Доносится до сознания голос Армана:
— Разрешите представить вам, ваша светлость, удельную княжну княжества Новгородского, Христину Иоанновну Викентьеву.
На языке Флоренции это звучало так себе, слишком иноземно.
Стою в тени, а в свете свеч замерли в волнительном ожидании все. Их лица полны тревоги.
Виконты де ла Кано, мессир Вейлр, капитан Луи, гвардейцы.
Один шаг. Он должен быть сделан. Второй. Выплываю из темноты. Свечи мягко освещают мой облик.
Утренний васильковый сарафанчик, светлая блуза с длинными рукавами, что закреплены серебряными браслетами на запястьях. Тёплая безрукавка, отороченная мехом.
Приложила руку к груди, звякнули цепочки, обращая внимание всех на узкие запястья и тонкие колечки на каждом пальчике.
Опустила покрытую голову в лёгком славянском поклоне. Серебряный ажурный венец с дорогими каменьями держит шёлк вуали, что спускается до плеч, скрывая короткие курчавые волосы.
А затем, подняв голову, встречаюсь с глазами донна Рикардо.
— Мадонна!
Его тихий шёпот звучит главным колоколом в сознании.
Безмолвие. Люди, самые близкие смотрели, поражённо застыв, не зная, что делать.
Держа спину прямо, шла к ним маленькими шажочками, боясь спугнуть. Словно и не шла, плавно плыла, не отрывая взор. Ближе. Ещё.
Глаза донны Адории. Только не влиять ни на что. Мне нужны её чистые эмоции.
— Вы сможете полюбить такой свою девочку? Моя Донна? Будто бы заново?
Первый опустился на одно колено донн Рикардо, а затем все остальные мужчины, находившиеся в маленькой кухоньке. Они склонили головы.
Донна Адория застыла в глубоком реверансе.
Подняв голову, я смотрела на старые балки и деревянные брусья, почерневшие от времени, что служили перекрытиями этой древности. А из глаз текли слёзы. Платочек скользнул из рукава. Величественно подняв руку к лицу, промокнула эту слякоть.
— Вы с дороги. Мы угостим вас чаем и… продуктов осталась немного. Придумаем что-нибудь. Да?
Язык Флоренции, он не очень мне давался. Всегда. Акцент придавал пикантность ситуации. Я просила всех, пока не говорить на другом наречии.
Началась суета. Оказывается, продуктов привезли, и достаточно много. Нам нужно было прожить в крепости ещё несколько недель, хорошо спрятав каравеллу от чужих глаз.
А я оказалась в нежных объятиях донны Адории.
— Девочка наша, любовь наша. Мы уж и надежду потеряли.
А затем, я долго смотрела на месье Вейлра.
— Я прежняя поверьте.
А он словно и подойти боялся. Ловила его мысли. Понимала, что не просто ему принять меня такой. Суеверия и всё такое.
Подошла сама и обняла.
— Знаете, Ивонн, до сих пор креститься, как видит меня.
Встав на цыпочки, поцеловала в небритую щёку друга.
— Ну что вы право замерли. Я виновата перед вами, что не открылась сразу. Вы простите меня когда-нибудь, милый друг?
Он неосознанно кивал в согласии, боясь уронить на щеку скупую мужскую слезу.
Заглянула вновь в его глаза.
— Не влиять, — приказала себе.
