные люди, в век поездов и самолетов, не встретиться никогда! Ну, пойди же ко мне, положи голову на мои колени - я поглажу тебя, чтобы ушли беспокойство и боль, сядь рядом, прислонись к моему плечу... ты чувствуешь, как моя сила и моя любовь переливается в тебя? если мы с тобой так похожи - то мы, наверное, одной крови... и если я могу дать её тебе, то что за причина, которая помешает мне это сделать? Ведь ни время, ни расстояния не разлучат нас - коль мы всё равно рядом - вот, протяни руку - и встретишь мою..."

ГЛАВА 11

1

Поселок Мери-Сюр-Шер в полумиле к западу от Вьерзона представлял собой крохотную, заброшенную деревеньку не более чем с двумя десятками домов, прижавшихся к подножию живописного холма. Правда, и в этой глуши имелась своя часовня с гордым названием "Спасения Богородицы" - небольшое прямоугольное строение с изогнутым западным фронтоном и башенкой колокольни на коньке крыши. Капелланом при ней служил давний знакомец Венсана де Брие Огюст Годар.