Поцелуй черной вдовы (СИ) - Бергер Евгения Александровна

Кожа зудела, будто мех зверя уже пробивался через нее... Кайл отбросил прочь щетку и похлопал Обсидиана по крупу.

– Ну-ну, успокойся, это все еще я, – сказал он. – Все еще я, – повторил с грустным лицом. – Знаешь, я часто думал, что если Соланж узнает меня настоящего, – он глянул на дом с красивыми окнами, – то перестанет меня презирать. Проникнется, что ли... И вот она здесь, я дарю ей красивое платье, угощаю лучшими блюдами, а она отвергает меня, как и прежде...

Медведь снова в нем заворочался, неповоротливый, но готовый крушить. – Что я сделал не так?

– Сэр, ужин стынет. Может, хватит уже начищать это животное? – Появился на пороге конюшни озабоченный Катберт. – Друзья ваши, я так понимаю, сегодня в другом месте ужинают.

– В другом, – подтвердил Кайл сквозь зубы. – Но ночевать будут здесь. Ты впусти их, не прогляди уж!

– Не прогляжу, сэр. Вы только сами идите в дом... и это... в общем...

– Что? – не выдержал Кайл.

– Уши, сэр, спрячьте их от греха. Вдруг увидит кто...

Уши?

Мужчина схватился за голову, поняв мгновенно, о чем со смущением предупреждает слуга: эмоции, как у несдержанного подростка, спровоцировали его частичное обращение. Кайл думал, что перерос спонтанные перекидывания, ан-нет, и на старуху бывает проруха...

– Благодаррррю, Катберт, – почти прорычал он в сердцах, злясь, впрочем, лишь на себя.

Соланж с Шекспиром вернулись уже ближе к полуночи. Кайл слышал, как оба прокрались по коридору к своим комнатам и затихли...

А утром на девушке лица не было. Он бы решил, что дело в похмелье, но перевертыши не пьянеют, в чем он лично много раз убеждался, порой до страстного сожалея об этом.

Уильям, к слову, тоже был тихим, как никогда. И трезвым.

Но Кайл все равно осведомился:

– Что это с вами, трактирный эль не пошел вам на пользу? Выглядите...

– … Больными? – подсказал молодой человек. – Так голова просто раскалывается.

– Действительно? – Кайл вскинул брови, переводя взгляд с него на Соланж и обратно.

Девушка ковырялась в яичнице, опустив низко голову.

– Да, вечер был еще тот, – подтвердила она. – Сегодня пить столько не буду.

– Сегодня? – Кайл ухватился за главное для себя. – Так вы опять собираетесь бражничать? – И лицо сделал строгим, выказывая свое отношение к данному факту. – Время ли развлекаться, когда на кону... жизнь королевы? Я думал, мы собирались решить, как нам быть дальше...

Вот тут, наконец, Соланж и вскинула взгляд.

– А что здесь решать? – спросила она. – Я сделаю, что задумано – и дело с концом.

Они посмотрели друг другу в глаза, и Кайлу отнюдь не понравилась холодная отрешенность, царящая в них. Будто пламя внутри этой девушки присыпали пеплом...

Что происходит?

Даже сердце ее этим утром билось иначе. Рывками и глухо, словно в каком-то неверном стоккато...

– Пойдем, Уилл, не станем злить Бёрбеджа опозданием. – Соланж поднялась из-за стола, а Кайл так ничем и не отреагировал на ее последнюю фразу. Смотрел, слушал, впитывал ее всю, пропуская через себя, но совершенно не понимал, что происходит...

А что-то определенно происходило.

И он собирался выяснить что.

С этой целью он снова прибыл в театр на представление, отсидел его, мало вдумываясь в сюжет, все больше блуждал в собственных мыслях, а сразу после спросил у Шекспира, где именно они собираются провести этот вечер. Тот в первый момент как будто напрягся, чем лишь подтвердил опасения Кайла, а потом назвал «Кружку монаха». Кайл знал это место и, переодевшись, уже через час входил в двери шумной питейной... За одним из столов, в самом деле выпивали актеры, но не из «Глобуса» – Кайл прошелся по залу и, убедившись, что ни Соланж, ни Шекспира здесь нет, отправился по другим заведениям Саутворка. Тех было немало, но для того, кто одержим одной целью, время и расстояния не имеют значения.

Вскоре Кайл понял, что ни в каких кабаках Соланж с Шекспиром с приятелями не пили: Ричард, Кемп и остальные актеры из труппы «Глобуса» дебоширили в «Колоколе и короне». Кайл нарочно занял место неподалеку и наблюдал, не объявятся ли здесь те, кого он искал...

Не объявились.

Мало того, они уже были дома, когда он вернулся, и утром вели себя как ни в чем ни бывало. Разве что Соль стала бледнее обычного... И сегодня совсем на него не смотрела. Как и Уильям.

Чем эти двое занимаются вечерами? Может быть, на свидания ходят? Иначе зачем бы так дружно отводили глаза и бегали от него.

На этой мысли Кайл совершенно себя потерял: едва эти двое ушли, перекинулся прямо в столовой и разгромил стол с остатками завтрака. Перепуганный Катберт, вбежав внутрь, прижался к стене, глядя большими, выцветшими за годы глазами, как разъяренный медведь крушит посуду и мебель. Когда миновал первый приступ отчаяния, Кайл, как был, улегся посреди полного хаоса, им же устроенного, и пролежал целый час, ни разу не шелохнувшись.

Слуга, молча ретировавшийся прочь, вернулся позже, когда, шатаясь, как пьяный, хозяин брел в свою комнату.

– К вам приходили, сэр, – сказал он.

– Кто? – без всякого интереса откликнулся Кайл.

– Какой-то мужчина. На нищего был похож. Сказал, по важному делу!

– Нищий? – Кайл отвел волосы от лица. – И где он сейчас?

– Так ушел, сэр. Я сказал, кхм... что вы не принимаете в это время. – Слуга покосился на разгромленную столовую. – Мол, не здоровится вам.

Мужчина кивнул, признавая, что Катберт все сделал верно.

Но добавил:

– Если появится снова – проведи ко мне.

– Будет сделано, сэр.

В этот день Кайл не поехал в театр. Боялся, не сдержится, учинит опасную глупость... Например, вцепится Рутленду в глотку, когда тот снова пошутит насчет «еретичек с пышными волосами» или рыкнет, оскалив острые зубы, на Пемброка, возомнившего себя знатоком человеческих душ, а потому насмехавшегося над его интересом к молоденькому поэту. Мол, в этом есть нездоровое любопытство, кое сгубило не одну уже душу... Одумайтесь, граф!

Совет был хорош, пусть и не к месту, но Кайл решил им воспользоваться: засел дома, перебирая бумаги отца, в надежде вызнать хоть что-то о тайне собственного рождения. Так глубоко закопался в бумажные дебри счетов, бухгалтерских книг, заметок матери по хозяйству, что очнулся уже ближе к вечеру, когда хлопнула дверь.

Кто-то пришел.

Он поднял голову, различая шаги в коридоре, и в проеме открытой двери увидел Шекспира.

– Ты сегодня не приехал в театр, – произнес молодой человек как будто с укором.

Кайл хмыкнул.

– Вы потому вернулись так рано? Прошлые вечера вы не очень-то торопились сюда.

Уильям вспыхнул, даже уши его сделались красными.

– Ну это... ты сам понимаешь... – замялся он вдруг. Но, тут же переменившись, спросил с беспокойством: – А разве Соланж не с тобой?

– Со мной? – Кайл искренне удивился. – Это она от тебя не отходит, а я что, раздражающее препятствие... – И замолк, увидев, как вытянулось лицо собеседника. Он поднялся на ноги. – Так вы не вместе? – спросил в свою очередь. – Вы ж как нитка с иголкой...

Уильям похлопал по своей сумке.

– Я ходил в лавку за перьями, а Соланж собиралась вернуться домой... – И такой он сделался белый, такой дрожащий и перепуганный, что не схвати его Кайл за рубашку и не встряхни хорошенько, тот точно свалился бы на пол на подгибающихся ногах.

– Где, – пугающим тоном процедил он, – где вы с Соланж пропадали последние вечера? Признавайся мне, живо. И не лги, что с актерами по тавернам шатались, я знаю, что это не так.

Взгляд его, наверное, страшный, вперился в молодого поэта.

– Задушишь, – прохрипел тот. – Мавр ревнивый! Мы по театрам ходили... Соланж заработать хотела...

– По театрам? – Рука Кайла ослабила хватку, и Уилл глотнул воздуха полной грудью. Но его визави тут же напрягся: – Какого черта? – выругался в сердцах – Зачем ей деньги? Ну, говори.

– Соланж надумала подкупить кого-нибудь из людей Эссекса и выведать, где ее близкие. Думала, если предложит хорошую сумму, кто-нибудь да расскажет ей правду...